Я не продаюсь

– Да, – говорит так сухо, что не понять, кто звонит.

Да и так ли это важно для меня?

Я отворачиваюсь, гляжу на приближающуюся площадь. Мы спускаемся всё ниже и ниже, и если через пару минут не выйдем, то пойдём на второй круг. И тогда, возможно, он опять придвинется ко мне. Но эта мысль впервые не вызывает у меня протеста. Мне скорее интересно, как он будет себя вести. Сможет остаться таким же спокойным и отстранённым или всё-таки сорвётся?

Но узнать это сегодня я точно не смогу, потому что Генри убирает телефон и придвигается к выходу, убирает цепь и выходит, чтобы подать мне руку. Я быстро вкладываю свою, от удивления чуть не забыв игрушку.

– Боюсь, что нашу прогулку придётся прервать, – говорит он, когда мы немного отходим.

И это звучит так сухо, почти безразлично, что мне даже становится немного обидно. Ведь я, кажется, совсем не против продлить наше странное свидание.

К выходу мы идём молча, хоть я то и дело бросаю в его сторону осторожные взгляды. Но он настолько поглощён своими мыслями, что даже не замечает этого. И я невольно вспоминаю его слова об угрозах и покушение. Два домика в горах и то, как я закрыла дверь перед лицом его матери. А извиниться так и не успела. Правда, сейчас не лучший момент для того, чтобы просить её номер. Но сделать это всё равно нужно.

Генри провожает меня до машины, нежно касается губами тыльной стороны ладони и говорит тихо, глядя прямо в глаза:

– Спасибо за чудесно проведённое время, Мила.

Я точно знаю, что нужно что-то сказать в ответ, но никак не могу подобрать нужные слова и упускаю момент. Он отстраняется и открывает дверь, и я молча скольжу внутрь салона.

– И тебе спасибо, Генри, – говорю тихо, глядя ему в след.

И обещаю себе, что следующий раз скажу это, глядя в глаза. Если, конечно, всё пройдёт также хорошо, как сегодня.

Обратная дорога занимает чуть больше времени из-за пробок, а я вдруг чувствую себя ужасно одинокой на заднем сиденье. И единственный, кого я сейчас могу обнять, это плюшевый медвежонок, от которого точно не дождёшься тепла и поддержки. Но я всё равно беру его, сжимаю, зарываясь лицом.

Дом встречает меня тишиной и спокойным голосом дворецкого:

– Во сколько желаете, чтобы подали ужин?

От того, как он это говорит, как смотрит, становится ещё хуже, и я острее ощущаю своё одиночество.

– Через полчаса, – говорю тихо.

Поднимаюсь к себе, пристраиваю игрушку на кровать и тянусь за телефоном. Но ни пропущенных звонков, ни сообщений там нет. Впрочем, если вспомнить, как я говорила со Сьюзи, наверное, это и не удивительно. И никакие обстоятельство меня не оправдывают. В конце концов, ей тоже пришлось несладко во время покушения. Поэтому я быстро набираю: «Прости. Я, кажется, погорячилась».

И лишь потом спускаюсь вниз.

Чтобы опять почувствовать себя до жути одиноко. Одна за длинным столом, а рядом лишь два ряда пустых стульев и несколько блюд. Слишком много для меня. Но разве не об этом я мечтала?

Небо за окном хмурится, словно заразившись моим настроением, так что в комнате сразу становится сумрачно. Но уже через мгновенье загорается люстра. Я со вздохом отрываю взгляд от окна. Есть совсем не хочется. Но я всё равно беру вилку и вяло ковыряю гарнир.

А мысли текут в неожиданно русло. До сегодняшнего дня я как-то не думала о денежной стороне вопроса, просто хотела вернуть дом и всё. Сейчас же словно впервые осознала всё: размеры дома, количество слуг. Сколько денег нужно на его содержание? Раньше этим всегда занимался отец, так что сказать наверняка я не могла. Но что-то подсказывало, что много. И вряд ли бы я так легко заработал их. А, значит, в итоге всё равно пришлось бы искать либо мужа, либо покупателя.

Аппетит пропадает окончательно. Встаю, поднимаюсь наверх и быстро переодеваюсь. Проверяю телефон, но ответа от Сьюзи нет. И от этого градус моего настроения опускается ещё ниже.

На улице уже совсем темно и зло хлещет дождь, то и дело раздаются глухие раскаты грома, и где-то вдалеке зигзагом вспыхивает молния. А я, словно испуганная маленькая девочка, жмусь к плюшевому медведю. Но уснуть всё равно не получается. Я верчусь, прокручивая в мыслях нашу с Генри встречу. Вспоминаю его глаза, улыбку. Удивительное, непривычное поведение. И пытаюсь понять, нравится ли оно мне.

Он ни разу не пытался приблизиться, как делал раньше. Не лез целоваться, не пытался обнять. Только один раз нарушил границу, когда вытер мороженое с верхней губы.