Дотянуться до тебя

В какой-то момент становится невыносимо сидеть и жалеть себя. Разбираю сумку, мою шейкер в ванне на втором этаже, прополаскиваю купальник и вешаю его на сушилку. Вновь собираю сумку на завтра и сажусь делать уроки на понедельник. Это ведь всяко лучше, чем заниматься самокопанием.

С самого утра я была злая и подавленная. Думала, что после пробежки станет лучше, но по факту состояние только ухудшилось. Ко всему прочему появилась ещё и раздражённость. Мама, заметив, как я громко стукаю шкафчиками на кухне, предпочла лишний раз не нервировать меня и тактично удалилась. В возомнившего себя бессмертным Нацухи едва не полетел кухонный нож. Присутствие отца я старалась игнорировать. Но он, видимо, имел совсем другие планы.

— У тебя сегодня соревнования?

— Эстафета. — выходит глухо и зло. Совсем не так, как мне бы хотелось ему ответить.

— Не подведи свою команду в этот раз. — я бы сказала, что он так пытается меня поддержать, но это совсем не так. Это чистой воды осуждение и презрение. Он все ещё помнит, что я не привезла ему золотую медаль за эстафету. Это весьма несправедливо, отдавать приоритет одному из детей. Но в этом всем мои родители. Мой отец.

В этом году мой брат не смог выйти на национальные. Выступал так отвратительно, что даже его тренер выпал в осадок. Что на это сказал отец? Ничего плохого он не сказал, в этом вся суть. Нацухи ожидал получить пощёчину, когда отец грозной тучкой влетел на кухню, но он только приобнял его за плечи и сказал: «Не расстраивайся, в следующий раз все получится.». Когда я привезла серебро и не поплыла эстафету, мне устроили настоящий разнос. И плевать он хотел на те три золотые медали, что шли в комплекте к серебру. Просто я не любимчик.

— Если ты пытаешься меня так поддержать, то скажу сразу — выходит откровенно хреново.

— Что прости? — отец хмурится, это слышно по голосу. Наверняка сжимает пальцы в кулак и смотрит с осуждением. Конечно, обычно я молча терплю все его нападки. Но сегодня… Нашла коса на камень.

— На национальных я не плыла эстафету из-за травмы. — медленно и с расстановкой, как маленькому ребёнку. — Твоя фраза по содержанию и звучанию — это осуждение. Я конечно понимаю, я не Нацухи, чтобы размениваться на поддержку и заботу. Я собственно и не требую этого, но если не поддерживаешь, то хотя бы не осуждай.

Какая разница, поддерживают они меня или нет. Могут осуждать и презирать, да только смысла в этом нет. Я, как истинный спортсмен, оставляю все переживания, чувства и эмоции за пределами арены. Я — чудовище, которое они сами же воспитали.

— Тебя никто не осуждает. — отец ставит кружку на блюдце через-чур громко. Неужели зацепило?

— Разве? — усмехаюсь, но как-то печально. Не хочу поворачиваться к нему лицом. Голос наверняка дрогнет. Я могу сколько угодно держать эмоции за непроницаемой маской, но голос контролировать пока что не получается. — Тогда скажи мне, почему Нацухи ты жалеешь, если он проигрывает, хвалишь за победы, даже за крохотные? Чем я хуже него?

— Вы абсолютно равны. — а голос у него все-таки дрогнул. Не смог соврать. Интересно кому? Себе или мне?

— Не стоит. — всё-таки поворачиваюсь к нему лицом. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но это его не слабо напугало. — Мы оба знаем, что это не так.

— И в чем по твоему ваше главное отличие? — сейчас он говорит не о равенстве или неравенстве внимания и прочей мелочи. Он говорит о том, какие последствия имеет его неравное отношения к нам двоим. И как ни странно, но на этот вопрос я могу дать ответ сходу. Даже не задумываюсь, ведь это и не требуется.

— Нацухи не будет «рвать глотки» ради победы, не поставит все на кон ради неё.

— Верно. — отец кивает. И лицо его приобретает странный оттенок радости. Он доволен моим ответом? Мне не кажется? — Из вас двоих ты не только знаешь цену победы, но и готова эту цену заплатить.

