Дотянуться до тебя

Хочется отложить разговор «на чистоту» хотя бы на день позже, я ведь не уточняла сроки, но раз все так совпало, то придётся рассказать. Тем более оттягивать это нет смысла. Брюнет все равно уже увидел, как я веду себя с членами своей команды, так какой смысл отнекиваться. Ничего уже не исправишь.

В автобусе с чистой совестью засыпаю. Утыкаюсь носом в изгиб шеи Кагеямы и наконец-то расслабляюсь. Я ожидала как минимум тихого бурчания в ответ на мои действия, но на деле парень только крепко стиснул мою ладонь и пристроил свою голову на моей макушке. Идиллия прямо-таки. Два грозных монарха спят в обнимку, кому расскажи не поверят.

В наш город мы возвращаемся только ближе к часам шести вечера. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, а небо окрасилось в сине-фиолетовый. Пока дойдем до бетонных отбойников на улице и вовсе стемнеет. Долго, но это всяко лучше, чем идти разговаривать ко мне или к нему домой, где нас могут услышать. К тому же сегодня вечером возвращаются, а может уже вернулись, мои родители; а знакомить их сегодня с Тобио не входило в мои планы.

Когда мы добираемся до нужного места, на улице уже начинают загораться первые фонари. Солнце уже давно укатило за горизонт и лишь чуть-чуть, совсем слабо, окрашивает в жёлтый тонкую полоску неба на западе. Прохладный ветер едва ощутимо ударяет в спину, а я в тонкой олимпийке, которая разве что от похотливых взглядов защищает, да ещё и с мокрыми волосами. В очередной раз ёжусь от очередного порыва, но упорно молчу и сажусь на холодный бетон. Тобио чуть хмурится, но упрямо не садится рядом, стоит напротив и ждёт, когда же я начну говорить. А я не могу, в голову не идёт ни одна мысль; понятия не имею, как начать разговор. То ли дело Кей, который прекрасно разбирается в людях и слишком давно меня знает, для него не нужно заготавливать речь, с полуслова зараза поймёт.

— Ладно. — тяжело вздыхаю и обхватываю себя руками. Меня нещадно трясёт, но это явно не из-за холода. Нервы. — Что ты думаешь о моих отношениях с командой?

— Ммм… Ну, они странные. — парень дергает плечом, будут отмахивается от чего-то.

— Это потому что они меня ненавидят. — вскидываю руку, как бы предупреждая о не окончание монолога. — На самом деле есть за что, я могла поступить в школу, где никому нет дела до понятия «команда».

— Как и тебе.

— В точку. — киваю, но как-то отстранённо. Вступление сильно затянулось. Не о своих отношениях с командой я хотела рассказать. — А вообще, дело не в этом. Я о другом хотела поговорить.

— А о чем?

— Есть кое-что, о чем ты имеешь право знать. — голос звенит от напряжения. Звуки слишком высокие, почти истеричные, как у Рин сегодня, когда она обвиняла меня в эгоизме и безразличие. Впервые со мной такое. Никогда ещё не приходилось сознаваться в своём эгоизме. — Я, как бы сказать… Становлюсь крайне невыносимой во время соревнований. — брюнет молчит, давая возможность мне договорить. А мне кажется, будто язык к небу пример. Тяжело говорить вслух то, что близкие обычно замечают сами. — Подавляю все эмоции и чувства, которые могут помешать сосредоточиться на заплывах.

— И даже?.. — на его радость безмолвный вопрос я поняла. Кивнула, зябко передернула плечами и нахмурилась. — Зачем?

— Раньше так делала, чтобы на лишнее не отвлекаться. А сейчас… Сейчас чтобы плечо не сводило. — последние слова почти прошипела, но Кагеяма все равно услышал. И даже как-то понимающе усмехнулся.

На плечи падает чужая толстовка, а в нос ударяет знакомый запах. От него начинают покалывать кончики пальцев и голова кружится. Тело тяжелеет, как будто весь день плавала на пределе своих сил. Я и не думала, что буду чувствовать себя беспомощной, лишь вдохнув родной запах. Если бы Тобио знал, что от его запаха меня в дрожь бросает и мысли путаются, то сначала смутился, а потом зажал в темном уголке и целовал до потери пульса. В этом весь Кагеяма, он может быть хоть трижды тормознутым, но когда дело доходит до голых инстинктов и всплеска гормонов, то его невозможно остановить.

