Я не продаюсь

Не помню, когда уснула. Кажется, всю ночь так и пролежала, прислушиваясь к дыханию за спиной. Хоть его обещанию поверила сразу, но всё равно ничего не могла с собой поделать. А потом не выдержала – прикрыла на миг глаза, а когда открыла – в комнате уже было светло и ужасно тихо. Но я всё равно замираю, стараясь не выдать, что уже не сплю. Просто не знаю, как везти себя с ним. Что делать, если он попытается коснуться меня? Сказать прямо, что не готова, не могу? Или попытаться перетерпеть? Но от второго варианта к горлу комом подкатывала тошнота.

Нет, кажется, перетерпеть не получится.

Поэтому для надёжности ещё немного лежу тихо и лишь потом медленно поворачиваюсь на спину. Облегчённо выдыхаю, глядя на пустую половину кровати, примятую подушку и скомканную простынь. И откидываюсь обратно, глядя в белоснежный потолок.

Что же я наделала? И ведь уже достаточно взрослая, чтобы всё понимать и отвечать за свои поступки. Но это, кажется, не тот случай. Только вот если полежу так ещё немного, он может прийти, а мне бы хотелось одеться до этого момента. Так что нужно прекращаться себя жалеть и вставать.

Что я и делаю, откидываю одеяло и сажусь, касаясь босыми ступнями пола, и тут же вздрагиваю, когда за спиной раздаётся:

– Уже проснулась? Значит, завтрак в постель принести уже не получится.

Он произносит это шутливо, но мне совсем не смешно. И всё же сидеть боком к нему как-то нехорошо, поэтому я всё-таки нахожу в себе силы развернуться.

Генри стоит в дверях, но комната такая маленькая, что нас разделяет всего пара шагов. На нём больше нет повязки, а правая рука висит плетью. И я почему-то уверенна, что пользоваться ею полноценно он ещё не может.

– Поможешь ещё раз? – улыбается он, указывая на плечо, и подходит ближе, опускаясь на кровать.

И я тут же отодвигаюсь к изголовью, вдруг понимая, что боюсь его до дрожи. Потому что здесь я почти один на один с ним, без магии и возможности связаться с цивилизацией. В полной его власти. И пусть прежде Генри не допускал ничего такого, но и таким злым, как вчера днём, я его раньше никогда не видела.

– Ты меня боишься? – хмурится он. – Почему?

Хороший вопрос. Только вот не уверена, что ответ ему понравится. Поэтому я молча смотрю на него, практически голого, не считая плавок, и чувствую как бешено колотится сердце.

– Это из-за того, что я лишил тебя магии? – спрашивает он тихо.

А я пожимаю плечами в ответ.

И да, и нет. Ведь на самом деле он всегда пугал меня своей наглостью и напором.

– Но я же попросил прощения. Прости, но загладить чем-то большим пока не могу.

А мне в ответ хочется лишь рассмеяться.

Он же это не серьёзно? Не думает, что можно просто подарить что-то и всё? Но в любом случае обсуждать это я не хочу, и потому прошу тихо:

– Давай не будем об этом.

– Тогда почему? – не унимается Генри, не сводя с меня пристального взгляда.

Кажется, он хочет забраться мне под кожу и найти там ответ.

Сказать или нет? Сейчас он так непривычно спокоен. И всё же признаться в этом не так-то просто. Поэтому я на миг закрываю глаза и произношу быстро:

– Я боюсь близости.

И слышу, как он вздыхает, придвигается ближе под шуршание простыней, а затем берёт за подбородок и просит тихо:

– Посмотри на меня, Мила.

Но я лишь жмурюсь сильнее, потому что меньше всего на свете сейчас хочу видеть его глаза.

– Пожалуйста.

Он говорит это так, что отказать я просто не в силах. Распахиваю глаза и тут же тону в чёрном омуте. Он так близко, что я вижу каждую морщинку, каждую родинку и волосок на его лице. Круги под глазами и хмурую складку между бровей.

– Я не буду брать тебя силой, глупая, – признаётся Генри. – Мне не нужно твоё тело, Мила. Мне нужна ты.

Странно, но эти слова пугают меня ещё больше. Ведь именно сейчас я отчётливо понимаю – не отпустит, как и говорил. Пытаюсь высвободиться, но его пальцы держат цепко.

– Пожалуйста, – прошу тихо.

Но он, кажется, не правильно понимает меня и тянется к губам. А я вдруг цепенею просто не в силах пошевелиться, оттолкнуть. В сантиметре от моего лица он замирает и говорит тихо, опаляя жаром кожу:

– Когда ты смотришь так, я чувствую себя настоящим чудовищем.

«А разве это не так?»: хочется сказать мне, но я вовремя сдерживаю себя. Понимая, что не нужно его злить. Только не сейчас. Пусть уж целует, если ему так хочется.

В его глазах столько огня, что, кажется, он сейчас прожжёт во мне дыру. И я не выдерживаю – опускаю взгляд, замираю, готовясь к неизбежному.

– Нет, это просто не выносимо, – говорит Генри почему-то зло и отстраняется.

А потом встаёт и уходит.

Я хмурюсь, удивлённо глядя ему в след с застывшим на кончике языка вопросом: «А как же укол?»

И с удивлением понимаю, что это маленькая тихая победа не принесла мне радости. Вместо этого я чувствую лишь горечь.

Всё время пока умываюсь и чищу зубы, я старательно гоню прочь мысли о том, как повела себя. Я ведь ни в чём не виновата. Ничего такого не сделала, а смотреть по заказу нужным взглядом просто не умею. В конце концов, он должен был понимать, на что идёт.

Только вот как бы я не пытаюсь убедить себя в этом, легче не становится и чувство вины никак не желает уходить. Странно, но злиться на него такого спокойного и тихого я просто не могу. Вот если бы Генри привычно приказывал и рычал, тогда моя совесть была бы спокойна. А так…

Хмурая и недовольная я возвращаюсь в комнату за платьем и с удивлением обнаруживаю на кровати шорты с футболкой. Женские и явно моего размера.

Неужели он настолько всё предусмотрел? Или мне просто подошли чьи-то вещи?