Патриарх Тихон. Пастырь

– Вы поклонник Некрасова?.. А не приходилось ли вам держать в руках «Что делать?»? – Лицо архимандрита напряглось, но глаза он опустил.

– В студенческой библиотеке Санкт-Петербургской духовной академии в мою бытность эта запрещенная книга имелась.

– Ну а все эти Златовратские, Помяловские…

– Литература правдивая, но скучная. Скучная правда – недолгий жилец. Если поменьше возражать, тем более возражать несуразно, было бы много покойнее. И в обществе, и в самой журналистике.

– Пожалуй, – согласился архимандрит: у него отлегло от сердца.

О семинарии разговора не было, о религиозной жизни Холм-щины тоже.

После чая отец ректор повел отца инспектора в гостиную показать свою художественную коллекцию. Картины сплошь покрывали самую светлую стену. Всё это были пейзажи, а в центре шесть небольших полотен на религиозные темы.

– Местные художники, местная природа. – В голосе отца ректора не было ни гордости, ни удовольствия.

Религиозные картины католического толка, световые контрасты жесткие, драпировки тяжелые с претензией на величие.

– Вот мир, в котором вам предстоит жить, служа православию… Я собирал эти картины с некоей целью, а потом забыл, чего ради, кому и, главное, что хотел я доказать этими картинами… Впрочем, местному обществу мое собрание нравится.

Тихон оказался зрителем внимательным.

– Мне кажется, – сказал он, рассмотрев каждое полотно, – некоторые пейзажи написаны и мастерски, и с любовью… Мельница, стога сена, даже вот эти лужи на дороге. Воздух серый, но чувствуешь – тепло, весна.

– Эти вещи, пожалуй, самые талантливые, – согласился архимандрит. – А вот Бог, святость у них здесь точь-в-точь как на этих картинах, с ядовитой зеленью, с лакированной тьмой, с приторной розовостью. Одним словом, уния… На Холмщине уния ушла в прошлое шестнадцать лет тому… Высокопреосвященные Иоанникий, Леонтий, ныне преосвященный Флавиан многое восстановили в искалеченном церковном обряде. Но ведь от того, как начертаны буквы, Слово не меняется. Понимать бы это. А у нас – будто на уроке чистописания, когда учителя своей въедливой настойчивостью вызывают столь сильный протест в учащихся, что те умышленно заливают тетради чернилами.

– Чувство умеренности – дар. Не всякому сей дар ниспослан.

– С Богом, отец Тихон! Приступайте к делам. Надеюсь, наши воспитанники доставят вам не одни только огорчения. Почаще цитируйте Мицкевича. Великий и могучий – здесь почитается языком хлопов. Это второе, а первое, – архимандрит с улыбкой показал на свою шелковую рясу, – уважение к дорогим одеждам и к прекрасным лошадям в местных людях неискоренимо. Это страна панской гордыни и бессловесного, почти скотского холопства.

Никому еще не известный в Холме, Тихон пошел поклониться чудотворной иконе Божией Матери.

До вечерни оставалось часа полтора, людей в соборе было мало. Вдоль стены на лавках сидело несколько благообразных старушек. Внимали лепету отрока с огромной головой.

Церковная прислуга протирала иконы, меняла цветы. Весна еще не набрала тепла, а цветов уже много. Видимо, выращивали в парниках.

Чудотворный образ, привинченный к раме, был поднят над Царскими вратами.

– Приложиться пришел? – спросила Тихона одна из прислужниц. – Опускают по субботам да по воскресеньям. В субботы акафисты служат, в воскресенье – простые молебны.

Лик Богородицы светился ласковым участием. Чудотворный образ пережил с народом все его беды, принял столько горчайших честнейших молений, столько простил людям, что хотелось оставаться перед ним безмолвным, биение сердца заменяло слова.

Икону пересекал шрам. Крымские татары, разорившие Холм в 1499 году, святыни русских не пощадили. Сдирая золотые ризы, рубанули саблей.

