Sputnik

Наташа с трудом нашла в себе силы разомкнуть крепко сжатые вокруг его пояса бёдра и отпустить его. Провела кончиками пальцев по оставленным на его спине красноватым следам, чувствуя, как расслабляются стальные мускулы.

Солдат поднял голову, внимательно и чуть растерянно смотря на Наташу. В почти прозрачных голубых глазах десятки несказанных слов безмолвно замерли до лучшего момента.

Разжав мертвую хватку на руке девушки и поднявшись на локте, он молча опустился рядом с ней на подушку. Медленно, почти нерешительно протянул руку к ее талии и обнял, обжигая разгоряченную кожу металлическим касанием. Повернул голову на бок, носом зарываясь в ворохе взлохмаченных огненно-рыжих волос и вдыхая пьянящий запах.

Наташа наблюдала, как настроенная на бой машина-убийца с нечеловеческой силой, скоростью и ловкостью, металлической рукой — чудом советской инженерии, мирно лежала рядом с ней. Пальцами коснувшись его небритой щеки, она невесомо погладила его подбородок и скулы, восторженно смотря, как уголки его губ приподнимаются.

— Почему ты на меня так смотришь? — недоверчиво спросил он, поймав Наташин взгляд.

— Потому что я первый раз вижу, как ты улыбаешься.

Растерявшись, как малолетний хулиган, пойманый за озорство, он опустил глаза. Задумался на минуту, сдвинув брови совсем по-мальчишески. Взрослый мужчина, выносливый, полный жизни и физической силы, но с таким детским наивным взглядом время от времени. И красивый, невероятно красивый для молчаливого солдата.

Ее голос, ее прикосновения, даже просто нахождение рядом были ему необходимы. Отныне уж точно. Они возрождали в нем что-то давно разрушенное до самого основания, собирали поломанные куски вместе, строили заново то, что раньше было уничтожено и не поддавалось реконструкции.

Наташа напомнила, что он все ещё человек. Живой, из плоти и крови, хоть и не на все сто процентов. Не программа, не машина. Просто солдат, не понимавший, насколько он потерян, одинокий, давно утративший дом.

Пока она не впустила его в свой.

========== 4. ==========

— Поезд? — переспросила Наташа удивлённо.

— Да, поезд… это было какое-то задание. И там был… там был человек.

Солдат смотрел в стену, задумавшись, его сосредоточенный взгляд сверлил обои вот уже минут десять. Брови нахмурены, губы поджаты. В голове шёл тяжелый процесс — бестолковые попытки собрать хоть одно воспоминание по кусочкам. Картинки возникали яркими вспышками на доли секунды и тут же исчезали, фрагменты ускользали, как выскальзывает из мокрых рук мыло.

Наташа лежала на его живом плече, ощущая на своей спине тёплую руку. Кончиками пальцев гладила по груди, четко очерченным кубикам вечно напряженного пресса, рассматривая лицо Солдата. Когда он сдвигал брови вот так, серьезно смотрел куда-то вперёд, она знала, что он пытается вспомнить. Хватается за обрывки сознания, хочет все соединить и понять наконец, что за лица видит в беспокойных снах, что за голоса слышит в голове.

— Ты помнишь, кем этот человек был тебе? — спросила девушка.

Солдат ещё несколько секунд смотрел на стену пустым взглядом, после чего повернулся к ней и покачал головой, шумно вздохнув. Он прикрыл глаза, и Наташа, положив ладонь на его щеку, притянула его лицо к себе, мягко целуя в лоб. Ее сердце сжималось каждый раз, когда она видела, как он не находит себе места, пытается собрать то, что у него без спроса отняли, не оставив ничего взамен. Она твёрдо решила помочь ему, помочь как угодно — лишь бы не видеть, как он мучается.

— Помнишь ещё что-нибудь? — Коснувшись кончиками пальцев его лица, Наташа мягко провела по чёткой линии подбородка. — Что-нибудь о детстве, может.

— Я даже имени своего не помню, — с неподдельной болью в голосе ответил Солдат.

Он замолчал, глубоко дыша и отсчитывая секунды ударами сердца, спокойными и размеренными. В ночном полумраке он казался призрачным, эфемерным, бледная кожа мерцала в тусклом свете торшера. Неровно постриженные черные волосы рассыпаны по обнаженным плечам, лицо сосредоточенно и слишком красиво в своей отчуждённости.

