Дотянуться до тебя

— Ты можешь травмироваться. — не предположение, а, скорее, констатация факта. Последние пару месяцев я придерживалась весьма сурового графика тренировок; работала почти на износ. Страх тренера вполне оправдан.

— Я еду не соревноваться, мне просто интересен их уровень.

— Нет, Нитами.

— Никаких тренировок до изнеможения, только то, что положено программой лагеря. Пять дней Андо-сан, это не месяц.

Мужчина переводит на меня свой тяжёлый взгляд и смотрит будто в никуда. Думает, взвешивает и анализирует. И я не знаю кому сейчас молится, чтобы это человек дал «добро». Это далеко не последний шанс показать себя и посмотреть на других, но все же, этот лагерь может стать для меня ключом к победе на национальных. Быть может, именно там я перестану бояться прошлого и пугаться тени своих прошлых достижений. Жизнь непредсказуема.

— По приезде никаких тренировок три дня. — что же, и в половину не так страшно, как могло быть.

— Как скажите. — улыбаюсь и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направляюсь к двери. Я снова добилась своего Андо-сан. Как я и говорила, при нашем первом серьёзном разговоре: «Я всегда добиваюсь своей цели». Уже нажимаю на ручку двери, как тренер окрикивает меня. Тут же замираю на месте и перевожу на мужчину вопросительный взгляд.

— Ты умеешь добиваться своего Нитами. — усмехается, несколько, печально. — Это сильное качество, но в тоже время опасное. Никогда не теряй голову, иначе однажды проиграешь.

— Спасибо, я учту.

Как жаль, что одну из своих маленьких игр я уже проиграла.

Когда я подхожу к воротам Академии, то замечаю одинокого брюнета, подпирающего спиной каменную колонну. Сердце тут же сжимается и начинает ускорять свой ритм. Его не должно быть тут. Просто не должно.

— Что ты тут делаешь? — вырывается прежде, чем я успеваю подумать. Ну и пусть. Я не жалею о сказанном. Ведь Тобио, как ни странно, последний, кого я хочу сейчас видеть. Его феноменальная способность появляться именно тогда, когда я совсем не в духе, раздражает.

— Привет. — чуть улыбается, но эта улыбка больше похожа на усмешку. Оу, кажется не только я сегодня не в духе. Так зачем ты тогда пожаловал ко мне? Зачем искал встречи? Сколько я помню, мы оба никогда не искали встречи. Все всегда получалось как-то само-собой. Что сподвигло тебя на этот шаг? Расскажешь мне, а, Тобио?

— Соскучился? — ответная усмешка сама лезет наружу и Тобио, заметив это, почти что скалится. Сам, на себя не похож. А где же робкий румянец? Где хоть что-то о того Тобио, каким я его запомнила при нашей последней встрече? — Давно мы не виделись.

— Месяц или даже больше. — то, насколько буднично это было сказано, выбило из колеи лишь на секунду. Но этой секунды Тобио хватило, чтобы схватить меня за руку и утянуть в сторону жилого района. Даже не сопротивляюсь, хотя очень хочется сказать Тобио пару «ласковых» слов, и просто послушно перебираю ногами. Даже не замечаю, как мы в одно мгновение спускаемся с горы, оказавшись на обочине знакомой мне проселочной дороги. Именно вдоль неё мы бежали с Тобио под проливным дождем. А вон, кажется, то самое место, где я едва не угодила под машину. Сколько воспоминаний… Кажется это было так давно, а не полгода назад.

Останавливаемся только тогда, когда заворачиваем к таким знакомым и, почти что, родным бетонным отбойникам. И когда тебя вот так просто «припирают к стенке» что-то внутри ухает, а сердце убегает по пищеводу в пятки. Да что там сердце, такое чувство, будто ты сам падаешь вниз, сорвавшись с выступа отвесной скалы. Под тяжелым взглядом синих глаз становится не по себе. Не помню, чтобы у Кагеямы когда-нибудь был такой тяжелый и проницающий взгляд. Что же такого случилось с тобой за этот долгий промежуток времени? Что так сильно изменило тебя?

— Что с тобой приключилось? — с трудом отрываю взгляд от пальцев, сжимающих моё запястье. Не думала, что когда-нибудь будет так тяжело смотреть кому-то в глаза.

