Мне не жаль...

— Ну что вы, Михаил, мы почти закончили. Ещё пара кругов, и я буду полностью в вашем распоряжении. Если… — он замешкался, — вы хотите со мной говорить. Быть может, вы пришли сюда развлечься, а я вас отвлекаю.

— Отнюдь. — Князь слабо улыбнулся. — Я зашёл, услышав ваш голос. Но оставим разговоры, я дождусь, когда вы будете свободны.

Михаил поднялся и отошёл к буфету. Орлов проводил его долгим взглядом, тяжело вздохнул и вернулся к игре. Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Буря в душе утихла, но остался горький осадок, а ещё он совершенно не знал, как быть дальше. Как вести себя с Натали, что делать, что говорить. С каждым днём Дмитрию казалось, что его жизнь превращается в ад, добровольный, и от того ещё более жестокий.

— Простите, что заставил вас ждать, партия затянулась. — Спустя полчаса граф опустился на стул напротив Михаила и показал глазами на бутылку вина. Дождавшись утвердительного кивка, Дмитрий плеснул в свой стакан и покрутил его в руке. — Ну что, за вашего будущего племянника! Или племянницу, кто знает…

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — напряжённо проговорил князь, наблюдая, как Орлов залпом выпивает вино. — Что вы думаете по поводу всей этой ситуации?

— Какой? — нарочито небрежно поинтересовался Дмитрий.

— Не делайте вид, что вас это не волнует, — раздражённо бросил Михаил. — Вы ведь надеялись, что до этого не дойдёт, не так ли?

— Какая теперь разница, на что я надеялся? — получилось неожиданно горько и откровенно. Граф поморщился и вновь потянулся за бутылкой: выворачивать душу наизнанку он не собирался. Хватит.

— Дмитрий… — Михаил замялся. — Я понимаю, что это не совсем моё дело, и что вы изначально были готовы к подобному, но теперь…

— А что теперь? — Он подался вперёд, понижая голос. — Что теперь, Михаил? Что изменилось? Я предложил остаться, предложил рискнуть, предложил попробовать… — он оборвал сам себя и тяжело вздохнул, снова откидываясь на спинку стула. — Кто я такой, чтобы мешать чужим чувствам? — саркастично заметил Орлов.

— В ваших силах спасти её! — прошептал Михаил, оглядываясь по сторонам. Но на них никто не обращал ровным счётом никакого внимания, да и стол их, стоявший в дальнем углу, способствовал откровенным разговорам.

— Спасти можно лишь того, кто хочет, чтобы его спасали, — граф мрачно отсалютовал стаканом.

— Значит, вы сдались? Так скоро? Не ждал от вас…

— Не пытайтесь, — Дмитрий усмехнулся, — не пытайтесь даже воззвать к моим чувствам.

— Их больше нет?

— Отнюдь. — Граф сложил руки на груди и, подняв глаза к пожелтевшему от табачного дыма и времени потолку, протянул: — Не вижу причин демонстрировать их, когда в них не нуждаются.

— Натали запуталась, — вздохнул Михаил. — Вы это понимаете, я это понимаю. И она, поверьте, тоже понимает.

— О, я прекрасно осведомлён о том, как она переживает, уж поверьте! И я готов ждать, но есть ли в этом смысл?

— Есть! — с жаром воскликнул Репнин. — Уверяю вас, есть! Натали нужен человек твёрдой воли рядом. Тот, кто поможет и направит.

— Вы считаете, что она из тех, кто позволит себя направлять? — иронично приподнял брось Орлов. — Вот уж не думаю.

— Нет, вы правы. Натали всегда была своенравна и даже, помилуй Бог, вольнодумна. Но это не исключает того, что она нежная, добрая и отзывчивая. А сейчас, как мне кажется, ещё и очень одинокая.

— Я стал ей другом, но… — Граф осёкся.

— Но хотите быть мужем, — закончил за него Михаил. — Просто дайте ей время. Уверен, она обескуражена новостью о своём положении не меньше вашего. Ей страшно, хотя она и не показывает этого. А ещё она очень нуждается в поддержке.

— Вы — отличный брат. — Впервые за вечер Орлов улыбнулся искренне. — Так переживаете за Натали…

— У меня только одна сестра, — пожал плечами Михаил, возвращая улыбку. — Как и у неё — один брат. Но теперь у неё есть ещё и вы, и я очень надеюсь, что не ошибся в своём суждении о вас.

— И что это за суждение, позвольте поинтересоваться?

— У вас сильный характер, и его будет достаточно, чтобы не завоевать Натали, а заставить её добровольно капитулировать. И тогда она будет счастлива. А я буду спать спокойно.

— Что ж, тогда за ваш спокойный сон! — поднял стакан Дмитрий, и Михаил охотно поддержал тост.

