Подлунное Княжество

Из помещения доносилась заунывная музыка — нечто среднее между воплями мартовских котов и скрипом высохшего дерева. Так обычно звучит двуручная пила — распространенный инструмент среди бродячих музыкантов. Хрипловатый голос, исключающий даже тень надежды на наличие слуха у музыканта, завывал так, что дрожали стёкла.

Музыкант, по-видимому, относился к мастерам своего цеха, коим под силу исполнять обрывки песен дошедших со времён древних. Ремесло непростое. Свою песню сочинит и исполнит каждый дурень, а вот попробуй спеть чужое особенно, когда ни черта в тексте не понимаешь… Здесь особый дар нужен! По крайней мере, так утверждают те, кто зовёт себя музыкантами.

Ратибор толкнул дверь. В ноздри ударило сногсшибательной смесью из ароматов прокисшего пива и сладковатого запаха дурман-травы. Просторный зал едва просматривался, погруженный в белёсый туман. Гуляли здесь от души…

Ратибор переступил через порог. Голова всадника слегка закружилась. На секунду ему показалось, что он задыхается в атмосфере пропитанной запахами давно немытых тел и тлеющих не один час кальянов. Сдерживая тошноту, Ратибор прошёл к стойке. Головы сидящих за столиками, ползающих по заплёванному полу, даже завывающего музыканта, повернулись в его сторону. В спёртом воздухе вспыхнула и понемногу разгоралась злобно-тупая агрессия, давно тлевшая в одурманенных головах и ждавшая малейшего повода, чтобы вырваться наружу.

Ратибор мысленно похвалил себя за то, что накинул перед входом плащ. Кто знает, как бы подействовала на местный сброд форма всадника. Скорее всего, это была одна из шаек, коих немеренно рыскало по Степи и в Подлунном после гибели Справедливого и развала мятежного войска. Кое-кто из татей, не стесняясь, провозглашал себя чудом спасшимся разбойничьим князем. Грабил под его именем.

Стараясь не делать резких движений (для потерявших страх шакалов любой чих повод к нападению) Ратибор прошёл к прилавку. Улыбнулся краснощёкому мужчине с пышными бакенбардами — судя по описанию мутанта — Дол.

— Мне бы хозяина увидеть, — всадник попытался придать голосу как можно более дружелюбия.

— Ему больше заняться нечем, как перед каждым бродягой представляться, — хмурый взгляд скользнул по фигуре всадника.

— Я ему кое-что рассказать хотел.

— С рассказами к гадалке иди или к бездельникам типа тебя.

— Ты, наверное, и есть Дол? — Ратибор решил провести пробную атаку.

— Догадливый какой! — толстые губы скривились в презрительной усмешке. — Уноси-ка ноги, пока можешь.

— Я думал здесь можно купить чего-нибудь, — Ратибору очень хотелось вытащить наглеца из-за стойки и в манере Сиггурда преподать ему урок хороших манер. К тому же у всадника появились смутные подозрения: Геродот описывал торговца как сребролюбца и пройдоху, но ни как невежду, огрызающегося словно пёс над мозговой костью.

— Ну, так покупай! — пальцы-сардельки нервно барабанили по прилавку. — Нечего болтать!

— Жареное мясо и кувшин чистой воды.

— Воду в колодце наберёшь. Мы таким не торгуем.

— Жаль. Я думал тебе в хозяйстве пара серебряных монет не помешает.

— Покажи!

Ратибор сунул руку под плащ, через секунду на залитом прилавке тускло поблёскивали два кругляша с профилем Воедела. Рука, покрытая чёрными колечками жёстких волосков, метнулась к серебру, пухлая ладонь молниеносно сдвинула монеты на прикреплённую к доскам прилавка полоску железа. Ворожбы боится — догадался всадник — сомнительный, но всё же след чародея. Может быть даже Мериддин.

— Настоящее! — деньги исчезли в кармане торговца. Он опасливо глянул в зал. Гуляки вернулись к своим занятиям: дымили кальянами, хлестали пиво, бросали кости. Музыкант возобновил завывания. — Вы точно не хотите уйти, господин? — тон Дола разительно изменился.

— Пока не поговорю с тобой, если ты хозяин.