Домой мы возвращаемся под тихий свист ветра, я всю дорогу пыталась вернуть Тобио его толстовку, но он так и не забрал её. Только проворчал что-то несуразное и на этом я бросила все попытки вернуть вещь хозяину. Не хочет не надо.

Коротко целуемся около калитки и на этом расходимся. Несколько долгих секунд смотрю вслед парню и достаю чип от ограды. В ещё не закрытом гараже стоит машина отца и это все расставляет на свои места. Восемь вечера, суббота. Меня никто не ждал сегодня, ведь обычно по субботам я ночую у Юми. По привычке пытаюсь запихнуть ключ в замочную скважину, но быстро осознаю глупость своего поступка. Тихонько разуваюсь и тенью проскальзываю на второй этаж. Вся семья ужинает на кухне и даже если они заметили моё возвращение, не стали акцентировать на этом внимание. Все как обычно, видимо Нацухи не спешит обрадовать отца моим возвращением в плавание, а жаль. Кажется, мне предстоит ещё один неприятный разговор.

Наверное я преувеличиваю, на самом деле разговор будет весьма коротким. Отец получит от меня то, что хотел и может перестанет видеть во мне источник всех бед. Прячу толстовку Тобио в комод и прихватив список спортивного питания, которое я должна была купить ещё неделю назад, спускаю на первый этаж. Отец сидит на стуле и читает какую-то книгу, мама убирает еду в холодильник, а Нацухи похоже свинтил к себе.

— Нужно купить ко вторнику. — кидаю на стол перед отцом сложенный вчетверо листок и жду реакции. Он откладывает книгу в сторону и переводит взгляд на меня. На мне обычная синяя футболка и спортивные штаны, если не посмотришь на спину и не узнаешь, что это форменная футболка плавательного клуба.

— Что это? — сказано для проформы, потому что отец уже начал читать не такой уж и большой список. — Зачем тебе это?

— Мне предложили место в Шираторизаве. Я согласилась. — пожимаю плечами и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, молча ухожу обратно. Уже в спину доносится разочарованное шипение отца:

—Лучше бы в Токитсу к Имай пошла.

И что-то от этой фразы щёлкает внутри. Разбивается на тысячи осколков и приходит в непригодность. Становится всего-лишь поломанной грудой металла. Ненавижу его. Как же я его ненавижу. Мать громко хлопает дверцей холодильника. Слишком громко. Этот звенящий звук заставляет на секунду замереть; в ушах нарастает шум, кровь стучит где-то в среднем ухе и от этого не плохо закладывает уши. Сглатываю вязкую слюну, чтобы хоть как-то избавиться от этого чертового ощущения сюрреалистичности. Мерзкое чувство дежавю хватает за горло и заставляет хватать ртом воздух. Задыхаться в той агонии, что творится у меня внутри. Шаблонная фраза из года в год. «Хорошо. Но могло быть намного лучше». Обида душит, жалит стрекательными клетками подобно медузе. Секундная задержка, а внутри будто тайфун прошёлся. Снес все, что только можно было, оставив после себя лишь боль.

Чудом не бегу сломя голову наверх. Использую последние крупицы гордости и самообладания, что у меня вообще остались. Главное уйти спокойно, показать, что он не вывел и не зацепил. Снаружи может быть что угодно, но внутри все переворачивается. Пальцы дрожат, а глаза щиплет. Неприятный ком в горле не даёт дышать нормально, давит на дыхательные пути, заставляет почти задыхаться. В этом весь мой отец. Режет без ножа, вскрывает старые раны с ювелирной точностью.

Как только за моей спиной захлопывается дверь становится даже легче. Первые десять минут хочется собрать вещи и сбежать к Юми. Лишь бы не находится с отцом в одном доме. Хочется сбежать, потому что обида вперемешку с яростью плавят внутренность, как соляная кислота. Но я с завидным упорством заставляю себя остаться на месте. И это можно назвать рекордом, впервые я смогла не подорваться и остаться дома. Да только толку от этого? Какой в этом смысл, если я сижу на полу и тихо вою побитой собакой? Где-то глубоко в душе я верила, что отец станет хоть чуточку добрее ко мне. Но я в очередной раз его переоценила. Даже если я возьму всё олимпийское золото, он все равно останется этим недоволен.