Не раз и не два соборные батюшки закапывали икону в потаенных местах, спасая от посягательств католиков. Католики упорно охотились за православным источником благодати. Униатский епископ Яков Суша упросил польского короля Яна Казимира отнять икону у схизматиков. Все делалось втайне. Королевская комиссия пала на головы православного Холма как снег среди лета. Униаты явились на обычную службу с жолнерами. Когда забирали икону, некий православный монах кричал «Караул!», грозился Хмельницкому жаловаться. И Хмельницкий явил полякам казацкую силу. Присмирели униаты, вернули святыню, но кратким получилось торжество. Снова двинулись друг на друга казаки и поляки. Униаты захватили икону, увезли в Люблин, доставили в войско Яна Казимира. 20 июня 1651 года чудотворный образ Холмской Божией Матери был под Берестечком у короля. Крепко побили поляки казаков.

В 1672 году король Михаил Корибут Вишневецкий во время нашествия крымских татар приказал привезти Холмскую икону в свою армию.

Годами владели польские костелы русской святыней, но мир менялся, сильные становились слабыми, слабые преображались, и православный народ вновь обретал свое сокровище – завет пращуров, зримую молитву, тишину земли.

Безмолвное моление сладостно глубиной. Разверзается сердце, как Вселенная, а Вселенная входит в сердце, умещаясь в нем.

Кто-то настойчиво потянул Тихона за подол рясы. Большеголовый отрок, сияя огромными глазами, лепетал что-то радостное.

– Наклонись, – сказала Тихону старушка.

Он наклонился к отроку, и тот сказал тихо, но внятно, с детской хрипотцой в голосе:

– Владыка! Владыка!

– Ты ошибся, отрок, – сказал Тихон. – Я – иеромонах.

– Владыка! Владыка! – закричал мальчик и со всех ног побежал к алтарю.

Споткнулся, упал и, растянувшись, бил ладошками перед собой и звенел на весь собор:

– Господи! К нам владыка приехал, Тобою возлюбленный!

Старушки потянулись из углов поглядеть, что случилось. Тихон, поклонившись иконе, вышел в придел, а оттуда на улицу.

Племя младое, незнакомое

Проснулся отец инспектор затемно. Молился. Утром в семинарской домовой церкви ректор Климент представит его воспитанникам.

К предшественнику Тихона в семинарии привыкнуть не успели… Однако ж сравнивать будут.

Слово отец ректор сказал краткое:

– Иеромонах Тихон, назначенный к нам в Холм на должность инспектора, был до того преподавателем Псковской семинарии. Псков для Русской земли – твердыня, а наш Холм – твердыня для православия. Дай-то Бог, чтобы мы, преподаватели, любили вас, а вы, ученики наши, отвечали любовью же, ибо и вы и мы приставлены Господом к делу общему, к делу негромкому, но великому. Примите отца инспектора со всем сердцем.

Тихон, слушая слова Климента, смотрел на воспитанников, и облик их был ему непривычен. Не мог понять, в чем тут дело.

Свою речь, продуманную еще в поезде, сказал без декламации:

– Быть учителем учителей задача из самых ответственных, тем более что вы не просто будущие учителя, а пастыри. Святой Иоанн Златоуст сказал: «Христианам… запрещается насилием исправлять впадающих во грехи. Языческие судьи, подвергая преступников суду по законам, показывают большую власть над ними и против воли удерживают их от их навыков, а здесь должно исправлять грешника не насилием, а убеждением. И законами нам не дана такая власть к удержанию грешников. И даже если бы и была дана, мы не могли бы воспользоваться этой силой, так как Бог награждает тех, которые воздерживаются от пороков по доброй воле, а не по принуждению. Посему требуется много искусства для того, чтобы страждущие убедились добровольно подвергнуться врачеванию от священников…» Нам нельзя, как говорит святитель, человека ни силою влечь, ни страхом принуждать, но должно приводить к истине убеждением. Потому нужна душа мужественная. Для нас эти слова святителя – заповедь. И да поможет нам, преподавателям, Господь Бог, Пресвятая Богородица воспитать в будущих пастырях мужественные души, а вам, ученикам, обрести это мужество, ибо оно – оружие и крепость всякого священника.

Слушали воспитанники речь внимательно, и чрезмерная эта внимательность тоже показалась отцу инспектору незнакомой. Ни одного пасмурного лица не было перед ним, ни одного опухшего после ночной тайной выпивки. Ни одной всклокоченной головы!