Страница 16 из 30
До того черного дня России еще далеко. Весна 1878 года. Арсеньев и Уваров заняты организацией путешествия Сергея Александровича по северо-западным областям родной страны. Такие путешествия были обязательны для всех великих князей в качестве завершения общего их образования. К середине лета все готово, и 13 июля Сергей и Павел отправились из Царского Села на три дня в Новгород, осмотрели его достопримечательности и на пароходе поплыли по Волхову. Далее предстояло ознакомление с Ладогой, посещение Валаама, окрестностей Свири, Петрозаводск, Вытегра, Белозерск, Кириллов монастырь, Череповец, Рыбинск, возвращение в Царское Село. Сергей Александрович постоянно вел дневник. Записи в нем свидетельствуют не только о его патриотизме и добропорядочной набожности, но и о честном и критическом отношении – что вижу, то и записываю. Если надо, то без прикрас. «Епископ нас принял нескончаемой речью, а слово было довольно банальным». «Нам показывали льняное производство здешней губернии, очень примитивное!» Он недоумевает по поводу отсутствия фигур Ивана Грозного и Меньшикова на памятнике 1000-летия России. Вновь восторгается тем и этим, упивается поездкой. Слово «восторг» иной раз снабжено аж четырьмя восклицательными знаками. Но если что не нравится, прямо записывает: «Дурно поют, ничего старинного нет, довольно грязно все содержано…» Или о монахах в Новой Ладоге: «Фискальная система сильно развита, и они все очень далеки от настоящей братской любви».
Так называемое высшее петербургское общество во второй половине XIX столетия сильно развратилось. Замужней женщине иметь любовника – это так пикантно и романтично. Мужчине не стремиться умножать количество любовниц – фу, какое занудство! Да что там, ежели сам государь открыто живет в императорском дворце с любовницей. Неженатые и женатые молодые люди, окружавшие Сергея Александровича, постоянно пытались вовлечь его в круг чувственных удовольствий, даруемых доступными женщинами. А он упорно в сей круг не вовлекался. «Я ему откровенно признался, – писал он в 1877 году в своем дневнике о разговоре с приятелем, – как мне трудно в моем положении истинно заняться военной службой, находясь в Петербурге… Наконец, я объяснил, как мне противна жизнь наших молодых офицеров, эти кутежи, беспорядочная жизнь, и все это мне просто гадко».
Ему претила расхожая любовь, это был поистине чистый молодой человек, относившийся к беспорядочным амурным похождениям как к чему-то грязному и недостойному его. Он готовил себя к главной встрече в своей жизни. А о нем уже вовсю сплетничали. Не разделяет походов своих сверстников к дамам легкого поведения? Значит, у него иные пристрастия, куда более постыдные, нежели обычное распутство.
Не такой, как все… Но его будущей супруге и нужен был именно не такой, как все, если эти все ведут себя неподобающим образом, если они не несут в себе духовной глубины и чистоты, подобной водам великого Байкала.
Они давно уже знали друг друга, присматривались друг к другу, постепенно привыкая к мысли, что они – пара. Хотя нередко можно встретить суждение о том, что -
Между ними мгновенно вспыхнула яркая и горячая любовь
Безусловно, Сергей и Элла явили миру удивительный пример чистых супружеских отношений. «Голубок и горлица никогда не ссорятся, мирно живут…» Нет никаких свидетельств об их разладах и ссорах, не говоря уж о каких-то даже намеках на измену, даже о мимолетных помыслах. Никогда надолго не расставались, всюду вместе. Жили прочно и непорочно. Такое разве бывает? Бывает. И не так уж редко. Просто грязь больше заметна, чем чистота. Глаз инстинктивно замечает грязь, дабы дать сигнал – это надо очистить. И потому начинает казаться, что грязи больше, нежели чистоты. Но я знаю много браков, столь же неоскверненных даже самыми мимолетными сторонними увлечениями, как у Сергея и Эллы.
Главное, что их связывало в жизни – глубина души, чистота помыслов, умение видеть в мире красоту. И – необыкновенная душевная отзывчивость, ранимость, неравнодушие к своим и чужим горестям.
До того, как они стали мужем и женой, им обоим довелось пережить страшные потери.
