Твари в пути

— Но почему? — недоуменно спросил гном.

— Он вам не скажет, — ответил за джинна Аэрха. — Все они боятся стекла. А могучие колдуны знают об этом, именно поэтому их сажают в стеклянные бутылки.

— Но ведь джинн Амумали был пленен в медной лампаде! Об этом все знают…

— Вероятно, со стеклянным напылением, — важно предположил Хвали.

— Сейчас не время для подобных разговоров, — призвал спутников к голосу разума Ильдиар. — Нам нужно выбираться отсюда.

— Что ж, — сказал гном. — Вероятно, нам может помешать только он.

У печей мельтешил один-единственный человек. Судя по всему, мертвым, в отличие от каторжников из зала рудорубок, он не был. Он кутался в длинные свободные одежды непроглядного черного цвета, на его голове высился такой же тюрбан.

— Я слышал о нем…  — пробасил Аэрха. — Все в Аберджи знают имя Усмар Марага, червя-алхимика.

— Червя?

— Говорят, что он — не человек, и Обезьяний Шейх заключил с ним какую-то гадостную сделку.

То, что Усмар Мараг делал, вызывало трепет. И еще омерзение. Используя нечто, походящее на грязь, он обмазывал мертвеца-герича — полностью, не оставляя пустых мест. Закончив, он вонзил в его рот полый металлический штырь — наподобие швейной иглы, и запустил через него плавленое стекло. Спустя какое-то время он выдернул штырь, замазал проплешину и закатил подготовленного покойника в печь. Затворив заслонку, алхимик какое-то время выждал, после чего передвинул рычаг, и на подвижном механизме внутри горна мертвец переехал в соседнюю печь. Здесь из различных алхимических сосудов в топку залились зелья различных оттенков зеленого, после чего мертвец отправился в третий горн, видимо, на дожарку.

Ильдиар глядел на все это не в силах сдержать отвращение — весь процесс походил на готовку какого-то блюда, в то время как огонь облизывал совсем недавно живого, дышащего и способного испытывать чувства человека.

Когда заслонка последней печи отворилась, а мертвец выкатился наружу, алхимик взял с одного из стоящих рядом с атанором столов инструменты и принялся осторожно отбивать и откалывать запеченную глиняную корку. Отломанные куски падали на землю один за другим, обнажая сверкающую в отсветах от багрового пламени и синих молний стеклянную плоть.

Ражадрим Синх-Аль-Малики издал тоненький писк, словно мышь, застрявшая в щели под дверью. На недоуменные взгляды спутников он лишь ткнул рукой в сторону боковой стены.

Там стояли десятки, сотни уже готовых стеклянных людей. Пока что они были все безжизненны: пламя горнов плясало на их опущенных долу головах, руки их безвольно висели по бокам. Видимо, Великое Деланье, сиречь, алхимия, еще не дошла до стадии их пробуждения.

— Где? Где выход? — взволнованно прошептал Ильдиар, и снова пораженный джинн не ответил словами — лишь ткнул в сторону одной из нор неподалеку от алхимической печи.

Лишь увидев это, каторжники возбужденно заголосили и рванули с места в указанном направлении. Судя по всему, они не боялись какого-то одного, с виду, жалкого и неказистого человека. К тому же, у них были захваченные в зале Дневной Нормы сабли и ятаганы. Словно псы, почуявшие запах кости, они ринулись, стоило слабому сквознячку донести до них запах свободы. Но вместо этого они бежали навстречу своей смерти.

— Стойте! — закричал, пытаясь их остановить, Ильдиар, но было поздно, алхимик обернулся на топот и крики.

Стремительно — Ильдиар даже не различил, как он это сделал — паладину показалось, что он переполз по-змеиному — Усмар Мараг оказался на пути беглецов. Вместо рук у него оказались длинные извивающиеся щупальца. Обхватив ими одного раба за горло, а другого за пояс, Усмар Мараг принялся шипеть. Прочие каторжники, счастливые, что алхимик занят их собратьями, обогнули печь и скрылись в проходе.

А те, кого Усмар Мараг изловил, визжали и бились в его удушливой хватке. Ильдиар решил было, что тот сейчас просто раздавит бедолаг, но алхимик-червь был слишком изворотливой гадиной для подобного «скучного» исхода.

