Мой ВРБ

Борис Вячеславович сбивается и опять говорит уже не со мной, на этот раз со стаей чиновников. Всё доказывает им свою правоту. Вспоминает, как в театр на Юго-Западе мужчина привёл свою дочку в защитной марлевой повязке на лице. Они были из соседнего детского онкологического центра. Тот мужчина верил, что для больного ребенка это важно. Как лекарство, как вдохнуть жизни.

Бывают такие коробочки, в которых хранят дорогие сердцу вещи. Памятное что-то, драгоценное по разным причинам. Коробочку эту открывают бережно, с трепетом. Борис Вячеславович свою коробочку хранит в очень сердечном месте. Она полна воспоминаний. Иногда он её достает, и она становится величиной с ту коробку в цокольном этаже жилого дома номер 125 по проспекту Вернадского, которая по мановению Валерия Беляковича превратилась когда-то в театр. В сокровищнице Бориса Хвостова хранится дорогое сердцу чувство: «всех помню, всех люблю».

* * *

Читаю брошюру из библиотечки «В помощь художественной самодеятельности», 1988 («Становление», издательство «Советская Россия», стр. 9). Нашла там очень важные слова Валерия Романовича:

«Помещение нам дал исполком Гагаринского райсовета. В копилку опыта создания студий позволю себе дать несколько советов: свято верьте, что в органах Советской власти, в райкомах комсомола работают люди, желающие вам помочь, и что ваше дело – часть их забот. Не надо впадать в амбиции гонимых борцов, ведь ваше творчество рассчитано на контакт с людьми».

Это ответ на вопрос: почему ВРБ удавалось невозможное?

Он видел в человеке человека, а не чиновника, часть системы или носителя каких-то идей. И это всегда срабатывало. Это золотой ключик, которым он открывал любую дверцу.

Почему не сработало в истории с театром Станиславского? А не было человеческого контакта. Чиновники от культуры просто не пришли ни на один из его спектаклей. Как им это удалось? Удивительно, но капитализм обезличивает гораздо надёжнее, чем социализм. Жажда наживы убивает в человеке человека намертво.

КАТИНА ШУБА

Умение делать подарки – это особый талант. Он не связан напрямую ни с добротой сердца, ни с широтой души, ни с силой воображения. Это скорее шаманский дар. Такие подарки всегда больше, чем та вещь, которую тебе вручают.

ВРБ делать подарки умел и любил. К примеру, он подарил мне однажды стеклянный шар, похожий на хипповский триптоиз. Шарик был величиной с мой кулак, из прозрачного и зеленого стекла, с пузырьками внутри, привёз он его из Америки. Спустя много лет я подарила этот шарик своему соседу Матюхе на его восьмой день рожденья и научила медитировать глядя на него. К слову, Матюха сам – из детей Юго-Запада. Это те дети, родители которых никогда бы не встретились, если бы не театр на Юго-Западе. Валерий Романович закрутил на этом месте такую энергетическую воронку, что туда затянуло очень разных и очень необыкновенных людей со всей страны. А теперь уже есть не только дети, но и внуки Юго-Запада. У этих не только родители, но и бабушки и дедушки никогда бы не встретились, если бы не Валерий Романович.

Наверное, у каждого, кто был знаком с ВРБ, есть история о его подарках. Моя любимая история принадлежит Кате Алексеевой. В этом Катином рассказе есть всё, вот так мы тогда жили, таким для нас был Валерий Романович. Благодаря ему мы все выжили в 90-е.

«В самом начале лихих 90-х я работала в театре на Юго-Западе "пародией на секретаршу"(с)ВРБ.

Родители подарили мне шикарную шубу из чернобурки, лёгкую, удобную, очень красивую, дорогую. Я страшно ей гордилась и похвасталась Романычу. Ему шуба тогда понравилась.

И угораздило же меня пойти с подружками на какой-то рок-концерт в нереальную гадючню (рок-клубов и клубов ещё и в помине не было) в каком-то типа ДК у нас тут на районе. В этой чернобурке.

Гардероба в той рюмочной, конечно, не было, и в угаре рок-концерта шубу у меня, разумеется, скоммуниздили. Даже и не помню как. К родителям идти я побоялась и, переночевав у друзей, с утра побрела на работу в театр.