— Ну… — Тобио задумчиво чешет затылок и что-то усиленно вспоминает. — Меня позвали на национальные молодежные сборы. Я ездил в Токио.

Ками, а глаза-то как заблестели. Но почему-то я не капельки не удивлена. Тобио заслуживал этого и именно к этому он стремился. И сейчас его поставили на один уровень с Ойкавой и Ушиджимой. Дверь, которая откроет ему путь к новым возможностям становится все ближе и ближе. Мои поздравления.

— И как? Понравились новые соперники? — хватка на запястье крепчает. Не очень приятно, когда волейболист, способный бить «убийственные подачи», сжимает со всей силы твоё запястье. Синяки останутся. — Ай-ай, аккуратней, Тобио.

— Прости! — отпускает руку и я наконец-то прижимаю поврежденную конечность к груди. — Они монстры.

— Поверь, ты и твой маленький друг не многим отличаетесь от них.

Пожимает плечами и, чуть стушевавшись, прячет руки в карманы парки. На дворе декабрь, а на мне лишь юбка и толстовка, да легка куртка поверх.

— А ты? — приподнимаю брови в немом вопросе. Интуитивно понимаю, о чем он спрашивает, но чисто из природной вредности жду продолжения. — Что случилось с тобой после отборочных?

— Почти ничего необычного. — от воспоминаний живот скручивает в мерзкой судороге, а рука, что до этого дня не подавала никаких признаков повреждения, вновь начала пульсировать. Хватаюсь за плечо и едва пополам не сгибаюсь, от прошившего от головы до пят болевого импульса. Тобио дергается, тут же обхватывает поперек туловища и прижимает к себе. Боль не отступает, но становится ощутимо легче. — Как всегда поцапалась с отцом, а на следующий день тренер сказал, что меня приняли в молодежную сборную. После завтра я еду в Токио на сборы.

От Тобио веет силой и уверенностью. Его руки сжимают меня, не позволяют отстраниться или сбежать. Как будто я сейчас способна на это. Рядом с ним просыпаются все мои слабости, а контроль над эмоциями становится невозможным, маски крошатся и оголяют истинную натуру. Я бегу от тебя Тобио, потому что с тобой я не смогу достигнуть своей цели. Любовь это величайшее оружие: она делает нас непомерно сильными и дарует нам крылья, способные вознести на небеса, но в то же время, она делает нас уязвимыми. Рядом с тобой я становлюсь той, кем и должна быть. Не эгоистичной тварью, готовой пожертвовать всем ради своей мечты, а простой девушкой, мечтающей о первой любви и мимолетных радостях.

— Почему… Почему ты не отвечала на звонки? — не вижу, но всем телом чувствую скопившуюся в его теле обиду. Его тело, как натянутая струна и даже думать не хочется, что творится у него в душе. От самой себя воротит. Но ещё больше чем себя, я не понимаю Тобио. Почему? Почему ты продолжаешь тянуть нас из этого болота? Почему ещё не бросил всё на самотек?

— Я… — на языке вертится столько язвительных ответов, способных заставить его возненавидеть меня, но то, как бережно и одновременно сильно его руки сжимают моё тело, заставляет меня сказать отвратительную правду. — Я спала двое суток. Уснула почти сразу, как приехала из Сендая. Те два дня почти не помню, просыпалась максиму на полчаса и снова засыпала. Я едва ли могу вспомнить разговор с отцом и тренером.

— Что сказал твой отец?

— Он не доволен результатом и считает, что мне не следовало возвращаться.

— Забей на него. — прижимает ещё плотнее к себе и даже сквозь слои одежды могу почувствовать, как бьется его сердце. — У тебя есть я. Только скажи и я приду, где бы я ни был.

Сердце пропускает удар и тут же болезненно сжимается. Чужие ладони накрывают мои, переплетая пальцы. Эта фраза слишком личная, почти интимная; если Тобио и правда осознает сказанное, то спрятаться от такой правды уже не получится. Сжимаю пальцы до боли в собственных суставах, отчаянно пытаюсь подавить подступившие к горлу слезы. Не надо Тобио, пожалуйста. Не заставляй меня делать этот чёртов выбор именно сейчас!

— Не говори этого. — сжимаю зубы, зажмуриваю плотно веки, но в голосе уже слышатся всхлипы, а по щекам текут непрошеные слезы. — Не смей! Ты же знаешь, что я не могу!