Страница 8 из 10
– А вообще, Тоська, в жизни любой женщины всегда наступает один прекрасный день, и она встречает своего особенного мужчину, при виде которого понимает, он – её будущий муж!
– Зная твой характер, вернее будет сказать – первый! – слабо огрызнулась в ответ захмелевшая страдалица.
– Ты забываешь, я уже замужем, причём за вашим папой! – попыталась сгладить укол Кира.
– Это ты так считаешь, наш папа просто женат на тебе! – категорично заявила ей Тоська, махом допила остатки креплёного и молча ушла спать.
Теперь, на значительном удалении от семьи, этот, казалось бы, затерявшийся в бурной череде последовавших в развитие той ночи событий, диалог всё чаще всплывал в Кириной памяти, раз за разом дополняясь всё новым и новым содержимым, и вылившись, в конце концов, в эту самую «Теорию пакета».
Кира считала, чем больше женщина себя любит, тем меньше должна быть сумочка на её плечах. Ведь, чем меньше её сумочка, тем больше выказываемая ею потребность не любить, но быть любимой. Следовательно, маленькая сумочка – признак самовлюбленной особы, тяготящейся собственным одиночеством. Далее. Чем больше потребность женщины быть любимой, логически размышляла Кира, тем больше её желание заботиться о ком-либо. Чем больше её желание заботиться о ком-либо, тем больше сумок с продуктами она носит. Следовательно, большие сумки – признак любящей особы, концентрирующейся на своих близких. И, наконец, женщина, не была бы женщиной, если бы, не в ущерб себе, дарила свою любовь и не окружала бы заботой других. Поэтому, когда Кира видела женщину с маленькой сумочкой на плече и большим пакетом в руках, она была уверена, что перед ней по-настоящему счастливая и состоявшееся женщина. Исключение из её логики составляли только дамы с сумочкой и маленьким пакетиком для всего, что в эту сумочку не уместилось. Кира всегда удивлялась, почему в качестве «подсумка» ими выбирается бумажная «малипуська» с лейблом крутого бренда нижнего белья. Ведь, какого бренда исподнее надето на барышне не суть важно, считала она, важно то, что это бельё, под собой скрывая, украшает. Разве что такой «продакт плейсмент» мог использоваться в качестве намёка на уровень запросов для вероятных соискателей их благосклонённости, но такие скабрёзные мысли, впрочем, как и всё «с душком», в голову она брать не предпочитала.
За исключением двух мужей, бывшего и текущего, отношения у Киры бывали. Случайные, чаще непродолжительные, но яркие. Как если бы их начинали вечером в пятницу вечером, когда есть с кем, есть с чем, есть где, но непонятно, как и, по большому счёту, зачем. А исключения, как известно, только подтверждают правила.
Вот представьте, идёте вы в любой маркет, закупаете все надлежащие атрибуты, складываете их на кассе в фирменный пакет и, вот оно, начало отношений. Они развиваются бурно, в начале даже красиво. На своего визави вы фонтанируете всем арсеналом своего обаяния из фраз и навыков. В субботу эти отношения приобретают чёткие формы выживания. А в воскресенье вы закрываете дверь, предварительно сказав дежурное «Пока!» и собираете остатки отношений во всё тот же «фирменный» пакет. Туго завязав его, иногда вы обнаруживаете, что где-то возле дивана или прикроватной тумбочки осталась недосказанность. Вам так не хочется вновь развязывать этот пакет, но и специальный начинать нет особой нужды. Специальные пакеты – для специальных отношений. Эти пакеты прочные, чаще всего с завязками, чтобы можно было что-то добавить.
Но мы ушли от темы. И вот – вы обнаружили некие недосказанности, подошли к уже собранному и крепко завязанному пакету и.… не знаете, с чего начать. Чаще всего материал, из которого изготовлен этот пакет, такой же одноразовый, как и отношения, остатки которых он содержит. Узел никак не хочет поддаваться, как бы вы ни старались. Оно и понятно – силы потрачены на отношения. И вы решаете не заморачиваться – «Выброшу в другой раз!». Но ведь в другой раз вы можете начать собирать составляющие отношения в тот – специальный пакет. Никогда, слышите – никогда не тащите в специальные пакеты недосказанности, предназначенные для «фирменных» – маркетовских пакетов. Лучше выбросьте их вообще без пакета. Хороши же вы будете, если притащите в начинающиеся настоящие отношения половину бутылки полувыдохшегося кентуккийского бурбона!
