Мне не жаль...

Он развернул её, нежно приподнял подбородок и, наконец, коснулся губ, вкладывая в поцелуй всю тоску, всю боль сердца, разрывавшегося от разлуки. Натали положила руки на его плечи, боясь зацепить перчатку о жёсткие украшения аксельбанта.

— Люблю тебя, — прошептала она, отрываясь на миг, чтобы вздохнуть, — невозможно люблю тебя.

— Родная. — Александр с сожалением оторвался от её губ, обнял, осторожно поглаживая по спине. — Ещё минута, и я увезу тебя отсюда, наплевав на всех вокруг.

— Это было бы прекрасно, — улыбнулась Натали. — Жаль, что невыполнимо.

— Я так хочу прийти к тебе сегодня, — с мукой в голосе проговорил Александр. Натали в смятении подняла на него глаза. Конечно, она мечтала, чтобы он навещал её, но к чему приведут их ночные рандеву? Не к быстрому ли разоблачению? Хотя о каком разоблачении может идти речь, если всё, что между ними происходит, ограничивается взглядами, полными тоски?

— Это слишком опасно. — Губы не слушались, а сердце выбивало бешенный ритм где-то в горле.

— По возвращении во дворец у меня был разговор с императором, — медленно проговорил Александр, чувствуя, как Натали напряглась в его руках. — Нет, он не просил меня немедля прекратить нашу связь, — улыбнулся он, — но сказал, что прежде, чем у меня появится наследник, я должен забыть о велениях своего сердца.

Натали опустила глаза, вспоминая, сколь часто приходил цесаревич к принцессе, когда она оставалась на ночное дежурство в её покоях. Как часто она провожала его взглядом, с болью видя, как закрывается за ним дверь.

— Мне так же тяжело, как и тебе, поверь, — с болью в голосе сказал Александр. — Но это — мой долг, и я не могу им пренебречь.

— Поверь, я прекрасно это понимаю. — Натали прижалась щекой к его груди, ловя в зеркале свой взгляд. — Я ничего от тебя не требую и буду рядом, пока нужна тебе. Пока… — она вздохнула, прикусив губу, стараясь сдержать рвущиеся из груди слёзы. Александр сжал её крепче, коротко вздохнул, потом осторожно отстранил и грустно улыбнулся:

— Я люблю тебя, просто помни об этом.

Короткий стук в дверь, раздавшийся через пять минут, заставил их нехотя оторваться друг от друга. В последний раз сжав её руки в своих, Александр поспешно вышел, а Натали вновь вернулась к зеркалу, думая, как много может изменить в облике короткая встреча с любимым.

Комментарий к Глава пятая

[1] “Существовала не просто бальная форма офицеров, но и разнарядки явки оных офицеров на бал от каждого полка. Столько-то командированных должно явиться в означенное время при правильном мундире, отстегнуть шпаги, сдав их специальным лакеям, и начать тяжело работать, то бишь танцевать. Определенно, обслуживание на высоком уровне прекрасных дам - это всю дорогу пот и пахота, да еще и с Приятным Лицом. Подозреваю, что выбор тех, кого направляли со спецзаданием на танцульки, временами напоминал суровую историю нашего времени о том, как некая российская фирма, филиал западной организации, должна была направить своих делегатов на политкорректную сходку тех, кто предпочитает свой пол. Поедет тот, у кого будут худшие показатели работы, объявило мудрое русское начальство. Никогда фирма не работала так продуктивно, как в этот сложный период…” (забавная статья, целиком с которой можно ознакомиться по ссылке: https://a

========== Глава шестая ==========

Холодало. Зима в этом году решила прийти раньше, уже с начала октября завывая ледяным ветром в трубах и каминах дворца. Жизнь здесь текла по-прежнему: ярко, весело и на первый взгляд беззаботно. Но это было не так, по крайней мере, не со всеми. Александр всеми фибрами души мечтал о том, чтобы быть ближе к Натали. И так же тщательно оберегал её от малейших подозрений в непристойной связи. В своём стремлении оградить её от сплетен, он практически перестал разговаривать с ней, ограничиваясь дежурными фразами, и за прошедшие после премьеры полтора месяца всего раз оставался с ней наедине на короткие пять минут.

