Мне не жаль...

К обеду остановились на большом постоялом дворе, а через час уже ехали дальше до глубокого вечера. Двухэтажное приземистое здание станции и дома смотрителя скрывалось в тени густых дубов, и мягкий свет окон едва пробивался сквозь листву. Все устали и мечтали лишь об одном — скорее лечь спать. Даже ужинать никому не хотелось, поэтому Натали покорно позволила проводить себя в отведённую комнату, небольшую, с побеленными стенами и выскобленным до блеска полом. Пока служанка помогала избавиться от платья, все мысли графини были заняты только одним — скорее смыть с себя дорожную пыль и лечь спать. Кувшин с тёплой водой уже ждал, и через четверть часа, заметно освежившись, не мечтая даже о полноценной ванне, Натали легла в кровать, завернувшись в толстое одеяло, пахнувшее луговыми травами. Она почти заснула, когда на пороге комнаты возник Дмитрий, держа в руках свечу.

— Вы ещё не спите? — тихо спросил он, притворив за собой дверь. Натали машинально натянула одеяло до подбородка и уставилась на супруга.

— Нам отвели одну комнату на двоих, — криво улыбнулся он. — Как и всем остальным, к слову. Придётся вам терпеть моё соседство всю дорогу.

— Вы мой муж, где же ещё вам проводить ночь, как не с женой? — Натали попыталась бодриться, но всё же стыдливо прикрыла глаза, когда Дмитрий обошёл кровать и начал расстёгивать сюртук. Конечно же, об этом ни он, ни она не подумали: как бы расценили родные новость о том, что молодожёны спят по разным комнатам на постоялых дворах? Мало того, что это стоит отдельных денег, так ещё и выглядит более чем подозрительно. Впрочем, подумала Натали, наблюдая за графом сквозь полуопущенные ресницы, он был смущён не меньше. Движения Дмитрия казались нарочито резкими, обрывистыми, он вовсе не смотрел в её сторону, осторожно повесив на спинку стула сюртук и шейный платок. Потом подошёл к кувшину, чтобы умыться, загремел сапогами, скидывая их на пол, и в замешательстве остановился, раздумывая: лечь в штанах или в исподнем? Тяжело вздохнув, решил не раздеваться и осторожно, почти не дыша, опустился на край кровати, поверх одеяла.

— Там есть покрывало, я видела, — прошептала Натали, едва он погасил свечу. Дмитрий тут же подскочил, прошёл в потьмах по комнате, отыскивая покрывало, вновь вернулся, лёг, укрылся и затих.

— Доброй ночи, — вновь нарушила тишину Натали, подтягивая одеяло почти к самому носу.

— Доброй, — прошелестело в ответ, и вновь стало тихо. Дмитрий забыл, как дышать. Ему казалось, что крохотную комнату всю заполнил её запах. А сейчас она была ближе, чем когда-либо, горячая, желанная, любимая. И чужая. И всё, что ему оставалось, — отвернуться к окну и ждать рассвета, надеясь, что удастся хоть немного поспать.

Последующие две недели прошли для графа, словно во сне. Днём он был весел и остроумен, развлекал дам, близко сошёлся с Михаилом и к концу поездки почти мог назвать его другом. Но по ночам, лежа без сна на очередном постоялом дворе, он пытался думать обо всём на свете, кроме женщины, лежавшей рядом. Натали, к своему удивлению, довольно быстро привыкла к присутствию мужа в одной кровати. Он был так незаметен, что, если бы не глубокие, тяжёлые вздохи, изредка срывавшиеся с его губ, можно было и вовсе забыть, что он лежит рядом. Неловкость оставалась, но Натали научилась её не замечать, всегда ложась первая, укрываясь почти с головой и прислушиваясь, как он готовится ко сну в темноте. Это стало даже приятно — чувствовать, что рядом всегда кто-то есть, кто-то, кто сможет защитить в случае опасности, или просто одним своим присутствием избавит от страхов.

Писать в дороге времени не было, и Натали уже представляла, как засядет за письма Александру в Неаполе, куда они вот-вот должны были прибыть. Хотелось рассказать ему о столь многом! По ночам, вслушиваясь в дыхание Дмитрия, Натали представляла, что рядом — он. Тоска по любимому вернулась и теперь не отпускала, и каждый вечер перед тем, как заснуть, Натали вела молчаливые беседы с Александром, рассказывала, как прошёл её день, слушала, что делал он. Или просто вспоминала его образ, голос, свет в глубокой синеве глаз… Но, к своему удивлению, сейчас эта тоска, буквально обглодавшая в Петербурге, здесь стала светлой, притихла.