В начале каждого месяца, в первую неделю после зарплаты Кира назначала себе «курс повышения самооценки». В эти дни, заходя в ближайший к её съёмной квартире супермаркет, она намеренно обходила стороной товары по «жёлтым ценникам» и целеустремлённо наполняла свою корзину снедью, не упомянутой в очередном раздаваемом на кассах «акционном» каталоге. Поощущав таким нехитрым образом свою принадлежность к пресловутому «среднему классу» и достаточно поистощив свой кошелёк, она вновь возвращалась в стойло привычной бедности.
«Ничего не поделаешь, Москва – город дорогой, да и эти пять килограммов мне явно лишние», – говорила в неизбежный момент смены социального слоя себе она и, как второго пришествия, начинала ждать новых выплат. Да, Москва – город не из дешёвых. Москва – глобальная ярмарка тщеславия, явственное воплощение всероссийской центробежности, так точно сформулированной в чеховских «Трёх сёстрах»: «В Москву! В Москву!..» Каждый житель отдалённого хутора мечтает перебраться в деревню. Поселившись в деревне, следующей целью он ставит себе село. Освоившись в селе, мечта гонит его в райцентр, из райцентра в центр уже областной. И вот тогда уже верхом его мечтаний и становится столица, в которой он, продав всё нажитое ранее трудом разной степени честности и стремится купить себе какой-никакой, но угол. И когда в его паспорте на для того и предназначенной странице появляется заветный штемпель о постоянной московской регистрации, тогда он может с полным правом считать, что жизнь его удалась, он – москвич, хотя в душе его так и живёт мечтавший когда-то перебраться в деревню житель Богом забытого хутора. Поэтому Москва – город, который никого не любит. К последнему, впрочем, Кире было не привыкать.
Любили ли её? Разменяв пятый десяток лет, она была уже твёрдо уверена, что нет. У людей, случавшихся в её жизни, к ней всегда было потребительское отношение. Хотя одна история всё-таки была. Когда Кире было лет пятнадцать, она ушла из дома. Из-за отчима. Приставал. К отцу не пошла – у него на тот момент отношения начинались, и она не хотела быть помехой. К Мусе тоже – там свои проблемы были. Кире ничего не оставалось, кроме как податься к подруге, которая на том участке жизни ей заменяла сестру. В подружкином дворе жил парень – намного старше Киры, и, слово за слово, между ними пробежала искра. В итоге как-то раз его мать пришла к матери подруги и после долгого разговора забрала Киру жить к себе.
Такого отношения к себе Кира в жизни больше не встречала. Ни грубого слова, ни упрёка. Школу окончила у них. Паренёк за столько времени её даже пальцем не тронул, а потом начал резко встречаться с той самой сестрой-подругой. Кира тогда уже смогла жить самостоятельно и ушла, а через месяц общие друзья сказали, что его больше нет. Как оказалось, он знал, что ему предстоит сложная операция, с которой живым он может не вернуться.
На похоронах его мать отдала Кире треугольником сложенное письмо. Сказала: «Он велел отдать, если не вернётся…» А в письме было столько нежности и извинений. Что подвёл, что разрыв был специально, чтобы ей потом не так больно было. Вот такие были отношения… А больше вспышек в её жизни не было. Только «пакеты», сквозь дырки в которых выпирали сплошь кулаки побоев и приёмные покои травмпунктов.
Кира уже готовилась отдаться Морфею, когда телефонная трубка взорвала тишину саларьевской «однушки» высокочастотным рингтоном мессенджера. Звонил муж. Был неизведанно нетрезв. Говорил несвязно, тянул слова и глотал окончания. Начал традиционно с упрёков в долгом отъезде и отсутствии перспектив воссоединить семейство в близлежащей перспективе. Потом перешёл на «свежатинку» …