Дотянуться до тебя

Так и происходит, когда я нахожусь одной ноге в стране Морфея, тело накрывает нагретое одеяло, а сильные руки притягивают к горячей груди.

— И стоило ломать комедию…

— Спи, потом поговорим.

25.

Улыбаюсь и отвечаю журналистам, так будто они мои знакомые. От улыбок сводит скулы, а взгляд кажется, уже плывет, от показной доброжелательности. Ясуда-сан говорил: «Журналисты — это птицы-стервятники. Никогда не позволяйте себе показывать перед ними свои настоящие эмоции. Единожды дав слабину, потеряете всякую защиту.». Спустя почти пятнадцать лет, я наконец-то, осознаю в полной мере смысл этих слов. Когда ты только начинаешь свою карьеру, одна или две необдуманных фразы ничего не изменят; прибавим к этому поблажку на возраст. Сейчас, когда у меня за спиной с десяток чемпионатов мира, ещё столько же чемпионатов внутри страны и в пределах так называемой «Азии», несколько универсиад и десяток медалей с двух олимпийский игр, начинаешь видеть прессу совсем иначе. Одно лишнее слово и тебя будут смаковать ещё несколько месяцев, как нетолерантного спортсмена или что похуже. Например, можно лишиться полугодового дохода от спонсоров, если вдруг, скажешь что-то лишнее. А если съешь не ту таблетку, то ВАДА с радостью не допустит тебя не до Чемпионата мира, не важно какого, не до Олимпийских игр. И тогда твои спонсоры помахают тебе белым платочком и разорвут все контракты с тобой. Будучи именитым спортсменом, я не имею право на ошибку.

— Как же они меня бесят! — со злости пинаю несчастный пуфик, разом осушая бутылку воды на половину.

— Вопрос про свадьбу и завершение карьеры был явно лишним. — Хиро кивает, прекрасно понимая причину моей злости.

— Ками-сама, эта жёлтая пресса меня в могилу сведёт. — Хиро хмурится и напряжённо кивает. В прошлом году она потеряла два контракта со спонсорами из-за жёлтой прессы. Не то чтобы она сильно попортила себе репутацию, но некоторые спонсоры, не ожидавшие такой подставы, быстренько избавились от угрозы уже их репутации.

— Аяно, у тебя телефон. — девушка кивает на мигающий экран смартфона, лежащего на журнальном столике. Чувствую лёгкий мандраж, когда смотрю на имя абонента.

— Извини. — говорю уже нажимая на зелёную иконку принятия вызова. — Слушаю…

В этой части моего родного города я не была уже очень давно. Даже если мне нужно было в эту сторону, маршрут я составляла так, чтобы ненароком не попасть в этот жилой район. Нацухи идёт рядом со мной и нервно крутит связку ключей на пальце. Ему тоже есть, что сказать родителям. Но он, по крайне мере, всегда желанный гость в их доме. Что касается меня, даже желание встретится отец передал через брата. Как будто за последние шесть лет мой номер поменялся. Но да ладно.

— Волнуешься?

— Нет. — пожимаю плечами, замерев перед едва знакомым забором. Кажется, поставили новый. Нацухи, подносит ключ к электронному замку и тот, тихо пискнув, перестаёт подавать ток к магниту. — Просто не понимаю, почему именно сейчас.

Брат пожимает плечами в ответ, галантно придерживая дверь. Лужайка перед домом, да и сам дом остались прежними. Как будто и не было этих нескольких лет. Окно на кухне открыто настежь и можно увидеть и услышать, как мать готовит, слушая тихий голос ведущего новостей, а отец мерит шагами свободное пространство. Как будто волнуется.

В дом заходим как делали это всегда: громко и показательно. Хлопаем дверью, гремим ключами, щёлкаем выключателем, даже умудрились уронить зонтик, банально забыв, что комплекции у нас уже не те и вдвоём мы в крохотной прихожей не помещаемся. Первой в коридоре появляется мать, вытирает руки полотенцем и заметив, что Нацухи пришёл не один, взвизгнув, подбегает ко мне. Обнимет за плечи и начинает нести какой-то бессвязный бред.

— Женщина, ты что кри…чишь… — отец появляется следом, да так и замирает в нелепой позе, увидев меня. Даже не сразу умудряется взять себя в руки. — Не думал, что ты приедешь так быстро.

— У меня не так много свободного времени. — мать все ещё висит на моей шеи, но это не мешает нам с отцом играть в злые гляделки. — Что ты хотел?

