Мне не жаль...

— Значит, — несмело улыбнулся он, — мы по-прежнему жених и невеста?

— Да, — кивнула Натали, улыбнувшись в ответ. — И уверена, что на правах жениха вы останетесь выпить чаю? И, быть может, расскажете что-нибудь интересное из жизни Красного села?

— Вы, вероятно, хотели бы услышать о ком-то конкретном. — Улыбка Дмитрия потускнела.

— Я буду рада любым новостям, — заверила его Натали. Но радость уже померкла, а реальность вновь напомнила о себе, резко поставив на место. Орлов подавил тяжёлый вздох и с нарочитым энтузиазмом принялся рассказывать о том, чем и как занимается Александр на сборах.

========== Глава шестнадцатая ==========

Петербург опустел — весь двор отбыл в Царское Село. Поначалу Натали была рада этому, ведь на приглашения, что приходили в первые дни, она неизменно отвечала отказом, не желая никого видеть. А обижать старых друзей и знакомых и прослыть затворницей не хотелось. Теперь же у неё появилась причина остаться в столице, сославшись на подготовку к свадьбе.

Время, что Натали провела одна, казалось бы невыносимым, если бы не частые визиты Дмитрия. Он не просто привозил письма от Александра, письма, что вдыхали в неё жизнь. Он заставлял её смеяться, развлекал остроумными историями из полковой жизни, теми, что можно поведать дамам, а иногда осторожно касался будущего медового месяца. Натали вспоминала о времени, проведённом в Италии, рассказывала о любимых местах, которые им обязательно стоит посетить. А он слушал её, любовался тем, как вспыхивают неземным светом глаза, когда Натали пускается в воспоминания. Дмитрий словно воочию видел всё, что пыталась передать словами княжна, слышал шум моря и чувствовал аромат ярких цветов, гроздьями спускавшихся с балконов. Бродил с ней по узким улочкам, слушая торопливую местную речь, и любовался закатом.

— Не верится, что когда-нибудь я смогу это всё увидеть, — признался он в один из вечеров.

— Обязательно увидите! — воскликнула Натали. — Я непременно покажу вам всё, что знаю!

— С таким гидом я готов исходить всю Италию пешком!

— Пешком не обязательно, — смутилась под его взглядом княжна.

В последнее время граф всё меньше походил на друга, всё больше становясь влюблённым. И эта перемена пугала Натали, ведь сердце её без устали билось ради встречи с Александром, который должен был вернуться уже меньше, чем через месяц. Но напомнить Дмитрию о давнем обещании попросту не поворачивался язык. Ведь, если случилось так, что он всё же проникся к ней чувствами, разве слова смогут их остановить?

Но, как бы ни весело и приятно было проводить часы с Орловым, его визиты были редки. Всё остальное время занимали мысли о цесаревиче, мечты о кратком хотя бы свидании, надежды и страхи, связанные с замужеством. Иногда Натали начинала слышать его голос на улице, и подбегала к окну с гулко колотящимся сердцем, чтобы через мгновение опустить голову и вернуться в кресло. Родители вернулись к началу июля, и были немало обрадованы тому факту, что Натали ушла в отставку.

— Правильно, — серьёзно кивнул князь. — Негоже тебе уже по балам разъезжать да прислуживать. Пора и честь знать. Вскоре только о муже и детях забота будет, а свет… А свет твой теперь в муже будет заключаться.

Натали кивала задумчиво, не споря и не соглашаясь. Время шло, а слова Марии всё ещё обжигали стыдом. Приближалось время исповеди перед венчанием, а Натали всё не могла найти слов, не знала, сможет ли поведать правду, сможет ли утаить её. В ночь накануне она почти не спала, проведя её в молитвах, но к причастию шла в смятении, и, опустившись перед батюшкой на колени, поначалу молчала, собираясь с духом. Но, когда начала говорить, остановиться уже не могла. Слова полились потоком, выливаясь вместе со слезами. Все грехи, все обиды, что когда-либо она причинила близким, — Натали рассказала всё, без утайки. И замолчала, обессиленная, ожидая приговора.

— А теперь как, дочь моя? — спросил батюшка, глядя на неё сверху вниз. — Раскаиваешься ли в содеянном?

— Раскаиваюсь, — искренне ответила Натали.

— И жизнь твоя далее будет следовать законам божиим? Будешь мужу верна и послушна?

— Я… я не знаю… — Княжна крепко зажмурилась, стыдясь поднять глаза.

