Страница 10 из 14
В современной Японии синто – это религия повседневности. В традиционных (патриархальных) семьях день начинается с ритуального поднесения чашки свежесваренного риса предкам на алтарь. Строительство нового дома благословляется особым синтоистским молебном, проводимым жрецом-каннуси. Не только на частном уровне, но и на уровне общин и официальных организаций различные синтоистские церемонии проводятся по разнообразным поводам. Так, в горном спа-комплексе «Дайсэцудзан» на Хоккайдо автор наблюдала в мае церемонию «Открытие горы», благословляющую новый туристический сезон.
Новогодние церемонии непременно связаны с синтоистскими ритуалами. Вечер 31 декабря предполагает посещение дзиндзя, в самые большие и знаменитые из которых выстраивается очередь в несколько тысяч человек. Для о-майри – новогоднего посещения храма – также отведены первые дни года. Разным местностям свойственно наличие местных божеств, их храмов, праздников почитания в течение сезонного цикла. При этом каждый район или даже квартал имеют собственные скромные по размеру дзиндзя, за их исправным состоянием и чистотой следит вся община. Офисные работники по пути к метро нередко выкраивают пару минут, чтобы завернуть туда и хлопнуть в ладоши перед алтарем. Как говорит историк культуры, японовед В. П. Мазурик, «общение с природными богами – закономерное явление раннекультурного сознания, крайне наивное по современным представлениям и ориентированное только на земные ценности и цели, на спонтанную первичную сенсуальность. В нем совершенно отсутствует трансцендентная, метафизическая часть, когда человек общается с глубинными основами собственного сознания, с душой как территорией Бога в себе. В синто сильна магически-ритуальная коммуникация, для человека монотеистической культуры отдающая пещерной архаикой, поражающей своей живучестью. Для “повзрослевшего” человечества это выглядит как культурный инфантилизм, хотя, возможно, развитие науки о человеке откроет во всем этом некие глубинные смыслы»[12].
Возможная причина постиндустриального язычества в том, что синтоизм тесно связан с природно-климатическими особенностями страны; японцам, изо дня в день наблюдающим силу природы в виде извержений вулканов, тайфунов, землетрясений и цунами, легко верится, что синтоистские боги присутствуют в любом природном объекте и явлении. То есть, помимо универсальных природоохранных факторов, действуют еще и культовые, отчего кажется, что в Японии должны быть особенно сильны экологические настроения. Однако это не мешает японцам срезать горы и вырубать леса в интересах расширения площадей застройки или увеличения доли обрабатываемых земель[13]. Проблему решает ритуальное обращение к местным богам (горы или леса), так называемым нуси – изначальным хозяевам места, – за разрешением на вырубку, после чего она считается возможной. Такое принесение собственной природы в жертву цивилизационному развитию имеет в том числе и культурные последствия: режиссер Куросава Акира уже в конце 1960-х годов жаловался, что в Японии стало невозможно найти подходящий пейзаж для съемок исторического фильма: линии ЛЭП и железнодорожные коммуникации покрывают самые отдаленные участки в сельской местности.
Тенденция разрастания мегаполисов не отменяет того факта, что большинство японцев (или как минимум их родителей) по своему рождению относятся к тому или иному сельскому региону. В связи с этим существует традиция краткосрочного посещения малой родины (наиболее массовое паломничество происходит в середине августа, в период летнего праздника О-бон, поминовения умерших) для того, чтобы навестить родителей или их могилы. Таким образом, японцы регулярно приобщаются к традиционному жизненному циклу, вступая в коммуникацию как со старшим поколением, так и с синтоистскими божествами.
Пуповина связи с семьей предков, местом рождения у многих молодых японцев становится все тоньше. Поддержанию этого чувства способствуют новые коммуникационные инструменты: кино и телевидение. Солидный объем документальных травелогов на японском телевидении отводится паломничествам в фурусато – родные места. Ряд кинофильмов, получивших как престижные японские, так и международные фестивальные призы в 2006–2016 годах, культивируют темы семейной преемственности. В них обязательно присутствуют дневники старших родственников, найденные молодыми героями, неожиданные откровения бабушек и дедушек перед смертью, которые восстанавливают родовую память внуков (см., например, «Тикатэцу ни ноттэ» [2006], «Эйэн но зеро» [2013], «Тийсана о-ути» [2014], «Ицу мата кими то» [2017] и многие другие[14]). Часто и вполне закономерно для японского культа ушедших предков к реальным историческим мотивам примешиваются мистические: с умершими в роли проводников по семейной истории.
