Мне не жаль...

— Не знаю даже, как благодарить вас за вашу доброту, — голос Натали дрогнул. Она и представить себе не могла, что императрица не станет с позором изгонять её из дворца, а поможет сохранить остатки достоинства и доброго имени.

— Я действительно желаю тебе счастья, — повторила её величество. — Ты запуталась, но я надеюсь, что время всё расставит по своим местам, и ты взглянешь на то, что происходит сейчас, совсем другими глазами.

— Ох, ваше величество! — не выдержала Натали, беря её за руку и горячо целуя. — Время, проведённое подле вас, я всегда буду вспоминать со счастьем!

Александра Фёдоровна смотрела на склонённую голову с грустной улыбкой, потом тяжело вздохнула и произнесла:

— А теперь ступай. Бог даст, мы свидимся когда-нибудь.

Натали казалось, что все во дворце смотрят на неё, провожают осуждающими взглядами и перешёптываются, стоит пройти мимо. Что каждый портрет на стене презрительно кривит губы, а замершие у дверей слуги понимающе ухмыляются. В воспалённом сознании кричали голоса, обвиняя и клеймя. Не желая более ни минуты оставаться в Зимнем, княжна распорядилась собрать свои вещи и велела как можно скорее закладывать карету и бежать отсюда, бежать без оглядки из места, которое стало для неё и раем, и адом на земле.

В доме было тихо и пусто: родители гостили в имении Мишеля и планировали вернуться через месяц. Стоило Натали переступить порог, как показалось, будто столб, давивший на плечи, ослаб, и стало легче дышать. Она чувствовала себя совершенно разбитой и словно постаревшей на десять лет. Медленно, с трудом, Натали поднялась в свои комнаты и попросила принести чай. Буквально рухнув на кровать, прикрыла глаза, надеясь, что бешеная пульсация в висках утихнет хотя бы на миг, а сердце перестанет стучать, как заполошное. Впервые за последние несколько часов мысли потянулись к Александру, и в груди заныло, отчаянно и тоскливо. Его письмо, то, что передала Мария, Натали так и не прочитала. Оно лежало в саквояже, вместе с остальными письмами. Сейчас этот саквояж как раз заносили в спальню, и даже не открывая глаз, Натали чувствовала, что они здесь. Они словно светились, вставая перед внутренним взором, но смогла бы она теперь прочитать последние строки, что адресовал ей Саша перед отъездом? Теперь, когда принцесса тоже прочла письмо? Было в этом нечто постыдное, гадкое даже. Глубоко вздохнув, Натали крепче зажмурилась, и, когда принесли чай, уже спала.

К вечеру, к немалому её удивлению, княжна проснулась совершенно отдохнувшей. Не было причин куда-то спешить, что-то делать, впервые за последний год она была предоставлена сама себе, и это чувство свободы радовало. Даже разговор с принцессой уже не воспринимался чем-то страшным, напротив, она была рада, что правда наконец всплыла. Как преступник, который в конце концов начинает желать, чтобы его поймали, Натали почувствовала, как разорвалась последняя ниточка, связывающая с прежней жизнью, и теперь между ней и Александром действительно ничего не стояло. А это уже пугало… Как быстро он забудет её, если не сможет видеть при дворе? Как быстро охладеет и перестанет приезжать? И сможет ли вообще приезжать, когда она станет женой Орлова?

Натали слабо представляла себе, как сможет продолжаться их связь с цесаревичем после её замужества. Сколько придётся выдержать Дмитрию, сколько выслушать?.. Ведь едва ли можно будет скрыть тот факт, что цесаревич подозрительно часто гостит у своего адъютанта. А сама Натали? Сможет она спокойно изменять мужу, пусть даже являющемуся таковым лишь на словах? Насколько их всех троих хватит на поддержание ширмы? И от кого теперь нужна эта ширма?

Мысли о том, что теперь у неё есть все причины и вовсе отказаться от брака с графом, Натали даже не рассматривала. На поверхности лежало чувство глубокой благодарности к Дмитрию, восхищение его благородством и дружеское тепло, что он дарил в трудные минуты. Но где-то глубже, гораздо глубже, в самом укромном уголке души жила эгоистичная мысль о том, что они могли бы стать ближе друг к другу. Если бы в её жизни никогда не было Александра… Натали с ужасом поняла, что начинает представлять то время, когда цесаревич остынет к ней. Когда всё, что ей останется — воспоминания, тоскливые и поблекшие.

