Страница 28 из 31
В актовом зале поднялся уже шумок нетерпения, когда, наконец, прошествовала, сопровождаемая викарным епископом Гедеоном, игуменья Леснинского монастыря мать Екатерина. По сану преосвященный Гедеон, разумеется, был первенствующий гость, но игуменья-графиня, основавшая на свои деньги обитель, имела в Петербурге такие связи, что в Холме да и в Варшаве ее мнения принимались за истину.
Эпиграфом к празднику был пушкинский «Пророк» – декламация преподавателя словесности Ефрема Ливотова. Потом стихи Державина читал черноокий красавец с шестого курса. Его ликующий баритон обворожил девиц Мариинского училища и гимназисток.
– Как фамилия этого Аполлона? – спросила ректора Климента мать игуменья.
– Весьма простонародная и даже забавная. Он из крестьян, приписанных к Яблочинскому монастырю, – Побийволк.
– Что за нелепость! – Игуменья нахмурилась. – Поменяйте ему фамилию. Поищите повеличавей. Миротвореньев или, скажем, Вселенский… Громогласов!
– Так Вселенский или Громогласов?
– Вселенский, – сказала мать игуменья.
вдохновенно раскатывал сладостные волны звуков Побийволк, не ведая, что отныне фамилия у него и благозвучная, и вполне благородная – Вселенский.
Чтеца приветствовали щедрыми аплодисментами. Побийволк поклонился, встал в ряды хора, и хор запел, да так, словно разверзлась бездна неба, осеняя слушателей сонмом сияющих звезд. Было исполнено молитвословие, сочиненное царем-юношей Федором Алексеевичем. Пели в унисон, с медлительною торжественностью, и такая великая, такая чистая вера звучала в слове, в гармонии слиянных воедино голосов, что казалось – это сама земля поет славу Творцу жизни.
Далее отец ректор сказал речь о духовной поэзии, были прочитаны переводы святого Романа Сладкопевца, и снова читали светские стихи. Вдруг из зала была предложена тема диспута: действие поэзии на женское сердце, женщина и поэзия. Желающих философствовать прилюдно не нашлось, но прозвучали поэтические откровения Каролины Павловой, Ростопчиной, Буниной.
Вечер заканчивал Вжибылович. Прерывающимся звенящим альтом, устремив глаза поверх голов в одну точку, юноша читал Надсона:
Последнюю строку Вжибылович почти прошептал, и зал замер, боясь не услышать сокровенного.
Публика не могла смириться, что программа исчерпана. Полковница Московского его величества полка вышла на сцену и декламировала очень уверенно, с жестами:
Стихотворение кончилось, и взоры обратились к отцу инспектору: неужели все? пора расходиться?
– Приглашаю дорогих гостей на чай, – сказал Тихон, и лица расцветила радость.
К чаю подали калачи, печенье, сотовый мед, но всем было дорого продлить чудесные минуты, озаренные поэзией.
– Поздравляю вас, отец инспектор, – подошла к Тихону игуменья Екатерина. – Стихи и молитвы на глазах преобразили юношество. Вы посмотрите, какой свет на лицах! Оказывается, наших детей могут окрылять не только прокламации и мерзкие тайны заговорщиков. Не оставляйте своего прекрасного начинания.
Преосвященный Гедеон взял Тихона за руку, прижал ее к своей груди и тихонько шепнул:
– Благодарю! Я от умиления плакал…
Подходили дамы, господа, говорили что-нибудь красивое, а полковница Московского его величества полка поднесла Псалтырь – переплет из серебряной парчи, с серебряной иконкой Спаса. Принялась упрашивать, чтоб отец инспектор тоже прочитал стихи.
– Хорошо, – сказал Тихон, улыбнулся застенчиво, – я что-нибудь из Александра Сергеевича…
– Нет! Нет! Надсона! Если не помните наизусть, пусть подадут книгу…
– Надсона? Как вам угодно.
– Ах, отец инспектор! Отец инспектор! – воскликнула полковница. – Вы – чудо! Это Бог привел вас в наш город.
Быстрое повышение
15 мая 1892 года глава Холмско-Варшавской епархии епископ Флавиан высочайшим указом во внимание к отлично-ревностному служению и особым пастырским трудам был всемилостивейше возведен в сан архиепископа.
Удостоились Станислава III степени учителя Холмской семинарии Владимир Шайдицкий и Василий Щеглов. Был подарен праздник и всему Холму.
Высокопреосвященный Флавиан благословил ректора архимандрита Климента, в сослужении с инспектором иеромонахом Тихоном, с духовником семинарии Кохановичем, экономом диаконом Сушинским совершить 25 мая в кафедральном соборе – впервые – литургию на греческом языке.
Волнений было множество, кафедральный собор не вместил всех желающих, но, слава Богу, служба прошла без заминок, без ошибок, но Тихону предстояло еще одно испытание: сказать проповедь. Местное общество, восхитившееся литературным праздником, ожидало от инспектора нечто выдающееся и уж по крайней мере неординарное. Тихон, прежде чем выйти на амвон, помолился у престола, но, увидев перед собою тысячи ожидающих глаз, запылал щеками, как мальчишка.
Боялся не услышать себя, но голос звучал ясно, дыхание удалось держать ровно. Показалось даже – это не он произносит слово за словом, а слово ведет его от сердца к сердцу.
– В Православной церкви, благочестивые слушатели, есть глубокий по смыслу и значению обычай, – начал Тихон серьезно и очень просто, – день, следующий за воспоминанием какого-нибудь торжественного события из домостроительства нашего спасения, посвящать празднованию в честь лиц, принимавших участие в этом событии. Так, издревле христиане в день после праздника Благовещения Пресвятой Богородицы собирались для празднования в честь архангела Гавриила, благовестившего Пресвятой Деве о зачатии Ею Христа Спасителя. В день после Рождества Христова – для праздника в честь Богоматери, послужившей великой тайне воплощения Бога Слова. Так поступает Церковь и в настоящий раз. – Тихон передохнул, глубоко, совсем по-детски, и почувствовал, как люди придвинулись к нему, душами придвинулись. – Вчера мы праздновали Сошествие Святого Духа на апостолов, а ныне совершаем празднество в честь Самого Святого Духа.
Всем ожидавшим от инспектора словесного блеска, огня в очах, власти в жестах пришлось испытать неловкость. Простота и вера пришельца из русской глубинки были такие настоящие, что всем захотелось иметь в себе это настоящее, искреннее.
А Тихон говорил и говорил:
– Этим самым Церковь стремится расположить нас к тому, чтобы мы не только праздновали Сошествие Святого Духа на апостолов, но и сами, по слову апостола Павла, исполнялись духом. А это настолько необходимо, что, по слову того же апостола, кто не имеет в себе Духа Христова, тот и не Его, не Христов, не христианин, тот и не живет истинною жизнью.