После разговора с Михаилом Дмитрий почувствовал, как стало легче дышать. Действительно, отчего он так поспешил с тем, чтобы заговорить о чувствах, о будущем? Отчаяние, вызванное вестью о беременности, спутало все карты, заставило вести себя так, как не следовало. И, вероятно, он просто напугал её своим порывом. И впрямь, какие разговоры о любви могут быть, когда Натали едва рассталась с Александром в Петербурге, ещё и двух месяцев не прошло! А теперь узнала, что носит его ребёнка! Какой же он глупец, право слово! Не глупец, идиот даже! Обвинять, умолять, уговаривать — да он сам чуть было всё не испортил! Кто он сейчас для Натали? Намного ли стал ближе за это время? Как друг — несомненно, но как муж… Она не примет сейчас его признаний, они ей ни к чему, а его желание добиться всего и сразу выглядит в высшей степени эгоистично. Нет, стоит вернуться на несколько шагов назад, ко времени, когда он был просто поверенным чужой связи, не помышляя ни о чём большем. Вернуться и понять, куда идти дальше, чтобы не отпугнуть от себя Натали больше, чем уже сделал. Подумать сейчас, пока ещё есть время, ведь по возвращении в Петербург его совсем не останется. Там будет Александр, и от Дмитрия уже ничего не будет зависеть… Если только он не выберет иной предмет для своего обожания, оставив Натали с разбитым сердцем… Куда ни глянь — всюду тьма. Ждать, пока цесаревич пожелает отказаться от любовницы — не выход. Натали сама должна принять решение о том, чтобы прервать их связь. И подталкивать её к этой мысли надо осторожно, неспешно. А пока ни словом, ни делом не показывать, как больно сжимается сердце в груди, стоит её глазам вспыхнуть при имени цесаревича.

Дмитрий исполнил своё решение сполна: ни до отъезда, ни во время дороги ни словом, ни делом не упоминал о том, что любит. Заставил себя не смотреть в её сторону больше положенного. Всякий раз, когда погода, начавшая портиться, едва пересекли границу Пруссии, заставляла ехать вдвоём в карете, часами смотрел в окно, пока Натали читала, и отвечал по возможности односложно, если она решала заговорить. Ограждённая стеной молчания, Натали терялась, понимая, что причина перемен в отношении графа кроется в ней. Признавалась сама себе, что скучает по беззаботному времени, проведённому в Неаполе. По непринуждённым разговорам и шутливым перепалкам, по мягкой улыбке и низкому, завораживающему тембру голоса, когда Дмитрий рассказывал какой-нибудь пикантный анекдот. Натали хотела бы сказать, что скучает лишь по другу, но отчего-то его близость всё больше начинала тревожить, рождая смутное, почти неосознанное желание быть ближе. Чаще касаться его руки, ждать ответной улыбки и торопливого поцелуя, который с каждым разом обжигал тем больше, чем короче он был.

Но, чем ближе становился Петербург, тем быстрее отступали все мысли, кроме одной: скоро она вновь увидит Александра! Волнение захватило каждую клеточку, стучало загнанной птичкой в груди, вызывая сладкий трепет. Они подъезжали к городу вечером, когда уже зажигались фонари, а свет в окнах домов отражался в лужах. После тёплого, сухого воздуха Аппенин, столица встретила привычным промозглым ветром и сыростью, и в душе Натали вновь шевельнулись давешние страхи и сомнения. Ей даже показалось, что от Зимнего дворца протянулась угольно-чёрная тень, нависла над ней плотным облаком, сгустила воздух. Глубоко, через силу, вздохнув, Натали повернулась к Дмитрию и слабо улыбнулась, ища поддержки. Он же, неверно истолковав её волнение, лишь сухо ответил:

— Вот и добрались, наконец.

Сдерживать рядом с ней свои чувства уже вошло в привычку, пусть и болезненную, но ставшую необходимой, как спать или дышать. Не спешить, пытаться не тянуться к ней всем сердцем, не смотреть и не говорить — Дмитрий добровольно соорудил вокруг себя стену, спрятал любые эмоции как можно глубже, надеясь, что настанет время и для них. А сейчас — только ждать. А может, прав был Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Сейчас отчего-то «Евгений Онегин» стал особенно близок графу, но больше покорял не столичный цинизм героя, прототипы которого в избытке встречались при дворе. Дмитрий втайне восхищался Татьяной и её решением в финале романа. Смогла бы Натали ответить так Александру? Или для неё понятие верности давно сместилось, поставив на пьедестал того, кто не является её мужем? Натали, конечно же, с произведениями Пушкина знакома. Вот только что видит в «Онегине» она? Губительную страсть, точный расчёт или благородство души? Невольно покосившись на жену, Орлов качнул головой: обсудить с ней роман было заманчивой идеей. Тем временем лязгнули кованые ворота, карета въехала во двор и остановилась.