Я не продаюсь

Нет, подобные браки, ради поддержания определённого магического потенциала, не столь редки. Но если он хочет просто ребёнка со стихийным даром, то жениться на мне не обязательно. В нашей стране проблемы, к счастью, только с родом Огненных. Невест из других родов гораздо больше, и он не может этого не знать.

И вообще это так не делается. Наверное.

Только вот рожать ему ребёнка я точно не хочу и сейчас старательно ищу выход.

– А если я окажусь бесплодной?

Не по-настоящему, так на бумагах. В конце концов, он ведь тоже играет нечестно.

Его лицо, словно каменеет, а взгляд становится холодным и колким.

– Значит, будете лечиться. Сейчас возможности медицины невероятно широки.

А я просто смотрю на него и не могу поверить, что это всё происходит на самом деле. Тянусь к сумочке за сигаретами. Курить я начала ещё в Академии, но вскоре бросила, а недавно пристрастилась опять.

– Можно?

Глупый, конечно, вопрос, учитывая наличие пепельницы на столе.

Он хмурится, глядя на пачку сигарет в моих руках.

– Вы курите? Плохо. Придётся пройти ряд процедур. Для меня чрезвычайно важно здоровье ребёнка.

Он говорит так, будто всё уже решено. Впрочем, для него всё так и обстоит, наверное, а вот я смириться с таким поворотом никак не могу.

Руки дрожат от волнения и огонь никак не желает отзываться, а мистер О’Лэс не спешит помочь мне. Вместо этого он встаёт, обходит стол и садится на подлокотник кресла, решительно отбирает у меня всю пачку и выкидывает в урну под столом.

– В чём дело, Камилла? – Он осторожно берёт меня за подбородок, заставляя поднять голову и заглянуть в его глаза. – Разве я похож на зверя?

Его взгляд обжигает, но слова ранят больнее.

Зверь ли он? Кончено, нет. Звери лучше. Только говорить это вслух я не намерена, но и отрицать своё отношение не буду. Вместо этого подаюсь назад, высвобождаясь из захвата цепких пальцев.

– Неужели я прошу так много? – Не унимается он. – Вы будете хозяйкой здесь, сможете со временем восстановить родовое поместье. Я не намерен ограничивать вас. При условии, что вы будете вести себя благоразумно.

Звучит очень заманчиво, но мне не нужны его деньги. Это ведь не главное. Как он не понимает? Я просто не желаю жить с человеком, который только и может, что приказывать. Жить, не смея сказать слова поперёк, смиренно глядя в пол и со всем соглашаясь.

Когда дело касалось только поместья, решиться было проще. Он честно купил его на аукционе, погасил долги. Но то был дом, неодушевлённый предмет. Ребёнок – это другое.

К тому же, если уступлю сейчас, то наверняка буду вынуждена делать также дальше. Но я этого не хочу. Не хочу и не буду. Понимание этого приходит неожиданно и тут же укореняется в сердце.

– Извините, но меня это не устраивает.

Слова даются с трудом, а сердце болезненно сжимается, стоит только представить руины на месте моего дома или спа-салон. Оба варианты ужасны. Но ведь это всего лишь дом. Не нужно привязываться к вещам. Умом я это понимаю, но сердце шепчет другое. Это ведь не просто дом – память. Всё, что осталось мне от родных находится там.

И всё же я встаю, отталкиваясь ладонями от подлокотников, иначе из такого глубокого кресла просто не выбраться. И стремительно иду к двери, кладу ладонь на ручку, поворачивая, и неожиданно слышу:

– Что я должен сделать, чтобы вы передумали?

Замираю, не веря собственным ушам.

Неужели он готов идти на уступки? Но нужно ли мне поддаваться ему? Может, стоит просто уйти и постараться жить дальше? Всё равно из этого брака не выйдет ничего хорошего.

Но перед глазами так и стоит дом, огромный сад, за которым так любила ухаживать мама. Верёвочные качели на нижней ветке старого дуба. И что-то внутри меня сжимается, отчаянно протестуя и умоляя остаться, попробовать изменить ситуацию в свою пользу.

И я поддаюсь, прошу тихо:

– Измените пункт, касающийся ребёнка.

– Я же сказал – это не обсу…

– Или я уйду.

Толкаю дверь и шагаю в коридор, показывая, что не шучу. Пусть теперь ищет себе новую кандидатку в жёны. В конце концов, если бы не он, шансов вернуть поместье у меня не было вообще. И пришлось бы как-то жить дальше.

Но не успеваю сделать и шага, когда слышу:

– Хорошо. Что именно вы хотите изменить?

Больше всего я хочу убрать пункты, касающиеся ребёнка. Но понимаю, что на такое он не согласится.

– Пункт, касающийся опеки. Я хочу иметь равные с вами права на ребёнка.

И возможность при этом жить отдельно, конечно же. Этого я вслух не произношу: итак понятно. И уже мысленно жалею малыша, потому что из мистера О’Лэса хорошего отца точно не получится.

Он молчит так долго, что мне уже кажется – ответа не дождусь. Видимо, не только мне сегодня решения даются непросто.

– Хорошо, Камилла, но в этом случае вы не получите поместье.

Что?

Нервно сглатываю, непроизвольно сильнее сжимая дверную ручку.

– Я готов уступить, но вам придётся выбрать: поместье или ребёнок.

Выбрать? Но одно без другого не возможно! Я выхожу за него только ради дома, и он прекрасно это понимает.

В этот раз молчу я, не готовая озвучить решение. Отчаянно ищу выход, но не нахожу его.

– Я облегчу вам выбор. В случае равных прав в опеке, поместье не достанется вам, но перейдёт ребёнку после совершеннолетия. Вы, как опекун, будете иметь право распоряжаться им. Делать ремонт, нанимать слуг, но вашим оно уже никогда не будет.

Какой же это выбор? Всё ведь итак очевидно. И всё же это не такой уж плохой вариант.

– Хорошо, но с остальными пунктами договора я лучше ознакомлюсь дома.