Мне не жаль...

— Ну-ну, молодой человек, не делайте такое лицо. — Врач добродушно усмехнулся. — Всё будет хорошо, графиня — совершенно здоровая женщина, недомогания её вскоре пройдут, а пока я могу лишь порекомендовать больше гулять на свежем воздухе, чего у вас здесь, — он выглянул в окно, за которым плескалось море, — более, чем достаточно. В путь, правда, советую отправляться не ранее, чем через месяц. Во избежание, так сказать.

Он ещё что-то говорил, но Дмитрий не слышал, — кровь грохотала в ушах. Бессилие, злость на судьбу, на себя, на Натали — внутри клокотал вулкан чувств и эмоций, поглощая под собой всё светлое, что распирало грудь несколько часов назад, казалось, в прошлой жизни. Она встречалась с ним, но когда? Отчего не сказала? А должна ли вообще говорить о подобном? Должна. Он ведь её муж! Нет, он никто. Никем был, никем и останется.

Доржецкий давно ушёл, в гостиной стало тихо, только часы оглушительно тикали, да шумело море. Глупец. Что он себе вообразил? Зачем вообще взвалил на себя ношу, теперь оказавшуюся непосильной? О какой взаимности может идти речь, если теперь он… она… Дмитрий уронил лицо в ладони и яростно сжал их, запустил пальцы в волосы. Мучительный стон сорвался с губ, хотелось зажмуриться крепко, чтобы ничего не видеть. Хотелось, чтобы голова лопнула прямо сейчас под его руками, чтобы не осталось больше ничего. Чтобы от него больше не осталось ничего…

Он скорее почувствовал, чем услышал, как Натали вошла в гостиную. Открыл глаза, провожая её взглядом — она подошла к высокому французскому окну, ведущему на террасу, но выходить не стала. Остановилась перед ним, напряжённо всматриваясь вдаль. Слов не было. Что она могла ему сказать? Что все они предполагали подобный исход, но втайне надеялись его избежать? Что она виновата перед ним? Но, Господи, в чём же?! И если ни в чём, то отчего тогда так хочется просить прощения? Натали опустила голову, руки невольно легли на живот — хотела ли она этого ребёнка? Несомненно. Теперь, когда их связь готовилась обрести своё физическое обличье, она вдруг заиграла совершенно иными красками. Даже если всё закончится, когда — поправила она себя. Когда всё закончится, у неё останется частичка Александра, которую никто никогда не посмеет отнять. И счастье запоздало охватило её, на время затмив вину перед тем, кто теперь звался её мужем.

— Полагаю, вы счастливы теперь, — глухо произнёс Дмитрий, как всегда угадывая, что у неё на душе.

Натали медленно распрямила плечи, подняла голову и только потом обернулась.

— Да. — Но, встретившись с ним глазами, вдруг стушевалась и медленно подошла к Дмитрию, опускаясь на колени перед креслом и беря его руку в свои. — Я не хотела причинять вам боль. Никто не хотел. Вы понимаете? Можете понять?..

— Я понимаю, — криво улыбнулся он, осторожно освобождая свою ладонь. Потом поднялся и отошёл, понимая, что сейчас просто не в силах выдержать столь близкое её присутствие. Он или убьёт её, или прижмёт к себе, умоляя забыть об Александре и жить с ним, настоящей семьёй.

— Я ведь говорил, что этот брак будет тем, чего вы пожелаете, — теперь его голос звучал беспечно, звеня напускной бравадой. Дмитрий повернулся к ней, взмахнув руками: — Вуаля! У графа и графини Орловых вскоре ожидается пополнение! Только скажите мне, — он стремительно пересёк гостиную, вновь оказываясь рядом с ней, опускаясь рядом, и зашептал горячечно: — Скажите, Натали, насколько недоношенным родится наш ребёнок, чтобы я знал, что говорить всем вокруг!

Она отшатнулась от него, в глазах блеснули слёзы, хотя обидные слова были полностью заслужены. Дмитрий, заметив это, досадливо поморщился и резко поднялся, запуская руку в волосы, яростно их ероша.

— Я не понимаю, — раздельно произнёс он, не обращаясь ни к кому. — Я не понимаю, зачем это всё?..