Пейзаж за окнами давно сменился: исчезли густые хвойные леса и поля, на которых убирали урожай. Пропали раскидистые дубовые боры и тонкие, звенящие берёзовые рощи. Путники проехали пол-Европы насквозь, минуя крупные города, стремясь скорее оказаться в месте назначения. И вот, в один из дней в окна кареты заглянула яркая бирюза Тирренского моря, а вдали показалась величественная громада Везувия. Натали, успевшая соскучиться по яркому, сочному климату побережья Королевства обеих Сицилий[1], вдыхала солоноватый воздух полной грудью, а Лиза, впервые покинувшая пределы Российской Империи, и вовсе пребывала в немом восторге, только изредка сжимая ладонь подруги и задыхаясь от переполнявших эмоций. Уже к обеду колёса застучали по брусчатке узких улочек, и тут пришлось разделиться: все Репнины отбывали на виллу, которая давно числилась за ними. А Орловы — в дом неподалёку, снятый князем через поверенного. Собраться вместе было решено через три дня — время, достаточное, чтобы всем отдохнуть и от дороги, и друг от друга. Натали помахала рукой вслед отъезжающим каретам и встретилась взглядом с Дмитрием, по-прежнему пребывавшем в седле.

— Вот видите, я же говорила, что ваши мечты сбудутся и мы окажемся здесь!

— Если бы всем мечтам было суждено так легко сбываться! — весело откликнулся он, гарцуя на лошади перед дверцей. — Любезнейший? — он обратился к проводнику, который присоединился к ним, стоило въехать в город. — Далеко ли до дома?

Вилла «Трамонто»[2] расположилась на склоне, нависая над морем, уходя в него широкими уступами мраморных ступеней. Она вполне отражала своё название, полыхая всеми цветами розового и оранжевого в закатном солнце. Ряд белых колонн опоясывал её с одной стороны, с другой же, обращённой к городу, раскинулся густой сад, с истинно итальянской небрежностью и очарованием заросший, разительно отличавшийся от ровных английских дорожек, принятых в парках и садах Петербурга и окрестностей.

Натали вышла из кареты, опираясь на предложенную руку Дмитрия, и осмотрелась. Солнце клонилось к закату, и большая терраса перед главным входом в дом, опоясанная мраморным парапетом, открывала обзор на гладь залива. Восхищённо ахнув, Натали потянулась вперёд, и Дмитрий невольно последовал за ней, то ли от того, что не в силах был устоять перед открывшейся красотой, то ли от того, что не желал выпускать её руку из своей.

— Потрясающий вид, — прошептала Натали спустя несколько минут. Дмитрий не мог с ней не согласиться, глядя в её лицо, освещённое нежным розовым светом, замирая при виде слёз восторга, блестевших в глазах. Вокруг было тихо, только ветер шелестел в кронах деревьев за домом, да неумолчно шумело море внизу, под ногами.

— Мы обязательно спустимся туда завтра! — тихим, треснутым от переполнявших чувств голосом сказала Натали, указывая на ступени, спускавшиеся к воде. — Знаете, эта набережная напомнила мне Венецию. Вы там бывали?

— Нет. — Дмитрий с трудом оторвался от созерцания красоты осязаемой, близкой, и посмотрел на море, бьющееся о мрамор. Нижние ступени лестницы были зеленоватыми от водорослей и воды, которая ласкала их, будто облизывая и вновь отступая.

— Знаете, — задумчиво проговорила Натали, выпуская свою руку из его и облокачиваясь о перила, — я очень давно не чувствовала такого покоя, как чувствую сейчас. Может, море всё-таки лечит?

— Я рад, что вы счастливы, — только и смог ответить он. Натали смутилась. Она не могла боле игнорировать его чувства, проявлявшиеся тем сильнее, чем дальше они отъезжали от Петербурга. И сейчас его взгляд вновь обжёг, хотя губы молчали. Натали отвела глаза, с грустью понимая, что совершенно ничего не может предложить человеку, пошедшему на столь многое ради неё. Что могло бы связать их, когда она душей и сердцем принадлежит другому? Чувство вины шевельнулось внутри, но Натали с усилием отогнала его — всё давно было решено. И Дмитрий знал, на что идёт, как знала и она. Хотя, знала ли?..