На глазах у пораженных беглецов один несчастный каторжник, обвитый щупальцем, начал стремительно стареть, а другой, наоборот, молодеть. Первый за какие-то мгновения покрывался морщинами и будто съеживался, усыхал, в то время как кожа другого разглаживалась и светлела. Всего за полминуты в щупальцах Усмар Марага оказались дико орущие старик и младенец, но на этом пытка не прекратилась — старение и омоложение продолжились. Еще спустя несколько секунд старик обратился в прах, а младенец, сперва превратившись в плод, раньше времени извлеченный из чрева матери, уменьшился до размеров горошины, после чего и вовсе исчез, словно его никогда и не бывало.

Алхимик был слишком занят своими жертвами, чтобы обратить внимание на невысокую фигуру, подкравшуюся к нему с ятаганом. Но все же он оказался намного быстрее гнома. Извивающиеся щупальца рванулись вперед. Одно схватило ятаган и вырвало его из гномьей руки, другое обхватило за плечо самого Хвали.

Дор-Тегли закричал.

Ильдиар и Джан, не сговариваясь, ринулись было на помощь другу, но Хвали из последних сил вскинул руку.

— Не подходить! — заревел он. — Всем стоять!

Товарищи вынужденно встали на месте. Только сейчас Ильдиар увидел, что вместо лица у жуткого алхимика, словно поросшее травяным покровом, шевелятся короткие наросты. Его едва не вывернуло от подобного зрелища.

Ильдиар, не в силах просто глядеть на то, как друг дергается в щупальцах твари, поднял саблю и сделал шаг.

— Стой…  — выдохнул Хвали, и в его этом коротком слове просквозила такая непреломная воля, что на миг Ильдиару показалось, будто это стòит не безбородый и бездомный карлик-раб, а кто-то из великих воителей древности — тех, что в легендах и сказаниях в одиночку сражали гигантских драконов.

— Ражад! — Ильдиар повернулся к джинну. — Сделай что-то! Ражад!

Джинн сидел на каменном полу, обхватив плечи руками, и что-то бормотал себе под нос. Судя по всему, близость с таким количеством стекла, совсем вывела его из себя. Ильдиар проклял свою несчастливую судьбу: как же так вышло, что им довелось встретить в пустыне якобы сильномогучего волшебного духа, который на деле оказался беспомощнее котенка с перебитыми лапками.

А Усмар Мараг не тратил времени зря. Он вознамерился уничтожить гнома тем же образом, каким он расправился с несчастными рабами. По обоим его щупальцам прошли конвульсии, как будто внутри них двигалось что-то живое — словно проглоченная удавом крыса, ползла обратно в сторону пасти. И Дор-Тегли принялся стареть. Его и без того грубая кожа начала грубеть, трескаться морщинами, из подбородка и щек поползла борода, из темно-рыжей она постепенно становилась все более блеклой, пока не поседела и не налилась серебром, после чего волосы стали истончаться, выгорать, пока не стали напоминать воздушную паутину. Гном жутко дергался, но в один миг ни с того ни с сего вдруг рассмеялся, словно заразился неуместной веселостью у бергара.

— Ах-ха-ха! — смеялся глубокий Хвали-старик. — Ты ведь ничего не слышал про гномью алхимию? Сколько всего в нас подгорные мастера вливают с детства! Сколько чанов я осушил, в скольких из них был искупан! Что мне твоя жалкая притирка. Ты меня не сможешь состарить в прах! Ничтожный! Нич-тож-ный!!!

Алхимик-червь возмущенно взвизгнул, и по его щупальцам снова прошли конвульсии. И тогда гном стал медленно, но верно молодеть. Вскоре он стал походить на прежнего себя.

— Ах-ха-ха! — гортанно смеялся старый добрый Хвали. — Ты не был готов к такому, тварь?!

А морщины все разглаживались, а борода все уменьшалась…

— Ах-ха-ха! — смеялся розовощекий пухлый Хвали-мальчишка. — Может быть, еще раз попробуешь меня состарить, бездарь?!

Усмар Мараг в ярости зашевелил сонмом лицевых отростков, будто ветер всколыхнул траву, он крепче сжал щупальца, обвивающие гнома, отчего тот лишь снова засмеялся. Но сейчас в горделивом смехе ребенка Дор-Тегли, Ильдиар отчетливо уловил нестерпимую боль. Алхимик-червь старил гнома, но при этом больше не чурался грубой простоты, и, вероятно, решил его просто-напросто раздавить. С каждым вновь приобретенным гномом годом он сжимал щупальца, словно тиски. А Хвали словно чего-то ждал.