Мне не жаль...

Это была их первая встреча. Слишком рано, ещё по живому, по ранам, что не успели даже начать затягиваться. Натали показалось, что время застыло, звуки утихли и даже свет стал слабее. Только в ушах что-то протяжно звенело. А в следующую секунду он встретился с ней взглядом, застыл на короткий миг, грустная улыбка скользнула по губам, и вот цесаревич уже отвернулся, здороваясь с канцлером.

Натали знала, что будет тяжело, но не подозревала даже, что настолько. Словно кто-то со всей силы ударил в живот, выбил весь воздух из лёгких, выбросил, как рыбу, на берег, заставив беспомощно открывать рот в надежде вздохнуть снова. Он был рядом, совсем близко, родной, из её снов, из её прошлого. И Натали тянуло к нему, словно магнитом, и взгляд то и дело выхватывал его в толпе, пока не наткнулся на другой, взволнованный, — принцессы.

— Боюсь, нам надо подойти и выразить своё почтение. — Дмитрий возник из-за спины, подставляя локоть и уверенно подводя Натали к Александру и Марии.

— Ваше высочество. — Натали присела в неглубоком реверансе, протягивая руку для поцелуя. — Не ожидали вас встретить сегодня.

— Это была моя идея, — сказала Мария, скользя лихорадочным взглядом от мужа к Натали и обратно. Но оба они упорно отводили глаза, смотря куда угодно, только не друг на друга. Александр мазнул губами по её руке и тут же отпустил, пробормотав:

— Не самая удачная.

— Я рада видеть тебя в добром здравии, — вновь заговорила Мария, нервно улыбнувшись. — Говорят, ты была нездорова.

— Спасибо, теперь всё в порядке. После вашего визита мне стало гораздо лучше. — Натали вложила в улыбку как можно больше сердечности и вновь присела. — С вашего позволения.

Дмитрий кивнул, уводя Натали как можно дальше, пока она вцепилась в его руку, даже не заметив этого. Сердце рвалось обратно, к нему. Просто стоять рядом, слушать голос, быть может, обменяться парой ничего не значащих фраз. Чувствовать его, дышать им. Жить им.

— Быть может, вы хотите домой? — тихо спросил Дмитрий. Натали встрепенулась.

— Так скоро? Что подумает княгиня?

— Что вам стало нехорошо. А может, — он склонился к её уху, пронзая глазами княгиню Черкесскую, — что муж-самодур увёз вас домой, изнывая от ревности.

Натали невольно улыбнулась, покачала головой.

— Вы действительно желаете себе подобной славы?

— А вы действительно сможете провести здесь всю ночь? — Дмитрий почувствовал, что начинает раздражаться. Что за склонность к причинению боли самой себе? Натали приподняла бровь и холодно улыбнулась:

— Вы во мне сомневаетесь, граф?

Она должна была это пережить. Чтобы доказать самой себе, что сможет. Чтобы сделать крохотный шажок к новой жизни. И она старалась, хотя чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал сквозь платье, горел на коже, проникая к сердцу. Подойти бы ближе, коснуться руки, хотя бы мимолётно… Ради чего она лишила их этой малости? Ради того, чтобы сейчас со спокойным равнодушием смотреть в глаза принцессе? Стоило ли оно того? Они больше не принадлежали друг другу, но тянулись, невольно, раз за разом оказываясь рядом.

— Это невыносимо, — прошелестело прямо над ухом. Натали вздрогнула, но Александра уже не было рядом — он успел отойти на несколько шагов и теперь непринуждённо разговаривал с отставным генералом. По телу пробежала дрожь, обдала знакомой, тёплой волной, сворачиваясь внизу живота. Натали прикрыла глаза, коротко выдохнула и тут же их распахнула, находя взглядом мужа. Нет, она не станет заново через всё это проходить. Снова обманывать, скрываться, потому что вновь выплыть из этих чувств не сможет. Ещё одно слово, один жест — и она станет молить о том, чтобы они снова были вместе…

— Прошу вас, мне нужно домой, — прошептала Натали, когда Дмитрий подошёл. — Вы можете остаться, а я вернусь.

— Не говорите ерунды. — Орлов поджал губы, ища цесаревича, но того поблизости не оказалось. Неужели они договорились о чём-то?.. Волна злости поднялась изнутри, резкая, вспыхнула в голове, застилая глаза красным. — Мы вернёмся вместе.