Принцесса Элла потеряла брата Фритти, угасшего от гемофилии после неудачного падения из окна, а затем – младшую сестру Мэй и мать Алису, скончавшихся от дифтерии. Тяжелейшее горе! Но буквально через несколько месяцев отец задумался о новом браке. В 1879 году старший брат безвременно усопшей Алисы, принц Уэльский, предложил в жены Людвигу младшую из своих сестёр – принцессу Беатрису. Но можно ли жениться на родной сестре покойной жены? Нет, запрещено. Попробовали через парламент отменить сей запрет. Даже провели опрос, и англичане поддержали акт об отмене запрета. Поддержала и палата общин. А палата лордов оказалась непреклонной. И жениться на сестре Алисы Людвигу запретили.
Все эти передряги проходили буквально на глазах у осиротевших детей. Хотелось ли им иметь вместо матери ее родную сестру?… Об этом остается только гадать. Но думается, что едва ли. По прошествии времени они бы смирились, но спустя всего пару месяцев после смерти матери, скорее всего, они воспринимали это как кощунство и оскорбление ее памяти.
Нечто подобное происходило в это же время и в жизни Сергея. Только его отец уже давно жил с другой женщиной, а родная мать страдала. К тому же у нее с середины 60-х годов обнаружился туберкулез, от которого она стала чахнуть. Не случайно эту болезнь называют чахоткой.
В день совершеннолетия Долгорукая прислала Сергею в подарок пышный букет цветов, но подарок возымел противоположное действие – юноша пришел в негодование. Как она посмела!
Матери уже не помогали ни лекарства, ни поездки на курорты Крыма и Франции. Кашель, сильные головные боли. Зиму 1879–1880 годов Сергей провел с матерью на Лазурном берегу, в Каннах. Заменял ей сиделку, вслух читал книги, ухаживал, как мог утешал. Все уже понимали, что конец близок. Вернувшись в Петербург, императрица еще должна была пережить страшный теракт в Зимнем дворце. Вряд ли он способствовал улучшению ее здоровья!
22 мая 1880 года туберкулез увел Марию Александровну в лучший мир. Отмучившееся тело ждал Петропавловский собор Петропавловской крепости, где государыня упокоилась в великолепном саркофаге. Как известно, наводнения в Петербурге случаются от того, что сильный ветер нагоняет волну с Финского залива. В день похорон несчастной императрицы часть города затопило. Сергей переживал. Кузен Константин записал: «Бедный Сергей был бледнее своего белого кирасирского мундира. У меня сердце болит, глядя на него».
Каково же было новое потрясение, когда на сороковой день в Большом Царскосельском дворце отец вступил в морганатический брак со своей давней любовницей, а де-факто женой. Хоть бы год подождал! Зачем же так нарочито скоро! Но никто тогда не знал, что в законном, хоть и морганатическом браке с той, кого он так любил, государь и года не пробудет, ибо жизнь его оборвется через девять месяцев.
Тяжело переживая смерть матери и столь скорое бракосочетание отца, Сергей Александрович на некоторое время заперся в подмосковном имении Ильинском, доставшемся ему в наследство от матери. «Этот удар был страшный удар, и видит Бог, как я до сих пор еще не могу прийти в себя. С ее смертью все, все переменилось. Не могу я словами выразить все, что наболело в душе и на сердце; все, что у меня было святого, лучшего – все в ней я потерял; вся моя любовь, моя единственная сильная любовь принадлежала ей», – напишет он спустя почти год после смерти Марии Александровны.
А в это время страсти накалились в Дармштадте вокруг ухаживаний, а фактически сватовства к принцессе Элле со стороны будущего германского кайзера Вильгельма II. Еще в 1875 году, побывав в Дармштадте, шестнадцатилетний Вилли не на шутку влюбился в свою одиннадцатилетнюю кузину, писал своей матери восторженные письма, в которых утверждал, что ждет не дождется того времени, когда сможет назвать ее своей невестой, что Элла самая красивая девочка из всех, кого ему доводилось увидеть, что у них сложились самые теплые отношения. Через два года, вновь побывав в Дармштадте, он снова пылал от восторга, писал, что если красота Виктории и Ирены померкла, то красота Элла засияла с большей силой. Ухаживания усиливались с каждым годом. Приезжая в Дармштадт, Вилли не давал двоюродной сестрице проходу, все время пытался дотронуться до нее, заставляя девушку в испуге отшатываться. Он все больше казался ей смешным и нелепым, несдержанным, а порой и просто глупым. Против возможного брака всеми силами выступала мать Вильгельма. Не последней причиной тут был риск гемофилии, факты которой уже проявились. Вилли приходил в отчаяние. Он, несмотря ни на что, жаждал взять Эллу в жены. И даже мать стала склоняться к неизбежности этого брака.