— Хозяин-то я хозяин, только уже и сам об этом забывать начинаю, — вздохнул торговец. — Подождите в дальнем углу, за свободным столиком. Вам всё принесут. Поговорим позже, — он окинул сидящих за столиками ненавидящим взглядом, — когда быдло угомонится. Только, пожалуйста, ни с кем не задирайтесь.

— Я разве похож на забияку? — удивился Ратибор.

— Ну, на святого пустынника тоже не особо смахиваете, извините за дерзость, — торговец разве что хвостиком не вилял. — Ты что заказа не слышала?! — заорал он на пьяную толстуху, стоящую рядом. — Выполнять приказ господина! Привыкла на Данку всё сваливать, дармоедка!

Стараясь не задеть пьяных разбойников даже полой плаща, Ратибор прошёл к столику в тёмном углу. Опустился на лавку. Откинулся к стене. Прикрыл веки. Сквозь ресницы внимательно наблюдал за происходящим. Ещё недавно никому бы и в страшном сне не представился бы такой разгул татей. До тех пор, пока держалось Подлунное. Стоял Красоград.

Гибель столицы! Всадник увидел всё, словно это было вчера. Толпы бунтовщиков рассыпались па горящим улицам Красограда. Ещё недавно не желавшие идти в ополчение, надеявшиеся на снисхождение мятежников ремесленники, теперь либо валяются зарубленные, либо из последних сил противостоят озверевшим ордам, видя перед смертью, как насилуют их жён и дочерей, как режут детей, как распинают на воротах домов родителей.

Жалкие остатки двух сотенного отряда всадников засели в оружейной башне. Весь город перешёл к мятежникам, кроме последнего оплота Закона и Справедливости. Князь татей уже пирует в том, что осталось от дворца. Яромир, из кожи коего нарезали ремни, ещё дёргается на колу, одуревшие от выпитого разбойники ещё грабят и насилуют немногих спасшихся от побоища — идёт тризна по Подлунному. Среди всадников вряд ли найдётся десяток чудом избежавших клинков и стрел бунтовщиков. Княжеские воины едва держатся на ногах, лица под слоем копоти, глаза ввалились, кожа на скулах едва не лопается. Но никто и не думает отвечать на предложение Справедливого о сдаче. Всадники не умеют сдаваться. Мёртвые сраму не имут!

Пьяные орды — вино, брага и пиво едва не выплёскиваются из ушей — стягиваются к башне. Может быть, удастся отбить этот штурм? Но обязательно будет следующий! За ним ещё один… Мятежников слишком много: по сотне, а то и по полторы на каждого…

Ратибор один из немногих, кто отделался царапинами. Сейчас его караул. Глаза слипаются. Стараясь отогнать сон, молодой всадник начинает пересчитывать снующие во дворе фигурки. Сотня? Две? Сбился! Ратибору всё равно. Он начинает счёт заново. Главное не пропустить начало атаки. Всаживать свинец в ненавистные хари. Рвать зубами глотки. Царапать ногтями, когда кончатся заряды.

Чья-то рука легла на плечо. Ратибор вскидывает револьвер… Всего лишь Сиггурд и десятник Валидуб. Лицо учителя черным-черно, одна коса расплелась, волосы посерели от пепла. Валидуб качается из стороны в сторону, всё тело в окровавленных повязках, на закопчённом лице белозубая улыбка, в руках сверкающие револьверы.

— Царство небесное проспишь, воин! — голос десятника больше похож на хриплый стон.

— Со мной пойдешь! — Сиггурд не привык тратить время на лишние слова.

Винтовая лестница. Подвалы Оружейной башни. Резервуары с огненной жидкостью. В руках Сиггурда факел. Его пламя выхватывает из липкой темноты бледные лица Крона и Малха.

— Город пал. Мы мертвецы, — наставник говорил быстро, волновался, северный акцент делал его речь едва понятной. — Умереть не страшно. Страшно остаться не отомщенным. Старый Сиггурд сумеет рассчитаться с бунтовщиками. Старый Сиггурд поджарит их вместе с городом. Вы самые молодые в отряде. Отомстите Мериддину. Я не смогу пировать в Валгалле, пока подлый колдун топчет землю. Найдите его. Заберите оставшиеся патроны. Серебро. Уйдёте через тайный ход. Через полчаса я зажгу огненную жидкость.