Sputnik

— …ты не можешь не повиноваться, — продолжила за него Наташа, тяжело вздыхая.

— Да.

Не это она хотела достать. Что угодно, но не это. Она искала информацию о том, где он родился, о его семье, как его звали, пока он не стал безымянным солдатом. Но с большим трудом и рискуя навсегда быть отстраненной от работы и сосланной в Сибирь, она смогла достать лишь старую папку. Практически пустую, с одним-единственным листком, на котором чернели от руки написанные слова, делавшие из и без того покорёженного Солдата жестокую военную машину.

— И как ты..?

— Мне дают приказ, я выполняю. Потом память об этом стирают, оставляя лишь то, что нужно.

Наташа прижала ко рту ладонь, чтобы заглушить всхлип. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы, но ей было слишком больно, чтобы сдержать их. Романовой казалось, что ее распороли как старое одеяло. Вывернули наизнанку, вытряхнули на пол все, что было, и прошлись несколько раз по внутренностям шипованными ботинками. В голове не укладывалось то, с какой жестокостью обошлись с ним, с ее Солдатом.

Наташе было плевать на то, что сделали с ней. Там подрезали, тут убрали, натренировали, научили, — идеальный агент готов. Такой как она нельзя было родиться, можно было только стать. Но он… он не заслужил, чтобы в его голове ковырялись, выдергивали по ниточке воспоминания, заставляли делать что-то против воли. Он не поступал на эту службу и не выбирал себе этот путь. Он вообще ничего не выбирал.

— Ты можешь им как-то противостоять? — спросила Наташа, вытирая ладонями влажные щеки. — Ты же гораздо сильнее каждого, сильнее их всех.

Солдат повернулся, услышав, как надрывно дрожит ее голос. Голубые глаза растерянно посмотрели на нее, взгляд зацепился за капли слез на лице.

— Есть ещё одна команда, — сказал он, тихими шагами отмеряя расстояние от окна до стола, за которым она сидела. — Если ее произнесут, я выключаюсь. Тогда они снова копаются в моей голове и настраивают как надо.

— Что за команда?

Он молча подошёл к столу, придвинул к себе лежавший раскрытым старый блокнот. Смотрел на него несколько секунд выжидающе, словно до последнего не мог решить, посвящать ли Наташу в эту тайну. Взял в руку карандаш неуверенно — держать оружие за столько лет он привык гораздо больше. Что-то торопливо написал. Наташа неотрывно следила за каждым его жестом.

Солдат отложил карандаш и протянул ей блокнот. На желтоватом листе в клеточку размашистым угловатым почерком было написано «sputnik».

Наташа подняла глаза, улыбнувшись.

— Это так иронично, — сказала она, поднимаясь со стула. — На русском это слово означает «тот, кто сопровождает в пути».

Солдат перевёл на неё взгляд. Приблизился, касаясь ее совсем недавно простреленного предплечья, осторожно переплел пальцы. Он боялся трогать ее хрупкое тёплое тело холодной бионической рукой разрушителя, особенно в такие моменты. Видел, как она плакала, плакала из-за него, но не до конца понимал это. Нутром ощущал, как в этот момент протестует до боли знакомый голос. Голос того, кто не подвластен программе, не подвластен КГБ.

Где-то внутри он слышал голос человека, влюблённого в рыжую девушку, что стояла напротив.

Аккуратно потянув за руку, Солдат притянул Наташу к себе, обнял ее за талию.

— Тот, кто сопровождает в пути, — повторил он ее слова медленно, вдумываясь в их смысл. — Как ты сопровождаешь меня?

Наташа кивнула, обвивая руками его широкую спину, и прижалась к сильному телу, прикрыв глаза.

— В каком-то смысле.

— Когда я с тобой, я чувствую себя в безопасности, — сказал он, крепче обнимая ее, будто боялся, что она сейчас исчезнет. — В безопасности от того, что… от того, что гложет меня внутри.

Вздрогнув, Наташа едва заметно покраснела. Дернулась, чтобы поднять голову и посмотреть на него, но замерла в его руках, прижимаясь к гулко стучащему сердцу.

Из открытого окна в квартиру пробирался декабрьский холод. Трогал незадернутые занавески, заставляя их тихо шуршать на сквозняке, чем добавлял моменту напряженности. Ночная тьма обволакивала, застилала мягкой тёплой простыней, тихо обнимала за плечи.