Без шубы. В чём была. На улице был довольно сильный мороз, середина зимы, да. Весь день я переживала, в чём же вечером ехать домой.

А Романыч, когда услышал эту историю, пошёл в свой кабинет, вынес оттуда офигенную обливную дубленку (писк моды в тот момент!) и отдал её мне.

На, мол, носи, не мёрзни».

* * *

ВРБ:

«Спасибо Тебе, Боже, что ты позволил нашему Братству возникнуть, сотворить Театр и вот уже столько лет дарить людям Веру, Надежду и Любовь, приносить Забвение всего суетного, злого, корыстного… «Приносящие забвение» – так называют в Японии артистов… своих и «юго-западных»…

(«Вперёд…», стр. 49).

ТРИЛОГИЯ

Осенью 1988-го ВРБ поставил Сухово-Кобылина, все три пьесы: «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина». Спектакль шёл шесть часов, с двумя антрактами.

Это была вершина мастерства. Это был пик любви и доверия зрителей к режиссёру Беляковичу. Люди шесть часов высиживали на жёстких креслах без подлокотников. Собственно, это были скорее стулья, чем кресла. И некоторые сидели между стульями. Я лично, в качестве дежурного по залу, просила людей выдохнуть и прижаться друг к другу плотнее, чтобы больше народу уместилось. Не говоря уже о подушечках, которые клали на ступеньки, и о тех зрителях, которые стояли в проходах. А в проходе «под Толиком» (имеется в виду Анатолий Николаевич Лопухов, режиссёр по звуку) была жёрдочка. Жёрдочка была железной трубой. Если на неё вскарабкаться, можно было видеть сцену. Задница твоя при этом нависала над стоящими в проходе, но это было ничего.

В «Свадьбе Кречинского» блистал Алексей Сергеевич Ванин. Он был единственным из актёров, кто уходил после первого действия. Этаким франтом уходил, лёгкой походкой с высоко поднятой головой. У него были свои фанаты. Они покупали билеты отдельно на первое действие. Далее отрывок из нашего с Алексеем Сергеевичем интервью от января 2012 года.

– Алексей Сергеевич, вы – один из основоположников театра на Юго-Западе. Вы – непосредственный участник всей истории этого театра. Я не спрошу, какой спектакль был лучшим за эти 35 лет. Я задам вопрос иначе. В каком спектакле для вас лично совпало ваше восприятие искусства и жизни? То есть вот когда захватило так, что не оторвёшься, и не мыслишь, а чуешь, как это здорово. Для меня таким спектаклем была «Трилогия». А для вас кто первый в вашем личном рейтинге юго-западных спектаклей?

– Я тут с тобой соглашусь на все сто процентов. Это действительно так. Три кита успеха любого спектакля – драматургия, режиссура и подбор актёров. Попадание в десятку с актёрами. И осенью 88-го года в «Трилогии» всё это совпало. Первое, конечно, драматургия, Сухово-Кобылин – это до сих пор сегодняшний день. Так было в 88-ом, 98-ом, 2008-ом, и так будет в 18-ом. Суд, взятки, коррупция. Мещанство, обывательщина. И, конечно, любовь. Второй кит – режиссура. Белякович был готов на сто процентов. Больше 10 лет человек думал об этом материале. Я знаю, что со студенческих лет Сухово-Кобылин был у него в голове. И именно в ту осень материал созрел окончательно, настала необходимость высказаться. И это случилось. Фонтанировал он так, что мало не покажется. И подбор артистов. Те ребята и девчата, которые открыли этот театр и уже прошли «нулевой цикл». К 88-му году они накопили уже. Позади были и Гоголь, и «Мольер», и «Гамлет». Эти люди уже были готовы играть шестичасовую «Трилогию», эту громадную махину. Витя Авилов, Серёжа Белякович. Ах, какой это был Муромский! Володя Коппалов, Славка Гришечкин. А девчата какие уникальные: Наташа Сивилькаева, Надя Бадакова, потом Тамара Кудряшова. Я помню эти репетиции, как актёры всё это выдавали. Режиссёр только: «А», мы уже: «Б», «Б», «Б»… Столько накидывали, он только успевал сортировать. Вот так слепилось. Это было гениально».