Система о-рэй как основа японской коммуникации
В свете науки о коммуникации японский усложненный этикет – только верхушка айсберга, внешний признак и техническое выражение ритуальной системы коммуникации. Хотя этикет сам по себе очень важная часть коммуникационной культуры любой нации, в случае с японцами существует ошибка «этикетного понимания» ритуала, а иногда и прямой подмены этих понятий.
Тем, кто занимался японскими единоборствами – так же как чайным действом или другими традиционными искусствами, – известно, что обучение начинается с заучивания приветствий, а также с правильного выполнения поклонов. Это стадия инициации, на которой человек должен проникнуться духом о-рэй, то есть должного отношения к учителю, к старшим и более опытным ученикам. Скромность и способность благодарно принимать все, чему тебя обучают, создает, в понимании японцев, должную почву для того, чтобы сеять базовые знания. «О-рэй га вакаранай хито ни осиэнай» («Не буду объяснять человеку, не понимающему о-рэй»), – говорят японцы.
– Главное – правильно кланяться, – сказала строгая японка в очках.
Строгая японка работает в отделе кадров IT-компании «Либер Воркс» – еще один японский офис, в который мне удалось попасть. Она изучала в университете социальную психологию, поэтому я и задала ей вопрос: «Что самое главное для успешной социализации в японском офисе?» Возможно, ее английский дал сбой, и она поняла мой вопрос неверно, но, так или иначе, ответ прозвучал именно так: «Правильно кланяться».
– А как правильно?
– У нас есть три угла поклона, – объясняет кадровичка-психолог. – Девяносто, сорок пять и пятнадцать градусов. Пятнадцать – обычный вежливый поклон. Мы кланяемся, даже когда говорим по телефону и абонент нас не видит, это просто рефлекс… Сорок пять – знак настоящего уважения… Не совсем так, – она сочувственно наблюдает за моими попытками поклониться. – Это мужчины при поклоне держат руки по швам, а женщины скрещивают их спереди… Да, так. А девяносто градусов – это если ты очень виноват. Например, от клиента пришла жалоба.
– И кому тогда кланяться под углом девяносто градусов: боссу или клиенту?
– И боссу, и клиенту.
Рэй (礼) имеет несколько конкретных вариантов перевода, в том числе «приветствие», «поклон», «этикет», «благодарность», «церемония». Но в широком концептуальном смысле он описывается следующим образом:
«Помогающая поддержанию социального порядка, сохранению мирных межчеловеческих отношений система, относящаяся к социальной жизни».
Воспринимая японскую коммуникацию как поверхностный этикет, трудно не иронизировать над ней как над нелепостью. Только осознание, что это глубоко проработанная система, и готовность изучать ее помогут уменьшить проблемы межкультурной коммуникации. О-рэй встраивает человека в иерархическую систему коммуникации и обеспечивает его должную социализацию. О-рэй справедливо может быть назван базовым концептом японского общества; он пронизывает все его уровни. В первую очередь это важно для работы и социальных связей, но согласно старой японской пословице: «Ситасики нака ни мо рэйги ари», то есть: «И между родственниками есть этикет».
12
Интервью с автором, июль 2017 года.
13
Гораздо больше, чем самих японцев, эта проблема волнует западных японофилов. См., например, книгу Алекса Керра Lost Japan, в которой он оплакивает уничтожаемые пейзажи и заброшенные деревни Японии с их уникальной деревянной архитектурой.
14
[Порядок названий сохранен. ] «Садясь в метро»: ведомый призраком погибшего брата герой путешествует не только по собственной, но и по отцовской юности; «Маленький дом»: внук-студент впервые узнает от бабушки драматическую историю ее довоенного детства и юности; «Вечный ноль»: студент и его сестра расследуют историю своего деда-камикадзе; «Когда снова с тобой…»: внук берется перепечатать на компьютере бабушкин дневник о довоенной и послевоенной жизни.