Пограничье

   — Прошу!.. Ты убиваешь меня просто!

   Мелодичный звон сначала трансформировался в дребезжание стекла, а потом пространство наполнилось голосами, криками и стонами. Кто-то требовал что-то сделать с окнами, кто-то ругался, обзывая меня нехорошими словами, кто-то рычал и клялся, что убьет любого, кто только посмеет переступить черту, а я открыла глаза и прохрипела:

   — Павлик, когда мы уже поедем домой, а?

   Тишина, последовавшая за моими словами, показалась мне зловещей. Я попыталась сесть, чтобы открыть большую площадку для обзора, и надежные руки ласково придержали меня за плечи, помогая подняться.

   — Славная моя, ты очнулась? — выдохнул Пауль мне в ухо, кажется, немного испуганно, а когда я кивнула неуверенно, попросил:

   — Тогда сделай что-нибудь со своей стихией, милая, а то, боюсь, от Волчьей долины останется одно воспоминание.

   Я огляделась по сторонам и поняла, что мы больше не находимся в Зале предков, мы переместились в нашу с Павликом спальню. И спальня эта пребывала в жалком состоянии. Окна распахнуты и лишены стекол, деревянные перекошенные створки суматошно колотятся о стены, словно несчастная игрушка безумного ветра, что врывался в дом языками холодного колючего снега.

   Дверь тоже выломана, но, судя по тому, как выглядят обломки, ломал ее не ветер, а кто-то со стороны коридора. И этим кем-то, судя по всему, был Юлкин вспыльчивый старший брат Сандро.

   Волчок-младший стоял в дверном проеме, а прямо перед ним, напуганный, но злой, как черт, приняв угрожающую позу, горбился мой подопечный, названный племянник и по совместительству единственный сводный брат, глава клана Лунных волков шонаг Ларс Волк.

   — Что здесь происходит? — растерянно оглядываясь по сторонам, спросила я, и немедленно ставни, жалобно скрипнув, замерли, потому что снаружи кто-то взял и выключил ветер.

   — Уф, — выдохнули одновременно Павлик, Ларс, Сандро и еще кто-то невидимый мне, но находящийся в коридоре.

   — Вот и хорошо, — холодным влажным лбом Пауль прижался к моему плечу. — Вот и славно... Ларс, — не отрываясь от меня, а наоборот, сильнее сжимая руки на моих плечах, — скажи Гаврику, что теперь уже точно можно ставить стекла... И пусть заодно дверь починит, если ему не сложно...

   — Дверь я сам починю, — виноватым голосом произнес Волчок-младший, помялся с секунду на пороге и, заискивающе глядя мне в глаза, произнес:

   — Я ведь на самом деле хотел как лучше. Веришь?

   — Уйди, Сандро, — прохрипел Пауль Эро. — Уйди или я тебе табло начищу прямо сейчас...

   Я мысленно улыбнулась. Ну, по крайней мере, самоуверенность и завышенная самооценка по-прежнему при моем муже, а значит, все не так плохо, как могло показаться.

   Мое пробуждение остановило бушевавший всю ночь и первую половину дня буран, как выяснилось, вызванный мною и мною же прекращенный. Ну, по крайней мере, Юлкин папа говорил, что это так, а основания ему не верить у меня не было.

   Стоило на небе появиться солнцу, как большая часть гостей поспешила убраться восвояси. Волчки умчались в светлую столицу сообщать о результатах расследования, увозя с собой выданного недовольным Ларсом Фенрира — кажется, братишка до последнего надеялся сам рассчитаться со старым оборотнем. Эфоры отправились по своим рабочим местам составлять отчеты о случившемся. Генерал Штормовский заявил, что это безобразие — понять бы еще, какое именно — Паулю с рук не сойдет, и покинул Волчью долину. А я вздохнула свободно, потому что, во-первых, Пашкин начальник увез с собой прошение об отставке, а во-вторых, не забыл восхитительную в своей глупости супругу, которая, может, и не обладала слишком острым умом, но синева глаз и размер груди позволяли ей стрелять в моего Павлика призывными взглядами. И мне это категорически не нравилось.

   Гай Ботан испросил у Ларса разрешение остаться погостить.