— Что ж. — Батюшка вздохнул. — Господь прощает всех, кто кается искренне, и грехи твои тебе я не могу не отпустить. Но не могу тебя не осуждать, ведь после венчания твой грех станет смертным. Прелюбодеяние простым «каюсь» не отмолить.

Натали покидала церковь в смешанных чувствах. Хоть и отпустил её грехи батюшка, а они всё ещё висели тяжким грузом, а последние слова его ещё сильнее придавили к земле. Она ведь не просто замуж выйдет — перед Богом единственным супругом станет Дмитрий. А Александр? Почему чистое, светлое, что есть в душе, звучит так страшно в глазах Неба? Почему, ведь сама она не считает грехом любовь к единственному в её жизни мужчине. Не считает грехом и то, что отдалась ему, ведь не было в её жизни никого более, и не будет уже. И разве это их вина, что невозможно признать любовь ни перед людьми, ни перед Богом?

С каждым днём, приближавшим венчание, Натали становилась задумчивее, всё больше уходя в себя. Внутри боролись ангел, встрепенувшийся после исповеди, и демон, шептавший, что она во всём права. Правильно ли считать брак простой ширмой, если весь мир будет полагать иначе? Можно ли продолжать связь с Александром, когда она станет настоящей изменой? «Но ведь Александр давно уже изменяет своей жене. С тобой», — шептал внутренний голос, при звуках которого Натали становилось страшно, ведь он повторял её мысли. Чем она хуже любимого? Отчего должна отвергнуть его, если он, презрев законы людские и божии, бросился в омут их любви с головой, увлекая за собой?

До венчания оставалось четыре дня, Мишель с Лизой обещались прибыть послезавтра, князь с княгиней отбыли к друзьям, в Петергоф, и собирались вернуться только к обеду завтрашнего дня. Натали бледной тенью бродила по дому, не замечая ничего и никого вокруг. Всё больше склонялась она к мысли, что между ней и цесаревичем всё должно быть кончено, и как можно скорее. Ибо нет ничего честного в том, чтобы обманывать мужа. Пусть даже он и не является таковым по факту. Следовало написать Александру, проститься и просить прощения, а после — уехать и не возвращаться в Петербург. Никогда. Отчего-то Натали была уверена — Дмитрий поддержит её решение. Она готова была запереться в дальнем поместье, следить за хозяйством, быть может, заняться благотворительностью. И забыть о том, что было здесь, во дворце, как о сне, который больше не повторится. Решимость зрела в ней, крепла, пока не превратилась в почти неколебимую уверенность.

За окном было светло, — белые ночи позволили забыть на время о темноте и звёздах, — но Натали, по привычке скорее, зажгла свечу и обмакнула перо в чернила. С кончика сорвалась капля, расплываясь кляксой по бумаге, словно предупреждение о том, чего делать не стоит. Княжна задумчиво смотрела на то, как она расползается, прикусив губу, и вдруг резко скомкала лист, отбросив в сторону. Слова не шли в голову, а вся решимость таяла, стоило вспомнить ярко-синие глаза, смотрящие с нежностью и любовью. Как просто всё звучит на словах, и как же сложно претворить слова в действия!

В дверь тихо постучали, и Натали обернулась, ожидая увидеть служанку, и застыла, не веря своим глазам. В её спальне стоял Александр. Прислонившись спиной к двери, он просто смотрел на неё, озарённую серым, почти призрачным светом, родную, любимую. Каждый день без Натали сделался пыткой, а после того, как она покинула дворец, сердце Александра вновь растревожила ревность. Он не писал ей об этом, но думал, думал постоянно, понимая, что всё это — горячечный бред, не боле. И вот теперь, видя её так близко, не находил слов, а только и мог, что любоваться.

— Саша?.. — недоверчиво прошептала Натали, медленно поднимаясь. — Ты — не сон? Здесь? Откуда?

И, не дождавшись ответа, бросилась к нему через комнату, падая в крепкие объятия, шепча что-то бессвязно и счастливо. Он обнял её крепко, так крепко, как только мог, а слова, что были заготовлены, так и застряли в горле, свернувшись комом. Просто держать её в своих руках, долгожданную; дышать ею и не надышаться впрок; слышать сбивчивый голос, обжигающий шею. Александр закрыл глаза, стараясь продлить это мгновение хрупкого, почти нереального счастья, пока Натали лихорадочно целовала его, смазанными, торопливыми поцелуями касаясь лица, шеи, а он всё стоял, не шевелясь, впитывая её радость, что заполняла истосковавшуюся душу.