Уорхол

Когда Энди послал десятицентовик в ее фан-клуб и получил в ответ фотографию, подписанную «Энди Вархоле от Ширли Темпл», та стала его самым ценным имуществом и жемчужиной его коллекции. Еще он послал туда крышку от упаковки хлопьев и получил синий стакан с изображением Ширли. Как он все повторял за Марджи Гирман, теперь Энди пытался копировать Ширли Темпл. До конца своих дней он имитировал свойственные ей жесты, складывая руки в молитве и прижимая их к щеке или перекрещивая их и держа на поясе справа. Он мечтал выучиться чечетке. Единственное, что ему в фильмах с ней не нравилось, как он делился с приятелем, это регулярное появление в конце ее отца, чтобы забрать героиню Ширли домой. С точки зрения Энди, это разрушало сказку. «В фильмах с нею меня так разочаровывало, когда Ширли Темпл находила своего отца, – говорил он. – Это же все портило. Ей так здорово жилось, била себе чечетку в местном Kiwanis Club или с газетчиками в ратуше. И знать ничего не хочу про ее отца».

К концу 1930 года расстановка сил в доме Вархолов изменилась. Уже некоторое время Андрея потихоньку начало подводить здоровье. Всегда ратующий за порядок, он все еще мог пригвоздить мальчишек одним взглядом и страхом перед ремнем, но Пол, теперь семнадцатилетний и трудившийся на сталелитейном заводе, стал достаточно независим, а Андрей большую часть времени был так утомлен, что после работы только и мог что стоять на заднем дворе и молча поливать из шланга их миниатюрный огород. Юлия умоляла его угомониться. Он накопил около пятнадцати тысяч долларов в почтовых облигациях и на депозитных счетах, целое состояние для человека его происхождения. Пол приносил зарплату в семью, достаточную, чтобы купить маме мебель для кухни и холодильник. Андрею больше не было нужды хвататься за каждую предложенную работу и надрываться по двенадцать часов в день шесть дней в неделю, но он был трудоголиком, и мольбы Юлии не были услышаны.

Пол вспоминал тот момент, когда Андрей собирался в оказавшуюся его последней командировку в Уилинг, Западная Вирджиния:

Он переболел желтухой несколько лет назад, когда удалили желчный пузырь, а с тех пор все было в порядке. А тут весь вдруг пожелтел. Очевидно, у него печень отказала. Мама говорит: «Не езди в командировку, тебе не надо уезжать.

У тебя хватает денег, зачем едешь?» Но отец хотел пересилить себя.

На шахте в Уилинге многие, и Андрей в их числе, употребляли зараженную воду, и, когда он вернулся на Доусон-стрит с приступом желтухи, ему прописали постельный режим. «Энди был мальчишкой, когда умер мой муж, – вспоминала позже Юлия. – Он ехать в Западную Вирджинию работать, ехать на шахту и пить воду. Вода была отрава. Он болел три года. Отравил себе внутренности. Доктора, нет помощи от докторов». Она срывалась на рыдания, вспоминая произошедшее.

Это была сложная, печальная пора для семьи Вархолов.

Как говорит Джон:

Отец был болен и не выходил с 1939 по 1942 год. Он был в себе и при памяти, просто работать не мог. Очень печально все было, потому что он умер всего в пятьдесят пять, а по жизни являлся лидером. Нам всем плохо пришлось. Отец был не слишком эмоциональным или разговорчивым. Особенно пока мы были маленькими, он думал, что мы едва ли заинтересуемся его рассказами о работе, и я не помню, чтобы он с Энди много общался. Не больше, чем со мной, до того года, как он умер. Мне тогда было шестнадцать, и он решил, что будет обращаться со мной, как со взрослым, и много говорил про свою работу.

Чтобы компенсировать потерянный доход, они стали пускать постояльцев, но это только усугубило ситуацию. Пол и Джон начали проводить все больше и больше времени вдали от дома: Джон пытался забыться в играх, а Пол – с девушками. Энди оставался дома с Юлией в течение нескольких следующих лет, тревожных и важных для него. Вступление Америки во Вторую мировую войну после нападения на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года добавило Юлии тревог и всколыхнуло ее страшные воспоминания о Первой мировой. Многих мальчишек по соседству забрали на войну. Вскоре должен был наступить и черед Пола.