   — Все-таки в Сигни есть немного волчьей крови, — сообщил он моему братцу по секрету, даже и не подозревая о том, что новый вожак клана Лунных волков уже давным-давно почуял это сам.

   Дуная и не думала спрашивать разрешения, она просто осталась, заявив, что всегда мечтала узнать, каково это — жить среди волков. Но судя по тому, какие взгляды она бросала на Гаврюшку, жизнь домовых ее интересовала гораздо больше.

   Ну, и Вельзевул Аззариэлевич с Ангелиной. Они остались просто потому, что ни у кого не хватило смелости и совести постучать в их спальню и сообщить о том, что буран давно закончился.

   Тем вечером мы все собрались в столовой, но стол решили не накрывать. Прямо у камина Гаврик расстелил толстый цветастый ковер, набросал на него ворох подушек, валиков и пуфиков, поставил несколько чайных столиков с напитками и закусками и заявил, что не уйдет из комнаты до тех пор, пока ему не объяснят, куда пропал его дядя, и что теперь ему, Гавриилу Пяткину, делать дальше. А главное, как жить.

   — Гаврюш, — я схватила мальчишку за руку и со всей искренностью, на которую только была способна, заверила:

   — Мы и сами тебя не отпустим. Куда ж мы с Ларсом без тебя...

   — Я же тебе говорил, Сонька, что он балбес, — шонаг Волк лениво приоткрыл один глаз и зевнул. — Я ему защиту рода предоставил, можно сказать, ввел в семью, а он все из себя бедного родственника строит.

   Гаврик моргнул и подозрительно засопел, поправляя подушки, а Пауль, устраиваясь на полу возле меня, заметил:

   — Но как бы там ни было, рассказать мальчишке о родственнике надо... И не только ему.

   — И не только об этом, — согласился Вельзевул Аззариэлевич, входя в столовую и держа Ангелину Фасолаки, которую теперь, наверное, правильно будет называть пани Ясневской, под руку.

   В камине трещал огонь, я полулежала на полу, облокотившись спиной о грудь Павлика, грела руки о бокал с горячим вином и слушала, как плетется история, пугающая своей простотой и жестокостью.

   Вацлав Бадлон действительно был сыном домового и морока. И, что самое удивительное, он унаследовал как отцовскую, так и материнскую магию. Может, это было случайной прихотью природы, но мне кажется, что дело не обошлось без Судьбы. Как иначе объяснить тот факт, что мальчику достался женский талант? Никогда до Вацлава Бадлона не было среди мороков мужчин... А потом один появился и немедленно стал чудовищем.

   А возможно, чудовищем его сделало не то, кем он родился, а то, как это воспринял окружающий мир.

   Как бы там ни было, Бадлон стал тем, кем стал. А десять лет назад, когда Юлка дала демонам Пограничья свободу, он не остался с остальными. Он не поддерживал отношения. Но сразу ушел к Темному двору, решив занять место покойного айвэ. И то, что место уже было занято, его не остановило.

   — Так что же получается, — уточнила Ангелина, отставляя в сторону свой бокал с вином. — Тот несчастный, который настоящий айвэ Инар, все эти годы был в плену у Ваца.

   — Я думаю, что он мертв, — Павлик решительно покачал головой. — Все эти годы или только последние из них... Нам уже не узнать, когда именно произошла подмена, но мороку не нужен живой объект, чтобы принять его обличье. Так что, думаю, темный стал первой жертвой вернувшегося в мир живых Вацлава Бадлона.

   — Не везет все-таки Катерине с советниками, — проворчал Вельзевул Аззариэлевич, а я искренне задалась вопросом:

   — Зачем? Вот не понимаю, зачем ему это надо было? Ведь это же совершенно новая жизнь! Никто не знает, кто он. Не каждому дается возможность начать все с чистого листа. Живи, как хочешь — и будь счастливым.

   — Ты просто забыла об Арнульве, — подал голос мой бывший директор, а я вся напряглась, потому что о ком — о ком, а об этом оборотне я бы очень хотела забыть, но пока не получалось.

   — Я имею в виду, — поспешил исправиться пан Ясневский, — что в тот момент, когда Судия назначал новых Стражей, шонаг был уже мертв, но при этом все еще оставался стихийным магом земли. Вы же понимаете, что это значит для того, кто обижен на целый свет и мечтает о всемирном господстве?