Непрочитанное письмо так и манило к себе, но Натали решилась взять его в руки только на следующий день. С замиранием сердца держала она в руках конверт, представляя, что чувствовала Мария, когда увидела его. И с первых же строк слёзы полились из глаз, капая на бумагу, — каждая строчка, каждое слово дышали его любовью, его тоской по ней, его надеждой на встречу… Каково было читать это принцессе? Каково было знать, что всё это её муж писал её самой близкой подруге? Буря, которая обошла стороной вчера, сегодня захлестнула, закрутила ураганом, разрывая душу на части глубочайшим, болезненным чувством вины. Натали рыдала, обхватив себя руками, не обращая внимания на листки, рассыпавшиеся по ковру вокруг дивана. Мария была права, во всём права — она — мерзкая, подлая змея, которая пригрелась на доверчивой душе, играя на её чувствах, совершенно с ними не считаясь. Какое право она имела возвращаться? Какое право имела чувствовать себя счастливой, когда её счастье причинило столько горя светлому, невинному человеку? Это было не просто чувство вины, это было полное и безоговорочное осознание бездны, дна которого она, наконец, достигла.

Ни свет, ни двор, ни положение в обществе — ничто не было так важно, как потеря уважения и любви Марии, которую Натали по-настоящему любила. «Если бы любила, не предала бы», — сурово возражал внутренний голос, и княжна соглашалась с ним безоговорочно. Сейчас она наиболее явственно чувствовала своё одиночество, и желание услышать слова поддержки, утешения от того, кто был виноват не меньше, стало почти невыносимым. Как же ей сейчас не хватало Александра! Видеть его, слышать, говорить, да просто сидеть рядом, держа за руку — большего и не надо. Один только взгляд, одно только слово, одно лишь напоминание о том, что он по-прежнему любит её, вселило бы уверенность, придало бы сил… Но цесаревич был далеко, и Натали осталась совершенно одна перед лицом своих страхов, вины и самобичевания.

— Наталья Александровна. — На пороге гостиной, в которой Натали просидела почти весь день, появилась одна из служанок. — К вам граф Орлов. Сказать, что вы нездоровы?

— Нет-нет! — живо откликнулась Натали, спешно вытирая слёзы и поднимаясь. — Пусть войдёт.

Как графу удавалось оказываться рядом в самый подобающий час? Это для Натали всегда оставалось загадкой. Но одно было известно точно — она была рада его видеть.

— Натали. — Дмитрий выглядел как всегда безупречно, в чёрном мундире с красными с золотом эполетами, с начищенными до блеска пуговицами и изящно подкрученными усами. Он окинул её взглядом сразу всю, от макушки до подола платья, с тревогой отмечая лихорадочный блеск глаз и пятна, пылающие на щёках. — Вы больны? Быть может, я не вовремя?

— Нет, что вы, — искренне улыбнулась Натали, приглашая присесть и сама опускаясь на диван. — Просто вчера случилось нечто, побудившее меня покинуть дворец.

— Нечто серьёзное, я полагаю? — осторожно спросил Дмитрий, старательно не замечая рассыпанных по ковру листков, исписанных знакомым почерком.

— Да. — Натали вскинула подбородок и звенящим голосом сказала: — Принцессе всё известно, и теперь я боле не являюсь её фрейлиной.

Орлов вздрогнул. Значит, это конец? Есть ли смысл прикрывать связь, о которой известно всем заинтересованным лицам?

— Что ж, — протянул он, глядя в окно, за которым располагался сад. — В таком случае, наша свадьба потеряла всякий смысл, не так ли?

— Вы так считаете? — тихо спросила Натали. Граф резко обернулся, обжёг взглядом.

— А вы?

— Я пойму, если вы захотите разорвать помолвку. — Натали отвела глаза и принялась нервно теребить платок, лежавший на коленях.

— А если нет? — севшим голосом проговорил Орлов.

— Я не вижу причин отказываться от своего слова. — Княжна посмотрела на графа с лёгким вызовом в глазах. На миг Дмитрию показалось, что у него закружилась голова, и он крепко впился в своё колено, чтобы не пошатнуться. Он не ослышался? Она действительно решила выйти за него замуж, невзирая ни на что?