Мне не жаль...

— Вы опять пренебрегаете правилами, ваше высочество, — сказала Натали, улыбаясь. — Ведь фрейлин представят императорской семье, когда её величество вернётся во дворец.

— Возможно, — легко согласился Александр, подходя чуть ближе и поднимая глаза к корешкам книг. За спиной вновь завязался разговор, и звонкий смех принцессы остро резанул по натянутым нервам. — Но я был не в силах отказать себе в удовольствии видеть её высочество.

— Это похвальное стремление, — проговорила Натали и потянулась к знакомому корешку.

— Постойте, это не она, — протянул Александр, делая ещё один крохотный шажок к ней. — Я, помнится, ставил её на другую полку.

— Александр Николаевич, плохой же из вас помощник! — Натали весело улыбнулась и позволила себе, наконец, посмотреть на него прямо. Он улыбнулся одним уголком губ, и в груди всколыхнулось, вызывая яркое воспоминание о том, как эти губы целовали её ещё вчера ночью. Натали вспыхнула и быстро опустила глаза.

— Да вот же она! — воскликнул цесаревич, доставая книгу, к которой с самого начала тянулась княжна. Он отошёл к принцессе, протягивая томик, а Натали осталась стоять у полок, пытаясь унять бешеный стук сердца. Вскоре Александр откланялся, и словно свет стал приглушённее, а воздух — не таким прозрачным и лёгким. После Натали долго лежала без сна в своей постели, глядя в потолок, гадая, что будет дальше. Как можно любить друг друга под прицелом сотен пар глаз, когда даже обмолвиться словом наедине так сложно? Она прикрыла глаза, и из них по вискам потекли слёзы, теряясь в волосах — это только начало, самое начало, а уже так сложно быть так близко и так далеко одновременно!

С возвращением императрицы в Зимнем вовсю закипела придворная жизнь, начались балы, приёмы, спектакли, и спокойные вечера отступили, потерялись в этой круговерти. Возвращаясь в свои покои, Натали обычно падала без сил, но перед сном бережно перебирала в памяти короткие встречи, теплоту взглядов и крепкие пожатия рук, когда удавалось незаметно коснуться друг друга. На большее рассчитывать не приходилось, но тяга друг к другу не ослабевала, напротив, становилась только сильнее.

Сентябрь уже заморосил дождями, окрашивая Петербург в серые краски, с залива задули холодные ветра, заставляя одеваться теплее перед выходом. Сегодня императорская чета собиралась на премьеру комедии Лопе де Веги «Собака на сене», которую давала приехавшая в Петербург французская труппа. Двор весело перекликался, фрейлины толпились у карет, кутаясь в пелерины и придерживая локоны, которые трепал безжалостный ветер. Адъютанты, стоя поодаль, предвкушали буфет, а девушки мечтали о танцах, которые будут после представления и на которые, по разговорам, должны были явиться офицеры Лейб-гвардии Семёновского полка. Александр как-то поделился с Натали, что для офицеров посещение балов и развлечение дам не всегда было приятным времяпрепровождением, но, следуя указу его величества, из полков регулярно выделяли несколько «особо выделившихся» господ, а остальные после весело над ними подтрунивали[1]. И теперь, слушая вздохи фрейлин, Натали лишь тихо посмеивалась, отыскивая глазами одного человека, жизнь без которого мигом теряла яркие краски.

Наконец царская семья появилась, рассаживаясь по каретам, и пышный двор двинулся к театру. Сотни огней, ярко освещённая подъездная дорожка, устланная ковром, и толпы петербуржцев, стоявших за воротами — каждое появление императора сопровождалось небывалым блеском и ажиотажем. Театр шумел, переливался драгоценностями дам, золотом эполетов и чёрно-белыми фраками, и пока государи рассаживались в императорской ложе, фрейлины и адъютанты обменивались приветствиями со знакомыми. Натали расположилась за спиной принцессы Марии и цесаревича, во втором ряду. По правую руку от неё сели остальные фрейлины, а по левую остался свободный проход, а за спинами рассевшихся замерли офицеры. Свет погас, дрогнул занавес и зазвучали первые аккорды увертюры.