Оба родителя заметно постарели. У отца появилась не редкая седая щетина, да и на голове уже давно не один седой волос. На лице прибавилось морщин, а глаза, и вовсе, превратились в черные дыры. Мать начала сутулится, едва заметные морщинки покрыли некогда гладкое, без единого изъяна, лицо. Время не пощадило их.

— Проходи, не думаю, что ты захочешь разговаривать в дверях. — «я бы не хотела сюда даже приходить». Мать наконец-то перестаёт меня душить и выпускает из своих рук. Ставлю сумку прямо на пол и, сжав телефон в кармане пиджака, следую за отцом на кухню. Мужчина встает около окна, а я, как и когда-то давно, опираюсь спиной на столешницу. Между нами почти три метра. И кажется, этого вполне достаточно для встречи спустя столько лет. Когда я была здесь последний раз мне едва стукнуло восемнадцать.

— Зачем позвал? — скрещиваю руки на груди, игнорирую вибрацию телефона — ворох сообщений от Тобио — и поднимаю стеклянный взгляд на отца. Я и в шестнадцать умела неплохо прятать свои эмоции, сейчас это умение достигло своего пика. Как никогда вовремя.

— Я видел трансляцию последней пресс-конференции. — не то чтобы это был большим сюрпризом. Что же, я предполагала, что именно это стало причиной. Интересно, как я познакомилась с самым результативным сеттером Японии? Как так вышло, что я скоро стану его официальной женой? Как и всегда, тебе интересно, как я знакомлюсь с такими личностями, а не моя жизнь и я сама. Сейчас это почти не задевает. Какой смысл обижаться и расстраиваться, если этот человек изначально не желал моего рождения? — Я бы хотел знать, что из себя представляет человек, за которого ты выходишь замуж.

— Ха-а. Думаешь мне нужно твоё «благословение»?

— Я твой отец. — говорит с таким нажимом, что даже противно.

— Да, это так. — киваю, откровенно раздражаясь от этого разговора. — Но разве ты все эти годы строил со мной карьеру? Что-то не припомню хотя бы одного доброго слова в мою сторону от тебя.

Отцу на это ответить нечего. Это чистой воды правда. Все те годы, что я жила в этом доме, он не единого раза не сказал что-то хорошее о моих достижениях. Ничего, кроме вечных упрёков и недовольства. Ни когда я выиграла Национальное Первенство, ни когда стала чемпионкой мира и, опять, ничего, даже когда стала олимпийской чемпионкой. Я не слышала ровным счетом ничего, когда возвращалась домой. «Могло быть и лучше» — преследовавшее меня все школьные годы, превратилось в просто молчаливый упрёк, те последние три года в этом доме. И я не о чем не жалею; не жалею, что тогда, вернувшись с очередного чемпионата, решила-таки собрать вещи и переехать в некогда семейное поместье.

— А что сделал этот мальчишка? Он был с тобой все это время? — звучит, как жалкая попытка задеть и меня и Тобио. И ещё более жалкая попытка оправдаться. И этого человека не волнует, что таким образом он ставит себя в ещё более невыгодное положение.

— Как ни странно, но да. — пожимаю плечами и перевожу усталый взгляд с отца на дверь. Разговор, не имеющий сути, уже наскучил до чёртиков. — Именно этот, как ты выразился: «мальчишка», был со мной все эти годы. Тобио верил в меня, в то время как ты бросался упреками. — отец в смятение, это ясно видно по его глазам. Таким же, как и у меня. Я вообще, на самом деле, очень похожа на него. И это крайне неприятный факт. — Собственно, я пришла сюда не затем, чтобы копаться в прошлом. Скажи, что тебя от меня нужно и я уйду.

— Твоя мать захотела тебя увидеть. — мужчина пожимает плечами, как будто это что-то обыденное. Но моя мать всегда была немногим лучше отца, да, она не бросалась упрёками, но и не делала при этом попыток поддержать или помочь. Даже когда я съезжала, она посмотрела на меня с упреком и вернулась к домашним делам.

Звук битого стекла раздаётся со стороны, если мне изменяет память, гостиной, где сейчас должны сидеть младший брат и мать. Отец подрывается первым, в три шага оказывается на пороге гостиной и замирает в проходе. Следую по пятам и выглянув из-за его спины наблюдаю забавную на мой взгляд картину: Нацухи сидит в кресле, вжав голову в плечи, а мать стоит неподвижно около полки с рамками, с которой, как раз таки и упала одна из фотографий.