Натали покорно склонила голову, позволяя отвести себя к княгине, чтобы попрощаться. Они ждали карету молча, думая каждый о своём. И если Натали пыталась вернуть с таким трудом приобретённое душевное равновесие, то Дмитрий буквально задыхался от ревности. Он подозревал, конечно, что подобное может произойти, но это оказалось больно. Как и всегда больно — отдавать её ему, самолично подводить к спальне, оставаясь за дверью. Снова говорить себе о том, что надо надеяться. Но на что, ради Бога?!

Он рывком распахнул дверь, подставил руку, помогая Натали забраться в карету, сел сам и стукнул по крыше. А Натали думала, думала, думала о том, что не хочет возвращаться в прошлое. Как бы счастлива она там ни была, у этой любви нет будущего. Нет сейчас, и не было никогда. Рано или поздно действительность догнала бы, растоптала. И это уже происходит. Но Натали почти привыкла жить без него, почти заставила себя успокоиться, почти начала забывать. Дважды в одну реку нельзя войти — не она это придумала, но есть ли смысл сомневаться? Натали прикрыла глаза и откинулась на сидении, крепко стиснув руки на коленях.

Дмитрий следил за ней, с трудом сдерживая желание схватить за плечи и встряхнуть. Крикнуть, что она — глупая девчонка, если надеется вернуть Александра. Что он не может вечно спасать её. Что он любит её так сильно, что готов запереть в доме, если это поможет не свалиться обратно, в пропасть, из которой с таким трудом и без потерь выбралась.

— Что будет дальше? — спросил Дмитрий, ступив на ступени перед домом. Карета покатилась в каретный сарай, двери приветливо распахнулись, приглашая хозяев войти.

— О чём вы? — Подобрав юбки, Натали принялась подниматься.

— Дальше, Натали? Что будет дальше? — Он перешагивал через две ступени сразу, быстро поравнявшись с ней. Схватил за локоть, резко разворачивая, останавливая почти у дверей. Ждавший за ней слуга поспешил отступить за дверь, чтобы не мельтешить перед глазами.

— Дальше я лягу спать, — ледяным тоном процедила графиня, вырывая локоть из захвата. — А завтра выслушаю ваши объяснения.

— Мне не в чем перед вами оправдываться! — выкрикнул Дмитрий, но взял себя в руки, дождавшись, когда Натали снимет манто. Не глядя швырнув пальто на руки слуги, он вновь догнал её, и они принялись подниматься на второй этаж.

— Вы отлично знаете, о чём я говорю, — тихим, дрожащим от ярости голосом проговорил он. — Вы вновь решили возобновить ваши встречи? Вы хотели встретиться сегодня, не так ли? Но я помешал своим решением проводить вас, и…

— Вы действительно думаете так? — Натали остановилась посреди лестницы, шокировано глядя на него. — Вы считаете, что я смогла бы вновь обмануть вас? Я ведь обещала, ещё тогда, в Италии, помните?

— Помню, — усмехнулся он. — Поэтому и спрашиваю: что дальше?

— Ничего. — Она опустила глаза и вновь стала подниматься наверх. — Ничего, — повторила она, прикусив губу.

— Вы по-прежнему любите его, — горько прошептал он ей вслед. Натали, успевшая подняться, обернулась и ответила тихо:

— Да, и этого не изменить. Но это не значит, что я не хочу его забыть. Просто… Просто это очень не просто.

И она ушла, оставив его стоять посреди лестницы с гулко бьющимся сердцем, полным сожалений и уставшей надежды.

Натали не спалось. Сейчас бал был в самом разгаре, Александр танцевал, смеялся, возможно, флиртовал, желая забыть о ней, так же, как делала она всё это время. А сейчас ей не спалось, потому что одна мечта не давала покоя — чтобы он был рядом. Именно сейчас он был нужен так сильно, что Натали ощущала настоящую боль от потребности видеть его, чувствовать, любить. Она металась по спальне, заламывая руки, или же ложилась на кровать, пустым взглядом уставившись в потолок. Её бросало то в жар, то в холод, каждая клеточка тела ныла при одном только воспоминании о звуке его голоса, о блеске его глаз. И его «невыносимо» звучало в ушах набатом. Четыре часа утра Натали встретила, сухими, лихорадочно блестящими глазами глядя в окно, где вновь разыгралась непогода и невозможно было отличить: туман клубится меж ветвей деревьев или мокрая взвесь сыплется с неба. Повинуясь порыву, Натали запахнула плотнее халат и поспешила вниз. Распахнув двери, ведущие в сад, она решительно пошла по дорожке, надеясь, что ветер выдует из головы все мысли, а холод — заморозит боль, что жгла сердце.