Приблизительно того периода сделанная в кабинке на автовокзале фотография Энди, где он выглядит доверчивым и ангелоподобным. «Улыбка у него была прелестная, – вспоминала Кики, – но на самом деле он был серьезным». «Помню все спрашивали: „А кто этот симпатичный маленький блондинчик?“ – рассказывает Джон, – а он все хотел стать высоким. Все пытал меня, когда ему было лет тринадцать: „Когда же я стану с тебя ростом?“ Я отвечал: „Станешь“. Говорил: „Еще пару лет, будешь метр восемьдесят“. Но не вышло».

Пока нить, крепко связывавшая семью, ослабевала, разногласия между братьями усиливались. Смесь отстраненной строгости Андрея и великодушной отзывчивости Юлии подтолкнула их к негласному состязанию за родительское одобрение. Из-за близости с матерью и удаленности от отца, а также потому, что он был еще слишком молод, чтобы решать бытовые задачи, Энди пострадал меньше, чем Джон с Полом, оказавшиеся в ту пору в незавидном положении выслушивающих последнюю волю патриарха.

Андрея больше всего заботило, что будет с заработанными непосильным трудом сбережениями после его кончины. Он знал, что у Юлии голова с цифрами не в ладу, и, оставь он все на нее, неизвестно, чем все кончится. Картины того, как сокровенные накопления для учебы в колледже отправляются в Микову или расходятся между ненасытными Завацкими в Линдоре, стали его кошмаром. С другой стороны, он сомневался и в умении Пола обращаться с деньгами. Стоило тому заработать доллар, как он его тратил и уже тогда приобрел привычку, внушавшую Андрею отвращение, – стал игроком. «Моя мать всегда говорила: „Увидишь, ничего у тебя не будет!“ Говорит: „Только и делаешь, что играешь“». Кроме того,

Пол – старшенький, наследник – уже сумел горько разочаровать Андрея, без предупреждения бросив колледж из страха, что там будут смеяться над его проблемами с речью, проявлявшимися, когда ему необходимо было выступать публично. Молчаливое недовольство Андрея тяжким грузом оседало на плечи Пола, и горечь только усиливалась из-за мучительного чувства долга. Несмотря на грубоватый напор и решимость, Пол пошел в мать, будучи мягкотелым и добрым.

Таким образом, Джон оставался единственным кандидатом, достойным ответственности за благосостояние семьи Вархолов. В 1942 году Джонни, шестнадцатилетний учащийся в школе торговли Конли, радовал отца прилежанием и упорством: «Он видел, как я обращаюсь с деньгами. Наверное, у некоторых это врожденное, просто не умеют их беречь. Он видел, что я шел разгребать снег центов за пятнадцать-двадцать или выгребал золу по пять центов за бушель. Когда мне было четырнадцать, я покупал пакет арахиса и продавал расфасованные кулечки за никель, так даже заработал себе на стоматолога, отец мне его позволить не мог».

В свои последние месяцы на Доусон-стрит Андрей стал говорить всем родственникам, к которым хорошо относился – брату Йозефу, сестре Юлии Марии и, конечно, самой Юлии, – прислушиваться к Джону в финансовых вопросах. Решение сделать Джона в обход Пола главой семьи пустило трещину между братьями, которая так и не исчезла и заставила их вступить в бесконечное соревнование за благосклонность матери. «Мама всегда пыталась дать понять, что „все мои сыновья одинаково мне дороги“, – заявил впоследствии Пол, – но я-то всегда чувствовал, что был ее любимчиком».

То, как Энди в своей взрослой жизни использовал те же механизмы, что его родители для поддержания сыновей в постоянной острой борьбе за внимание, подтверждает, что он, по крайней мере интуитивно, был абсолютно в курсе семейных драм, окруживших кончину его отца.

За день до того, как отправиться в больницу Монтефиоре для анализов, Андрей позвал Джона на заднее крыльцо.

«Он проговорил около двух часов. Говорит, завтра я поеду в больницу и из нее уже не выйду. Он был плох. Не то чтобы там плакал или что-то подобное, просто говорил очень грустно. А когда сказал, что уже не вернется, я перестал слушать, потому что принял близко к сердцу его слова, и все возвращался к ним в уме – „он уже не вернется" – вот почему я запомнил из всего только его предсказания, потому что все они сбылись. Он говорит приглядывать за матерью и Энди, потому что Пол скоро женится; а насчет Энди говорит: „Ты еще будешь им гордиться, он образование получит, в колледж пойдета. Сказал, что у него достаточно почтовых облигаций, чтобы заплатить за первые два года колледжа для Энди, и добавил: „Следи, чтобы все получилось. Следи, чтобы деньги не потратились на что-нибудь другое. Следи, чтобы счета оплачивались, и мы не потеряли дом из-за налогов"».