Единственное, что спасало и помогало не сойти с ума от отчаяния, — письма, что он писал Натали, сделав Орлова невольным поверенным. Как один из посвящённых в истинный характер их отношений, адъютант выполнял поручения со смешанным чувством не проходящей неловкости и гордости за то, что ему доверяет цесаревич. Молодой, амбициозный офицер, Дмитрий Григорьевич Орлов мечтал возвыситься и более чем ясно осознавал, к чему со временем могут привести его верность и умение держать язык за зубами. Статный, сероглазый, русоволосый, Дмитрий давно стал любимцем дворца, при этом оставаясь открытым человеком, снискавшим добрую славу офицера, на кого можно положиться.

Пользуясь тем, что фрейлины и адъютанты видятся друг с другом по долгу службы довольно-таки часто, он без труда передавал письма княжне Репниной, и всякий раз она мило смущалась, незаметно вручая ответ. Заглядывать в чужую переписку Орлов не мог и не смел, но сердце, пока свободное от любви, взирало на происходящее со сторонним любопытством. Он не мог понять, зачем так рискует умная, богатая и молодая княжна? Мнение о ней складывалось не самое лицеприятное, и хотя Дмитрий старался не осуждать других, но всё чаще ловил себя на мысли, что знает о Натали всё. Она наверняка мечтала о большем, как и он, пытаясь таким образом пробить дорогу к подножию трона. И, видя, как изводит себя Александр, ей без труда это удалось бы, стань он прямо сейчас императором. При этом Репнина была столь умна, что оставалась ближайшей наперсницей принцессы Марии, что не могло не вызывать восхищение.

Натали же жила этими письмами, бережно храня их, перечитывая одинокими ночами и роняя слёзы на бумагу. Они были полны нежности и любви, а так же боли от невозможности разделить эту любовь в полной мере. Александр, как истинный представитель своей эпохи, эпистолярным жанром владел в совершенстве, изливая свою душу на бумагу с таким пылом, что его облик невольно вставал перед Натали, когда она садилась читать очередное письмо.

«Мой милый ангел, не могу не представлять, как ты лежишь в постели и читаешь моё письмо. Я знаю, что ты улыбаешься, а твои глаза сверкают ярче бриллиантов в ожерелье матушки. Если бы я мог быть рядом с тобой в этот миг и, приклонив голову к твоим коленям, просто любовался бы тобой…»

«Наташа, сердце разрывается при мысли, что ты так близко, а я не могу даже подойти и заговорить обо всём на свете. Сегодня на балу ты была так прекрасна, что я до сих пор вижу твой пленительный образ, слышу твой смех…»

«Когда намедни ты заходила ко мне, чтобы передать просьбу Мари, я готов был кричать от отчаяния, потому что был не один и не мог сказать тебе, как люблю и скучаю…»

Каждая строка, каждое слово словно выжигали на сердце пылающую вязь, наполняя душу сладким томлением. В отличие от Александра, Натали никогда не подписывала своих писем и никогда не обращалась к нему по имени, боясь, что письмо попадёт не в те руки, но больше переживая, как бы о них не узнала принцесса. Княжне было известно, что Мария никогда не оставалась на ночь в его покоях и даже в спальню заходила лишь несколько раз. Сама Натали даже представить себе не могла, как выглядит спальня цесаревича, поэтому всякий раз, представляя его спящим, видела родное лицо на кружевных подушках в своём имении. Иногда казалось, что всё же случившееся было сладким сном, а то, что происходит сейчас — продолжение давней игры в любовь, что давно уже нарушила все правила и поселилась в сердце. Она продолжала с честью нести свою службу, руководя фрейлинами, но всякий раз, глядя, как цесаревич в бордовом стёганом халате появляется на пороге покоев принцессы Марии, кусала щёку, чтобы не разрыдаться от отчаяния, просиживая в соседней комнате до его ухода. А когда он, уступая просьбам жены, оставался до утра, Натали возвращалась с ночного дежурства с головной болью.

В одну из таких ночей, когда ветер особенно сильно хлестал дождём по окнам, она помогала принцессе собираться ко сну, расчёсывая длинные блестящие волосы, из которых только что вынула все шпильки. На губах Марии играла задумчивая улыбка, и вся она словно светилась изнутри, невзирая на тяжёлый для всех день — сегодня принимали послов из Италии, и хотя большой бал в их честь был назначен на завтра, длительный приём вымотал всех.