Страница 167 из 181
– Так вы не уверены, что он в своем родовом поместье?
– Нет, госпожа. Он умчался в таком состоянии, что и лишний раз переспрашивать страшно было.
Получается, оберег перенёс нас на пятый день после моего исчезновения из этого мира?
– Госпожа?.. – подала слабый голос мама, молчавшая все это время. Ох, сколько же было в нем изумления!
Напряженно замерев на месте, она с широко распахнутыми глазами наблюдала за слугой в ливрее и с пышными седыми бакенбардами.
– Я все обязательно объясню, – шепнула доверительно, заметив неестественную бледность на родном лице, видимую даже при свете огня от нескольких свечей. Потянула к диванчику. Насильно усадила. – Господи, ты же босиком, – проворчала недовольно, подозревая, как сильно замерзли её ноги от пребывания все это время на холодном полу.
Вырвав руку из захвата, кинулась к чемодану. От моего резкого движения встрепенулась птица, забилась испуганно, хлопая крыльями.
– Вы, полагаю, прибыли в коляске? – Дворецкий прошаркал ближе и осторожно поднял клетку с говоруньей. И вид у мужчины был такой, будто подобное его нисколько не удивляет, и босые леди со своими домашними питомцами вламываются в этот дом каждую ночь. – Тогда стоит разбудить конюха. И госпожу Смарт, пожалуй, тоже. Ваши покои, бесса, насколько я знаю, остались за вами. О поклаже не беспокойтесь.
– Конюха не будите, Мартин. Мы… нас подвезли до поместья, – предупредила старика, пока тот не скрылся за поворотом в коридор для слуг, при этом постоянно поглядывая на мать. Мне категорически не нравилось, как она выглядит.
– Аннушка… – сдавленно просипела родительница, – я ничего не понимаю. Кто это? Где мы? Какая бесса?
– Мамуль, тебе плохо?
Её состояние буквально вопило о приближающемся сердечном приступе.
– Давит в груди. Больно, – ответила она тихо, прерываясь после каждого слова на вздох.
Я запаниковала так, что помутилось в глазах.
Аптечка – дрянь такая! – все норовила выскользнуть из рук.
– Что, что тебе дать? Валидол? Аспирин? Корвалол? Что?!
Названия лекарств расплывались перед взором. Пальцы дрожали, лихорадочно перебирая упаковки.
– Там… – прошептала она невнятно, вяло махнув ладонью, на миг оторвав её от груди и, недоговорив, вдруг завалилась набок.
– Помогите! – сорвалась я на крик, заталкивая ей сквозь плотно сжатые губы капсулу нитроглицерина. – Кто-нибудь! Лекарь! Как тебя там, господи-и… – взвыла не своим голосом. – Гантер!!!
Не прошло и минуты – мне она показалась целой вечностью – как со всех сторон послышались быстрые шаги множества ног и возбужденные голоса.
– Кто кричал?
– Что случилось?
– Кому плохо?
– Анна?!
– Помогите… – рыдала, видя перед собой только безжизненное лицо матери.
Дура. Какая же я дура! У меня было в запасе еще несколько часов, чтобы как-то подготовить родного человека к таким «сюрпризам». И вот чего добилась своей поспешностью. Все бессмысленно.
Как наяву перед глазами в мареве сизого тумана всплыл надгробный памятник с выгравированными буквами, покрытыми сусальным золотом. Фамилия, имя, отчество, дата рождения, дата смерти. Тупым ужасом накрыло с головой понимание, что это уже было, что я теряла самого родного мне человека. Случился этот кошмар два года назад. Это, наверное, единственное, что я так и не вспомнила в момент просветления от прикосновения с тауроном.
От страха стало трудно дышать, будто ошейником сдавило горло.
Чьи-то сильные руки встряхнули меня за плечи.
– Что с ней?
Невидящим взглядом уставилась в смутно знакомое лицо перед собой.
– Сер… сердце, – с огромным трудом, превозмогая спазм, выдавила из себя.
– Лео, аккуратно отцепи её от женщины, – прогудел рядом голос графа Карре.
Мои скрюченные в судороге пальцы оторвали от руки родительницы. Кто-то подхватил под мышки, оттаскивая в сторону.
– Все будет хорошо, Аннушка. Гантер справится, – ласково увещевал мне на ухо Леонард. – Он хороший маг. Самый лучший. Он спасет.
Широкая спина лекаря закрыла от меня маму. Я было дернулась, но попытку пресекли твердо и безапелляционно. Беспомощно оглядела присутствующих и не нашла среди них ту, которую хотела бы видеть сейчас рядом с собой. Лица знакомые и не очень. На каждом печать сочувствия или хмурой грусти. Чужие. А мне нужна была Тельма.