Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 108 из 111

«И этот туда же! — Ратибор едва сдержался от смеха. — Чёрт возьми, ученики — товар ценный! Вся чародейская братия гоняется за ними по Мирам. Только бороды по ветру трепещут. Неплохая строка, кстати».

— Твой скептицизм оправдан, — Мериддин по-своему истолковал промелькнувшую улыбку. — Когда-то и я пьянел, сжимая ладонью рукоять Эскалибура. Кровь бежала быстрее при виде вражеского войска. Я чуть не вопил от радости, видя, как в мою сторону направляется Вортигерн, чтобы через несколько минут быть обезглавленным моей рукой. И только крах всех начинаний убедил меня, что убийство собственными руками далеко не лучший метод для того, кто творит палитрой Разрушения и звуками Хаоса. Всевед всё ещё глумится над крушением Камелота, не догадываясь, насколько я изменился с тех пор. Ты всё ещё горишь желанием покончить со мной, всадник?

— Слишком много слов, колдун, — Ратибор почувствовал, что мелодия получается слишком уж слащавой и взял резкую ноту. — У меня действительно не поднимется рука на болтливого старца, спрятавшегося за магическими формулами.

— Что ты имеешь в виду, дерзкий мальчишка?!

— Вот-вот, легко обзываться и лепетать наставления, щеголяя плешью… Сединами, если тебе так больше нравится. Должно ли мне серьёзно думать о поединке со старцем, который пускает слюни, вспоминая какие-то древние байки… Не знаю даже… За бороду если только тебя оттаскать. И то совестно. Засмеют потом.

— Ну, ты и наглец! — в голосе Мериддина мелькнуло нечто похожее на отеческую нежность. — Дерзить мастеру перед коим отступили Яга и Всевед! Ты мне определённо нравишься.

— Отступили, говоришь? Хм… Поверить можно, конечно… Из милосердия. Или из-за гуманизма, я их постоянно путаю. Только есть у меня думка: объявись здесь Всевед — другие в отступниках бы числились. Или, к примеру, Яга… Ты вот про остров говоришь — подвиг на подвиге… От наставника своего я другое слышал.

— Проклятый святоша, способный только подглядывать и хаять чужую работу! Что он наговорил о тех славных временах?!

— Славных? Гм… Я слышал лишь о предательствах, вероломстве, насилии и кровосмешении.

— Грязный лжец! — Мериддин готов был взорваться. — А про свои эксперименты он тебе не рассказывал? Про несчастного плотника, одурманенного речами о всеобщей любви? Бедный парень выкинул бы терновый венок куда подальше, знай он, что натворят его последователи. Полмира в кострах! Мучительные казни во имя милосердия! А одураченный погонщик верблюдов? Его благочестивые последователи стали всеобщим пугалом!

— Слова, слова, слова, — вздохнул Ратибор. — Хотелось бы тебе верить, но… Жил у нас в посаде дед Мусей. От блохи за овином прятался да со свечкой спал, чтобы домового отвадить, а рассказывать начнёт… И люди в его времена крупнее были, и земля плодовитее, и куры по три раза на день неслись. А сам уж он… Разве что в Вирии мёда не пивал, да и то потому, что тот не слишком хорош для такого героя.

— Ты мне не веришь?

— Не так чтобы… Но слабовата память у стариков. Сам от того, наверное, страдаешь?

— Ты нахальный юнец, с большим тщеславием и куриными мозгами!

— Таким уж уродился. Сам вижу, что дурак. И кого я обидеть хотел? Старца немощного! Извиняй, чародей. Пойду я. Может, примешь копеечку на старость свою да на моё прощение, — Ратибор сделала вид, что направляется к тоннелю.

— Стой! — Мериддин вскочил с камня. — Горделивый упрямец! Как только с тобой святоша Всевед управлялся?!

— Из-за того с ним и повздорили последний раз. Хотел, говорит, тебя в ученики взять, а ты не лучше Мериддина.

— Гордись, невежа! Подобное не про каждого сказать могут!

Ратибор нарочито небрежно пробежал глазами по висящему на высохшей фигуре балахону, потеребил взглядом жидкую бородёнку, скользнул по лысине.

— Нет уж, спасибо, — пробормотал он, так чтобы услышал чародей. — Нам такая похвала ни к чему.

Желтоватая кожа Мериддина побагровела, пальцы сжались в кулак с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Выцветшие глаза готовы были испепелить всадника. Внезапно чародей рассмеялся.