Наташа мягко погладила его, тихо прошептала что-то успокаивающее, прежде чем затянуть в сладкий плен искреннего поцелуя, влажного и горячего. С нотками ее томной ласки и его хриплого дыхания. Наташа всегда начинала медленно и нежно, как будто боялась сделать резкое движение, спугнуть, но Солдат быстро подхватывал и брал инициативу в свои руки уже спустя пару секунд. Его поцелуи всегда жадные, обжигающие и плавящие кожу. Он ловил каждое ее движение, каждый беззвучный стон сквозь приоткрытые губы. Забирал ее всю без остатка и отдавал всего себя — большего дать просто не мог.

Нависнув над хрупким телом, упираясь бионическим локтем в кровать, Солдат притянул девушку к себе второй рукой. В нос ударил сладкий запах ее рыжих волос, тонкие пальцы скользнули по его напряженным мускулам, игриво очерчивая их рельеф. Наташа отстранилась, и он опустился совсем рядом, утыкаясь в ее шею и не отпуская от разгоряченной груди.

Она задумчиво перебирала его волосы, скользила пальцами по скулам и точёному профилю, и то, что сначала казалось совершенно неадекватным, постепенно становилось единственно разумным. Наташа знала, что он сделает все, чтобы отговорить ее, а потому не стала рассказывать о своём плане найти на него досье. Документы существовали, и они должны были быть где-то. В сейфе, засекреченном архиве, у кого-то на руках. Не важно. Романова твёрдо решила достать их, во что бы то ни стало.

***

На тренировках с Солдатом она никак не выдавала себя перед руководством и одногруппницами.

Сначала ей казалось, что продолжать заниматься с ним на ринге будет невозможно. Выдерживать и парировать удары тех рук, что по ночам сминают ее талию, следить за действиями сильного тела, что позже прижмет ее к кровати. Слышать указания из уст, что целуют ее так жарко, каждый раз доводя до дрожи. Но в процессе они оба вошли во вкус, и это превратилось в странную, но очень затягивающую игру.

Наташа делала успехи, становилась все лучше и лучше, оттачивала технику. Солдат изо всех сил старался не поддаваться ей, чтобы не вызвать никаких подозрений. Видел, что она действительно сильная, хоть и кажется хрупкой, особенно по сравнению с ним. Теперь ей не приходилось довольствоваться редкими случайными прикосновениями — время от времени удавалось и попасть по нему, и уложить его на лопатки. И будет наглой ложью сказать, что это совсем не возбуждало.

Когда Наташе удавалось сбить его с ног и прижать к полу, она ликовала. Сидела на нем, держа сильной ногой его металлическую руку, и смотрела сверху вниз в его голубые глаза, улыбаясь. Зеленов, наблюдавший за тренировками, думал, что в Романовой проснулась новая волна спортивного азарта, — мол, довольная, радовалась, что наконец может потягаться с Солдатом. Он не видел, как после она тайком прокрадывалась в его раздевалку, чтобы зацеловать.

Тайком куда-то прокрадываться вообще переросло у Наташи в ежедневную рутину. Она стала в этом так хороша, что ни сам Зеленов, ни полковник Степанова не заметили, когда она пробралась в секретный архив и все-таки нашла в отсеке на букву «З» папку Солдата.

***

— Ты знаешь, что это такое?

Голубые глаза скользнули по сжатому в руке листу бумаги. Взгляд напряженный, брови нахмурены.

— Да.

В твёрдом голосе холод и сталь. Брошенная без намёка на хоть какую-то теплоту фраза ударила Наташу по лицу как пощечина.

— Расскажешь мне? — попросила она.

Солдат опустил листок, сминая его в кулаке. Плечи дернулись, по спине пробежал мороз, покрывая кожу россыпью мурашек. Он повернулся к открытому окну, чтобы не смотреть на Наташу. Вдохнул морозный декабрьский воздух, позволяя ледяным прикосновениям окутать тело.

— Это код, — наконец заговорил он, обращаясь к Романовой, но по-прежнему смотря куда-то в окно. — Дополнение к программе. Той, что в моей голове. Когда я нужен им для выполнения задания, Белов зачитывает его, и…