Приватное погружение

Она осеклась:

– Ну, почти никаких. И то, сама виновата, что не воспитываю его подобающим образом. Каждая мистрис страж супарту своему. А я это как-то изначально упустила… Чего же со мной бороться, если я – наихудший враг себе?

– Чем ты слушала? Сказал же – заложено природой. Это выше вас. И никакой логике не подвластно. Поверь, я-то уж всякого дерьма, на которое способны мистрис, насмотрелся…

Он оглядел Тави с головы до ног с каким-то странным интересом:

– Знаешь, Тави, а я сначала подумал, что ты – ребёнок. Совсем ребёнок. Смутно помню, что тут находилась ещё взрослая, властная мистрис, твоя мать. Поэтому, наверное, подумал сначала, что попал на Диву. Но теперь вижу…

– Это была Риа, балбес! Моя подруга.

– Слушай, – вдруг Кай ушёл в сторону от разговора, – А почему ты со мной вот… возишься? Явно же, что во вред себе…

– Не знаю, – растерялась Тави. Она не могла ему сказать, что с того самого момента, как Кай, срывая с себя повязку, бился, а потом затих под её руками, в Тави остался клочок его тепла. Обрывок мягкого облака, в котором отдавался пульс Кая.

До этого она вполне могла сдать его в полпредство, даже несмотря на угрозы парта заявить о том, что это Айсик избил его по наводке Тави. Ещё два дня назад могла, а теперь – нет.

И ещё. Если бы такой вопрос ей задали Риа или Айсик, Тави спокойно бы объяснила про тепло, свет и обрывок облака. А Каю не стала.

Она вспомнила, что испытывала нечто подобное, когда однажды в детстве упала с высокого пирса в воду. Тот выкручивающий душу страх, пока Тави летела вниз, колотясь о сваи, был чем-то сродни пульсирующему напряжению, заставившему её раствориться в стуке чужого сердца. Тави пережила этот опыт, хоть и долго болела потом – падение произошло в низкий сезон, самый его пик, и вода оказалась ледяной. Но осталась жива, и даже почти забыла. Очень редко Тави просыпалась в холодном поту, когда ей снилось, как она падает в Океан.

Так вот. Сказать Каю об оставленном обрывке облака, было то же самое, что опять упасть в бездну ледяного Океана.

***

Тави пришла в мастерскую под предлогом забрать заказанную вазу, о которой она, честно говоря, благополучно забыла, и, если бы не желание кое-что узнать у Мины, так бы в свете последних событий и не вспомнила.

Она сразу получила сосуд с вытянутой вдоль горлышка вязью грубоватых цветов и теперь мялась на пороге. Необходимая порция восторга творчеством Мины уже прозвучала (Тави почувствовала, что ещё немного и это будет уже восприниматься как издевательство), и теперь она искала предлог, чтобы остаться. Ни одна из возможных зацепок для разговора не приходила в голову, а Тави не могла прямо вот так, с бухты-барахты, спросить то, что её и в самом деле волнует. Это нужно было сделать как бы между прочим, посередине лёгкого трёпа ни о чём. Но Тави всё ещё не придумала, с чего его начать.

Мина, как всегда, зависла над станком, вращая диск мерными толчками ноги. «Наверное, она уже не помнит, как ходить», – подумала Тави, которая никогда не видела Мину вне гончарного круга. Важик, вооружившись маленьким блестящим шпателем, ковырял пурпурных моллюсков, чтобы добыть из них краску. Моллюски открывались с тихим, но отчаянным скрипом, отдавая по маленькой ложечке яркого красителя.

Гора мёртвых оболочек росла на маленьком столике, который при огромном Важике казался совсем крошечным. Моллюски гибли ради небольшой лужицы пурпура, полученной ценой их существования. Потом Мина нарисует, макая тонкую кисть в эту лужицу, вензеля по горлышку вазы. Яркие завитки на золотистой после обжига глине. Разве моллюски, жалобно пища перед смертью, знали, что продолжатся в узоре?

– Может, вам помочь? – наконец-то выдавила из себя Тави. Она с ужасом представила, что Важик скажет: «Да, конечно» и протянет ей ужасный шпатель, несущий смерть.

Мина подняла голову и вдруг рассмеялась:

– С чего это ты?

Тави замялась:

– Да так, просто…

– Хотела поговорить? – догадалась Мина. Важик хмыкнул, скорее всего, просто так совпало, но прозвучало, как будто он смеётся над неловкостью Тави.