Не договорив, он вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Натали вздрогнула. Тишина, повисшая после его ухода, казалась оглушительной, но вот во дворе послышался стук копыт — Дмитрий уехал. Глубоко вздохнув, Натали поднялась и подошла к окну, обхватив себя руками. Его реакция на известие ранила сильнее, чем можно было ожидать. И добавила тревог, которые, впрочем, быстро испарились под напором других, более светлых мыслей. Действительно, есть ли время думать о чём-то, когда с головой накрывает осознание всеобъемлющего счастья…

Дмитрий не знал, куда направляет коня, просто бесцельно ехал по улицам, сворачивал на площади и узкие переулки, не обращая внимания на приветствия знакомых. Мир ополчился против него, забрав даже крупицы надежды, и от отчаяния хотелось кричать. Но всё, что он мог себе позволить — мрачно смотреть перед собой, надеясь скорее покинуть пределы города, и уж там пуститься вскачь. Как можно дальше отсюда. Если бы только можно было так же легко сбежать о себя…

Сейчас он ненавидел её. Сам не мог сказать, за что, но просто находиться рядом было немыслимо. Понимая, что это надо пережить, Дмитрий всё равно не мог смириться с тем фактом, что Натали отдалилась от него на сотни, если не тысячи вёрст, в то время, как совсем недавно была на расстоянии вытянутой руки. А что теперь? Стоило дать шенкеля жеребцу как ветер хлестнул по лицу, и от его жесткого, неистового напора на глазах выступали слёзы, срываясь и тут же исчезая. Он гнал, как заполошный, не разбирая дороги, надеясь, что в голове станет пусто, совсем, что сердце перестанет обливаться кровью, что снова станет тихо и спокойно. Навсегда. В какой-то безумный миг сверкнула безумная мысль, что лучше бы свернуть шею, чтобы разом разрубить этот клубок, что сплёлся внутри… Орлов резко натянул поводья, тяжело дыша, окидывая апельсиновую рощу, в которой оказался, безумным взглядом. Сбор урожая давно закончился, но на ветвях ещё качались позабытые, редкие, подсохшие плоды. Дмитрий глубоко вздохнул и спешился, хлопнув коня по крупу. Куда ещё его может завести эта безумная, безрассудная любовь? Неужели он действительно сделался настолько малодушен, что готов наложить на себя руки лишь от того, что его брак оказался именно тем, чем и должен был быть с самого начала? Потянув на себя ветку, граф сорвал апельсин и попытался очистить от кожуры, но она истончилась и, стоило надавить, как сок брызнул и потёк по руке. Почти растерявший свою сладость, апельсин всё ещё издавал яркий, свежий аромат.

Сколько Дмитрий просидел в этой роще, вытянув ноги и наблюдая за тем, как тени передвигаются по земле? Солнце начало клониться к закату, когда он вернулся, бросил поводья конюху и медленно вошёл в дом. Натали тут же вышла навстречу, будто ждала его возвращения. Или действительно ждала?

— Я волновалась за вас.

— Правда? — Он склонил голову, с интересом разглядывая её, будто увидел впервые. Потом улыбнулся устало: — Вы, видимо, никогда не перестанете меня удивлять.

— Почему же?

— Не думал, что смогу вызвать в вас беспокойство о себе.

— Теперь вы изменили своё мнение обо мне? — Натали внимательно смотрела на него, силясь найти отголоски прогремевшей днём бури. Но Дмитрий смотрел спокойно, безмятежно даже, словно принял какое-то решение, и теперь твёрдо следовал ему.

— Нет, — только и ответил он. — Я изменил свое мнение о себе.

Коротко кивнув, он покинул её, направившись в свою спальню, а Натали, плотнее запахнув шаль, вышла на террасу, надеясь, что небо, усыпанное звёздами, и бескрайнее море, раскинувшееся под ним, помогут обрести покой. Но стало только хуже — здесь, в бархатной темноте, в ночи, напоенной ароматами, она почувствовала себя лишь ещё более одинокой.

========== Глава девятнадцатая ==========

К вечеру следующего дня дом Орловых наполнился гостями — прознав о том, что у Натали был доктор, сперва к ним пожаловали князь и княгиня, а после — Михаил с Лизой. Однако когда истинная причина недомогания открылась, на смену волнению пришла бурная радость. Князь лихо подкручивал усы и довольно хлопал зятя по плечу, а Дмитрий, в свою очередь, пытался не обращать внимания на слишком понимающий взгляд Михаила. Изображать из себя будущего отца, осчастливленного новостью, выходило плохо, но рассеянность Репнины дружно списали на ошеломление от нежданного события и нашли это очень милым и трогательным. Натали же, принимая поздравления, то и дело бросала взгляды на мужа, но тот упрямо избегал их, не забывая при этом улыбаться и говорить о том, как он рад.