Дотянуться до тебя

Истерика сжимает свою ладонь на горле. Хочется вырываться из объятий и дать деру, но Тобио не позволяет мне этогт сделать. Только беспомощно барахтаюсь в его руках и глотаю слезы. Я ничего ему не обещала. Говорила, какой выбор сделаю, но он не слушал; даже сейчас не слушает, а делает так, как считает нужным.

— Пусти меня!

Рычит и тут же отпускает мои руки и меня. Смотрит со злостью и разочарованием. Ну наконец-то хоть какие-то нормальные эмоции. Давай, возненавидь меня! Мне же будет проще.

— Уходи. — замираю, заметив то, чего не видела из-за ослепившей меня ярости. Тобио напряжен не только телом, все его естество это сжатая пружина. Это признание; оно далось Тобио слишком тяжело. — Если ты этого так хочешь, то вперёд.

Да только сил бежать почему-то не нашлось. Пячусь назад и, уперевшись ногами в отбойник, сползаю прямо на холодную землю. Сил совершенно нет. Признание Тобио совершенно выбило из колеи и лишило всех сил. По факту, сейчас, он не оставил мне выбора. Сжимаюсь в клубок, кладя голову на согнутые в коленях ноги, всхлипываю и совершенно не могу унять дрожь. Ужасно холодно снаружи; внутри пустота. Нить, связавшая наши запястья кажется материальной и видимой. И сейчас совершенно не важно, что видит Тобио. Мне абсолютно плевать. Эмоции, что я так усиленно контролировала последние месяцы, вырвались наружу в самый ненужный момент. Вот она Тобио, гнилая личина той, которую ты полюбил. Осознаешь ли ты, что твоё признание окончательно поломало доживавший последние дни механизм?

«Юми сжимает в руках горячую кружку с чаем и загадочно улыбается. От этой улыбки мне становится не по себе. Мы уже очень давно так не сидели на кухне; наверное, я уже больше двух недель не появлялась у неё дома. И стоило это осознать, как внутри что-то начинает мерзко трещать.

— Знаешь, а ты сильно изменилась. — подруга улыбается, спрятав глаза за челкой. Но голос все равно выдаёт её. Она удивлена и… рада.

— И как же? — усмехаюсь, но за холодной отрешённостью пытаюсь спрятать страх. Одно дело самой понимать, что что-то в тебе изменилось, но совсем другое, когда тебе уже не единожды говорят это.

— Ну… — Юми задумчиво жуёт губу и, сделав глоток, все же продолжает. — Ты совсем не похожа на себя прежнюю. Не знаю как это назвать, но будто стало добрее и…

— Человечнее? — усмехаюсь, быстро сообразив, какое слово не может выдавить из себя девушка. Юми робко кивает и замолкает. — Что же, ты, наверное, права.

Не знаю, как давно это началось, но это факт. Равнодушная и высокомерная «Королева» медленно умирает. Я чувствую это. В замен ей появляется другая: спокойная, рассудительная, но все ещё уверенная в себе и своих силах. Возможно высокомерие никуда и не делось, да и вряд ли когда-то исчезнет. Как ни крути, а от этой частицы своей натуры я не готова отказаться. Даже ради Кагеямы.»

Если так подумать, то я никогда не говорила Тобио о своих чувствах. Мне всегда казалось, что поступки куда важнее слов. Это повелось еще с самой начальной школы. «Ты лидер» — говорил Ясуда-сан; «Я лидер» — понимала я, забрав почти все золотые медали. Сказать можно всё что угодно, но только поступки, будут иметь истинную цену. Но что стоят мои поступки? Сейчас я ни чем не лучше жалкой дворняги. Сижу тут, у обочины дроги, прижавшись спиной к отбойнику, сжившись в клубок и только и могу, что жалеть себя. Разве такой я была, когда мы познакомились с Тобио? Разве это никчёмное создание он впервые увидел у ворот Карасуно? Нет. Совсем не то, какой я вижу и ощущения себя сейчас.

От холода совсем не чувствую тело. Каждая мышца в моем теле затекла и промёрзла. Разжимаю пальцы, которые тут же свело судорогой, и пытаюсь опереться рукой на отбойник. Тобио, скорее всего, уже ушёл; я слышала шаги, но совсем не помню, когда это было и в какую сторону ушёл их обладатель. Но руку, на которую пришёлся вес тела, тоже сводит в судороге, и я, пискнув, опускаюсь обратно на землю; даже не нахожу в себе силы попытаться подняться вновь. Я уже приготовилась сидеть ещё минимум минут десять, пока тело перестанет бить судорогой, как чьи-то сильные руки поднимают меня с земли и прижимают к себе.