Николай Павлович всегда любил театр. Старался не пропускать ни одной премьеры и в Царском Селе нередко приказывал устраивать представления. Сегодняшним спектаклем он был явно доволен, то и дело весело смеясь. Натали же сидела, как на иголках, стараясь смотреть прямо перед собой, а не на затылок цесаревича. Они впервые за долгое время оказались так близко, и эта близость с каждой минутой всё больше сводила с ума. К чему такая любовь, если она причиняет столько боли, лишая возможности быть вместе с любимым? Чем веселее становилось на сцене, тем тяжелее делалось на душе княжны, и, не дождавшись антракта, она склонилась к принцессе:

— Ваше высочество, позвольте узнать, как подготовили покои, в которых вы будете отдыхать в антракте.

— Конечно, Натали, — не оборачиваясь, ответила Мария и звонко расхохоталась над очередной шуткой.

Быстро поднявшись, Натали вышла из ложи и остановилась, раскрыв веер. Ей было душно, в груди разливалась тяжесть, а перед глазами всё кружилось. В коридоре было тихо и прохладно, и, быстро придя в себя, она пошла к отведённым принцессе комнатам, смежным с императорскими. Здесь уже был накрыт стол, охлаждалось шампанское, благоухали цветы в высоких напольных вазах. Натали, отметив, что всё на своих местах, устало опустилась в одно из кресел, бросая взгляд на напольные часы, — до антракта оставалось чуть более, чем четверть часа. Возвращаться обратно не хотелось, напротив, сегодня Натали овладела странная меланхолия, заставлявшая мечтать о тишине и покое вдали от дворца.

Несколько летних дней, напоенных любовью и нежностью, жгли сердце острой болью, и она чувствовала, что задыхается во дворце. Устало прикрыв глаза, она откинулась на спинку кресла, ощущая себя невероятно одинокой и разбитой. Отчего нельзя подготовить сердце к неминуемым разочарованиям, ведь, сколько ни думай о них, сколько ни представляй, как будешь их преодолевать, но только столкнувшись лицом к лицу удаётся понять, насколько этот крест по силам. Прерывисто вздохнув, Натали услышала очередной взрыв смеха из зала и открыла глаза. Право слово, что-то она расклеилась. И отчего?

Нервно улыбнувшись, Натали поднялась и подошла к зеркалу, разглядывая молодую особу в вечернем туалете тёмно-синего цвета. Тонкое ожерелье из сапфиров и брильянтов мягко переливалось, серьги вспыхивали звёздами при каждом повороте головы, а искусно завитые локоны мягко пружинили. Она была молода, красива и любима, так отчего весь этот сплин? Грустно улыбнувшись, Натали вздёрнула подбородок, и вдруг замерла, глядя на дверь, которая открылась за её спиной.

— Натали, — прошелестело еле слышно, и в следующую секунду Александр преодолел разделявшее их пространство, останавливаясь за её спиной и ловя в отражении её взгляд, вспыхнувший тревогой.

— Александр, признаться, я не думала, что смогу увидеть вас… — начала было она, не уверенная, что никто не зайдёт следом. Но он, разгоняя все её сомнения, с тихим вздохом припал к её обнажённому плечу, покрывая его обжигающими поцелуями, поднимаясь выше, к шее.

— Наташа, — прошептал он, прикрыв глаза, глубоко вдыхая нежный, тонкий аромат духов, смешавшихся с её запахом. Тем, что преследовал его повсюду, лишая покоя. Но Натали всё ещё была напряжена, боясь, что дверь вот-вот распахнётся, и появится принцесса Мария.

— За дверью стоит Орлов, — хрипло проговорил Александр, разгадав её сомнения. — Он постучит, когда закончится первый акт.

И только тогда она позволила себе расслабиться, с блаженным вздохом откидываясь на его спину. Его руки обвили её талию, и она накрыла их своими, жалея, что перчатки не дают почувствовать жар его кожи.

— Я так скучал по тебе. — Александр, казалось, не мог заставить себя оторваться от неё, целуя скулу, висок, вновь возвращаясь к шее, мочке уха…

— Это невыносимо, Саша, — жалобно выдохнула Натали, и тут же прикусила язык, — давала же себе зарок не жаловаться! Но он с грустью ответил:

— Я знаю, жизнь моя. Знаю. Но прошу тебя, наберись терпения. Я уверен, что скоро у нас появится больше времени. И я смогу, наконец, прижать тебя к себе, вновь делая своей…