— Хоть где-то мы сошлись во мнениях. — чуть улыбаюсь, но на душе все равно не спокойно. Чтобы он не говорил, но его воспитание никак не повлияло на формирование моего мировоззрения. Тренера вбили в голову стремление к победе, окружение научило выживать, а повешенный в раннем возрасте на шею ярлык «лучший» заставил добиваться победы, даже если ради этого придётся пойти по головам. Неравное отношение родителей не стало причиной извращённого восприятия действительности. Оно просто сделало слово «семья» всего лишь пунктом в списке того, чем я готова пожертвовать ради достижения своей цели. Аморально? Конечно. Семья — самое ценное, что есть у человека. Но семья отвернулась от меня уже давным-давно, а значит я точно так же могу поступить с ней, если мне это будет нужно.

В раздевалке повисло странное напряжение. Никто не решался ничего сказать; только дверцы шкафчиков звенели, будто разговаривая. Вчера вечером Андо-сан объявил состав на эстафету. Из третьегодок там только Ито, одна третьегодка в запасе. Из первогодок только я, остальные второгодки. Если бы не я, в приоритете были бы третьегодки. Так всегда было, ведь для третьегодок это последний шанс проявить себя. Но по закону жанра я, в очередной раз, испортила всем будущие. Ярлык «лучшая» обязывает меня наплевать на будущее кого кроме себя. И это нормально. Это правильно.

***

— Всё-таки не смогла? — это скорее констатация факта нежели вопрос. Но для верности все же киваю. Хотя Кею это и не нужно. Он видит меня насквозь. От его взгляда не убежишь, не спрячешь; все равно что обнаженной перед ним стоять.

— Как ты себе это представляешь? — в голосе проскальзывают истерические нотки. Мы стоим около торгово центра и мне вообще-то огромных усилий стоит держать себя в руках и не пытаться сбежать в ближайшее безлюдное место. — «Извини Тобио, но если мне придётся выбирать между тобой и победой, я выберу победу» — так что-ли?!

— Тебе виднее. — Тсукишима фыркает, будто не он натолкнул меня на идею все рассказать Тобио. Он вообще любит дать пинок, а дальше лети как знаешь.

— Из тебя отличный советчик! — Кей в ответ самодовольно скалится и резко сворачивает в тёмный проулок. Не знаю зачем он это сделал, но я по глупости последовала за ним. Зря.

Проулок был узким настолько, что мы едва ли могли втиснуться вдвоём. Темным, потому что единственный источник света — неоновая вывеска магазина рядом с этим проулком. Кей толкнул меня к стене и — я чуть пискнула, ощутимо стукнувшись спиной и затылком — зажал рот ладонью. Сделал такие страшные глаза, что говорить сразу перехотелось, и мотнул головой в сторону главной улицы. Напротив входа в проулок стоял парень: солнцезащитные очки, кепка, темная толстовка и штаны. Полноценный набор молодого шпиона! И только потом я понимаю — человек смутно знаком. Слишком знаком. Это Тобио. Он нервно озирается по сторонам, очевидно, пытаясь понять, куда это мы делись. А у меня сердце замирает. Он не доверяет мне? Шпионит за мной, как какой-то сталкер! Я уже хочу дёрнуться, чтобы высказать все что думаю об его поведение, но свободная рука Кея сильнее вдавливает меня в стену. Запоздало доходит, что он мог слышать наш разговор с Тсукки и от этого становится совсем нехорошо. Пару недель назад я успешно сгладила пугающую действительность, но правда все равно всплыла да ещё и так нелепо. Блондин, поняв что сопротивляться я не буду, отпускает меня. Я готова прямо сейчас удрать куда-нибудь, ибо разговор с Тобио сегодня не входил в мои планы. Да и вообще этот разговор должен был случится намного и намного позже.

— Эй, Король! Не это потерял? — голос Кея преувеличенно весел и бодр. Кегеяма резко поворачивает голову на голос и всматривается в темноту и, заметив «что-то», так же резко заворачивает в проулок.

— Что ты делаешь… — шиплю, как змеюка какая-то и из последних сил удерживаю себя и не пытаюсь применить рукоприкладство. Хотя эта сволочь, несомненно, это заслужила.

— Налаживаю тебе личную жизнь. — тихо и ехидно произносит Тсукки и стоит брюнету подойти близко, тут же отвешивает шуточный поклон и сваливает в туман.