— Молодец! Второй раз заставил меня раскрыть карты. Встреча важна для нас обоих, юноша. Для судьбы Миров, как бы напыщенно это не звучало. Я не собираюсь жертвовать великим из-за мелочи. А ты?

Ратибор пожал плечами.

— Шлея что ли под хвост попала? — прищурившись, он глянул в небо. — Нет, колдун. Мне один старик надоел до смерти, чтобы тут же со следующим дружбу заводить.





— Ты многого добьёшься, всадник, — улыбнулся Мериддин. — Так упереться из-за глупости! Тебя только на верный путь наставить… Так тебе мешают мои седины?

— Особенно плешь.

— Смотри и учись! — взвыл чародей, исчезая в серебристом облаке.

Ратибор перевёл дух. Сбежать что ли. Не готов он к драке с чародеем. Не готов и всё тут. Как просто всё казалось в мечтах. Теперь же… Душа в пятки уходит. Вроде, как и дерзишь, а самого так и подмывает в ноги броситься. Запричитать:

— Прости, дедушка! Не губи дурня! Отпусти с миром! Не буду я больше!

— Теперь доволен? — низкий голос с хрипотцой прогудел над макушкой, пошевелив волосы. — Я вроде как твой ровесник.

Всадник глянул в сторону гула и обомлел. В шаге от него, головы на три возвышался воин-варвар. Малиновые толстые губы изогнулись в нечто, что можно было назвать улыбкой, если бы не крепостная стена крепких, не боящихся никаких кариесов зубов. Всклоченные волосы торчали в разные стороны, словно колючки заморского зверя дикобраза. Если бы двое Ратиборов захотели, взявшись за руки достать от одного плеча до другого, то им пришлось бы изрядно потянуться. Невыделанная шкура саблезуба выглядела как жалкий лоскуток на широкой спине, а могучие ляжки при малейшем движении грозили разорвать кожаные штаны, пошитые из трёх слоёв воловьей кожи.

— Ты даже и помоложе будешь, — Ратибор судорожно сглотнул. — У нас в школе всадников юнцы мускулами бахвалиться любили. Только с возрастом понимали — не в мышцах сила.

— Ну, ты и привереда, — сломанный в двух местах нос скривился. Всадник не сразу понял, что грянувший гром всего лишь обычное чихание простуженного человека.

— Прямо не воин, а портняжка, или стилист, как некоторые говорят, — варвар растёр склизкую зеленоватую влагу, извергнувшуюся из заросших ноздрей по чёрной проволоке щетины. — Надо было сразу говорить, кем оборотиться.

— Всё нормально, — Ратибор упёрся взглядом в густые завитки тёмной шерсти, щедро уродившейся на пластинах грудных мышц. Задирать вверх голову, отыскивая глаза собеседника — гиблое дело в подобной ситуации…

— Поговорим? — предложил Мериддин.

— Поговорить-то можно, — согласился Ратибор. — Только снова неравенство…

— Что опять? — разозлился преображённый чародей. — Уж девкой я оборотиться не смогу, у тебя, видать только с ними язык как нужно работает.

Из груди бочки раздался гул, который Ратибор определили как смех. Усилием воли сдержал себя.

— Не в языке дело, колдун, — злые нотки всё же прорвались наружу и укололи чародея даже сквозь нынешнюю толстую шкуру.

— А в чём?

— Ты хоть и отроком заделался, что до чёрных мух в глазах мешки с песком поднимает, чтобы, значит, мышцы росли на радость содомитам, — всадник умел возвращать шпильки. — Но не в том дело… Поспорим мы с тобой, как водится в добром разговоре. Я тебе кулаком в зубы. Теперь не постесняюсь, даже за честь сочту… А ты меня в таракана… Несправедливо… Слушай, неужто и вправду девкой не можешь? Ради интереса просто… Всевед, наверное…

— Ни слова о лживом святоше! — взревел варвар. — Мне под силу такое…

— А девкой не можешь…

— Честь не позволяет!

— Честь в добром споре не аргумент. Вон, сотник Карабин поспорил с посадским Добраном — у кого струя после бочки пива дальше ударит. Так оба почтенных человека не постыдились перед половиной города, что в свидетели навязались, порты расстегнуть и достоинство явить. А ты говоришь…

— Ты редкий хитрец, смертный!