— Я думала ты ушёл. — даже не нужно гадать кто это, запах ментола и сильные руки выдают своего хозяина с головой.

— Если хочешь меня оттолкнуть, придумай что-нибудь новое. Старые трюки больше не сработают. — цедит, едва разжимая губы и даже не смотрит на меня. Садится на отбойник и почти бережно прижимает моё окоченевшее тело к себе. Как ребёнка, честное слово.

— Кто ты и куда ты дел Тобио. — усмехаюсь, все ещё ощущая на языке привкус соли.

— Кое-кто подсказал мне, как с тобой разговаривать.

— Кей постарался?

— Угу. — кивает, чуть сильнее сжимая меня в своих объятьях. Представляю, как язвил и насмехался Тсукки, прежде, чем выдал меня с головой. Но я в жизни не поверю, что Кей вот так просто решил меня сдать. Что же ты такое для него сделал?

— И много этот предатель рассказал? — приподнимаю голову, чтобы пристроить её на изгибе чужой шеи. Ответом мне служит молчание. Не то чтобы я была этим огорчена, просто это наводит меня на мысль, что-либо Кей слил все подчистую, либо же сказал так мало, что ответить Тобио уже нечего. Хотя, какая разница. Кагеяма уже победил. Но, Ками, как же не хочется признавать это в слух. Нервно кусаю губы, заламываю пальцы и едва не начинаю вопить в голос от собственной беспомощности. Ну вот сейчас…

— Тсукишима сказал, что тебе не хватит смелости признаться. — скалится и совсем не добро. Кажется, я даже уловила нотки иронии в его голосе.

— Так и есть. — понимаю, что давно могу шевелить и руками и ногами, но в сильных руках Тобио слишком хорошо и уютно. Сбегать совершенно не хочется. — Поступки намного важнее слов.

— Не заметно. — фыркает, чуть изогнув губы в усмешке. Сарказм? Да, определённо, он. Хочешь действий Тобио? Ты их получишь.

Выскальзываю из объятий и, поборов головокружение и смущение, усаживаюсь на колени к Тобио. Не ожидал, да? Вон, уже румянец на скулах начал проступать. Хотя, я, наверное, не многим лучше. Не даю времени опомнится; впервые за долгое время становлюсь инициатором поцелуя — а не провоцирую на это действие Тобио — с удовольствие вплетаю пальцы в чуть отросшие смоляные пряди и почти урчу, когда сильные ладони сомкнулись на талии. Всего на секунду отрываюсь от чужих губ, чтобы вдохнуть необходимый нам обоим кислород, и по-новой. Кусаю и чувствую, как кусает в ответ; как привкус металла оседает на языке, перебивая вкус давно высохших слез. Его руки везде: на талии, на спине, на бёдрах, мои же лишь иногда переходят на плечи. Губы болят и кровоточат, дыхание сбитое и поверхностное и каждый новый вдох как будто последний. И я не знаю, сколько бы ещё продлилась эта сладостная пытка, если бы в кармане моей куртки не ожил мобильный. Черт, ты не мог позже позвонить? Почему ты вечно все портишь, Нацухи!

— Что тебе нужно? — едва не шиплю в трубку, наблюдая за тем, как Тобио выводит узоры на моем бедре. Его нисколечко не заботит то, что я разговариваю по телефону. Вот же, обнаглевшая морда.

— Мы едем на выходные к дяде в Сендай, папа спрашивает, не хочешь ли ты поехать с нами? — сжимаю телефон покрепче, чтобы ненароком не выронить его из разом ослабевших пальцев. Зовут куда-то поехать с ними? Что-то новое.

— Передай ему, что через три дня я еду на сборы сборной. — наглый братец тут же дублирует моё сообщение отцу и я отчётливо слышу, как на заднем фоне что-то разбивается.

— К-какой? — чуть заикаясь спрашивает паршивец, очевидно словив злющий взгляд отца.

— Молодежной. — усмехаюсь, заметив, что Тобио очень усердно греет уши. — Операжая ваши вопросы: меня приняли в неё ещё месяц назад.

Нацухи тут же передаёт сообщение, но ещё что-то услышать не успеваю, так как связь прерывается. Надо же, я совсем забыла сказать такую замечательную новость отцу. Да и плевать мне на них. Совершенно.