Где-то на плите остывал давно вскипевший чайник.

Робкий аккуратный жест, совсем не свойственный сотканному из металла и стальных мышц убийце. Прикосновение тёплых пальцев к нежной коже, растерянный взгляд полупрозрачных глаз. Солдат дышал глубоко, ровно, в такт сбивчивой музыке собственного сердца. Он смотрел на Наташу внимательно, и шёлк его тёмных ресниц подрагивал, перетягивая внимание на себя.

— Я попробую пробраться в архив ещё раз, — едва различимым в тишине шепотом произнесла Романова. — Найду папку с твоими материалами, достану ее. Ты должен вспомнить, я хочу тебе помочь…

— Ты уже помогла мне, — ответил Солдат, обхватывая ее руками ещё крепче и касаясь губами бледного лба. — Я бы давно всадил пулю себе в висок, лишь бы только не выполнять больше приказы и не слышать эти голоса в голове. Если бы не ты, Наталья.

Услышав из его уст своё имя — полное имя, которым даже руководство называло ее очень редко, — Наташа улыбнулась. Это было ещё приятнее, чем впервые услышать случайно сорвавшийся с его губ стон наслаждения. Он никогда прежде не называл ее по имени — Зимнему Солдату это было запрещено, а значит, сейчас с ней говорил тот, кого заперли в его сознании. И он наконец начал пробиваться сквозь воздвигнутую стену.

Уголки ее пухлых губ приподнялись, руки потянулись к его шее, и Солдат вновь вздрогнул. Он вздрагивал каждый раз, когда она касалась его сзади, словно все время ждал удара в спину. Хотел это перебороть, но на уровне искалеченного подсознания просто не мог окончательно расслабиться и отдать полный контроль над своим телом. Романова знала это. Видела, как напряжены его мускулы все время, как сосредоточен взгляд. Солдат не был бы Солдатом, если бы не контролировал территорию, не прислушивался к шорохам в ночной тишине. Если бы мог спокойно уснуть рядом с ней в ее постели. Хотя бы один раз.

Притянув его к себе, Наташа привстала на носочки, целуя ямочку на четко очерченном небритом подбородке и чувствуя, как щетина колет нежные губы. Сильные металлические пальцы невесомо провели по ее позвоночнику вверх к шее, подцепили шпильку, удерживавшую пучок. Рыжие локоны рассыпались по ее плечам языками пламени. Она слышала, как он втянул носом их запах, вздрогнула, когда Солдат запустил руку в ее волосы и холод бионики коснулся тёплой кожи.

Он подхватил ее второй рукой, заставляя Наташу обхватить свой пояс бёдрами. Сухие жесткие губы опустились на проступавшую под бледной кожей венку на ее шее. Романова издала первый томный стон, прикрывая глаза и склоняя голову набок, впилась цепкими пальцами в его плечи. Торопливые касания быстро превратились в своевольные, обжигающие страстью поцелуи, и она уже готова была умолять, чтобы он не останавливался.

Солдат сделал шаг к стене, прислоняя Наташу к ней спиной и вдавливая в неё бёдрами так, что девушка вновь не смогла сдержать шумный возбуждённый выдох сквозь приоткрытые губы. Ее футболка полетела на пол, и он губами проложил дорожку от шеи к острым ключицам, не оставляя ни сантиметра без внимания. Спустил руку с ее затылка на обнаженную грудь, накрывая металлической ладонью.

Обхватив его лицо руками и запуская пальцы в темные волосы, Романова притянула его к себе. Впилась в губы с такой силой, с какой сталкиваются друг с другом две планеты, разрушая ударной волной все на своём пути. Наташа дрожала в его сильных руках, способных в любой момент сломать такую, как она, пополам, млела под каждым прикосновением и крепче обхватывала его бёдрами, не позволяя отстраниться ни на миллиметр.

— Что бы ни случилось, не забывай меня, — прошептал он сбивчиво, обжигая дыханием ее губы. — Прошу, не забывай меня, Наталья…

Она опустила одну руку на его обтянутую плотной тканью кофты грудь, ладонью чувствуя оглушительно громко стучавшее сердце. Рваное дыхание одно на двоих, кислорода в комнате, несмотря на открытое окно, непростительно мало.