– Задать вопрос, – сдалась она. – Ну, может, два. Или три. Как пойдёт…

– Спрашивай, – кивнула Мина. – Только без прелюдий. О погоде можешь поговорить потом с Ниа. Она явно будет не против.

– Да уж, – согласилась Тави. – В общем, если без прелюдий… Ты же часто общаешься с идеальными столичными мистрис?

– Бывает, – согласилась Мина.

– Они что-нибудь при тебе говорили о свитбоях?

Важик дёрнулся и промазал шпателем мимо раковины. Моллюск, выскользнув из его рук, отлетел под стол, а Мина опять смяла почти готовый кувшин, так как замерла в изумлении и отпустила на произвол судьбы маховое колесо.

– Тави! – Мина уставилась на неё, даже не заметив, что колесо остановилось – От кого угодно я могла ожидать такой вопрос, но только не от тебя…

Получилось ещё хуже, чем опасалась Тави. Выражение на обычно беспристрастном лице Важика стало кислым. Очевидно, все супарты заочно недолюбливают свитбоев, зря Тави грешила на плохой характер Айсика.

– Ладно, – Мина вздохнула, увидев во что превратилось почти законченное творение, и вытерла локтем лоб. Локоть, как и кисти, тоже оказался в глине, на лбу появилась кровавая полоса. – Что ты хотела узнать о свитбоях?

– Чем они занимаются на самом деле? Что в них такого особенного? Нет, я, конечно, знаю, что свитбоями становятся отбракованные неполноценные особи партов. Риа всегда сама не своя, когда наступает её дежурство по отбраковке.

– Это та акушерка? – полюбопытствовал Важик. В последнее время он казался Тави чересчур разговорчивым.

– Ну да, мы с ней как-то к вам заходили. И я, конечно, знаю, что они хорошо поют и танцуют. Не так, чтобы сильно этим увлекалась, но несколько брейнов видела…

– И чего ты тогда от меня хочешь узнать, раз и сама осведомлена? – в глазах Мины промелькнул хитрый блеск. Она явно поддразнивала.

– Всё остальное, – сказала Тави.

– Они остаются в резиденции, – сказала Мина. – Их учат развлекать публику. Петь, танцевать. Свитбои хорошо ухаживают за собой и… Скажем так, радуют глаз мистрис, приближённых к Ратрице. Ну, и каких-либо мистрис, особо отличившихся перед населением Звезды.

– Что значит – радуют глаз? – не поняла Тави.

– Тави, – вздохнула Мина. – Ты так и не включила функцию любовника у Айсика?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Тави.

– Об этом знает весь остров Сауза, – ответила керамистка. – Хотя бы потому, что задаёшь очень детские вопросы.

– Хорошо, проехали, – буркнула уязвлённая Тави. Вот какое им всем дело до того, как она настраивает своего супарта? И какая связь между радующимися глазами отличившихся мистрис и функциями Айсика? – Так в чём их такая исключительность?

– Ты же смотрела их брейн ревю? – зло вмешался Важик. Злился он, понятно, не на Тави.

– Ну, конечно, – сказала Тави. – Я же минуту назад об этом говорила. Только мне больше ревю дельфинов нравятся. Знаете, то самое «Дельфоспейсы»? Они там над водой взлетают парами, и кружатся, и носом мячики кидают друг другу. С катера в Океане тоже можно увидеть, но это не то. Далеко, плохо видно, да и прыгают они редко…

– Ревю дельфинов? – Мина расхохоталась так, что несколько минут не могла остановиться. Чуть не полезла грязными руками в глаза – вот так хохотала, до слёз. – Мячики друг другу? Ох, Тави, я тебя просто обожаю…

Важик смыл пурпур с рук и быстро вытер своей мистрис глаза чистым платком. Мина резко перестала смеяться и неожиданно грустно вздохнула:

– Тави, а если я тебе скажу, что идеальные мистрис целые дуэли из-за свитбоев устраивают? Иногда с очень тяжёлым исходом. Или поведаю о том, как островные мистрис пробираются в их спальни, чтобы вступить в преступную связь?

– Но за это же… – Тави ей не поверила. – На адский остров Кайдо? Любая выбраковка за связь с партом высылается на Кайдо.

– Сразу же, – кивнула Мина. – Даже без суда. Преступление против чистоты генофонда. Теперь ты хоть немного понимаешь?