Страница 46 из 51
У Бобринского есть привычка говорить: «Я признаю только три религии в Восточной Европе: православную, католическую и еврейскую. Униаты – предатели православия, ренегаты и отступники. Мы должны силой вернуть их на правильный путь».
Сразу же начались преследования. Арест униатского митрополита Шептицкого, высылка базильских монахов, конфискация собственности духовенства, уничтожение гуцульских молитвенников, замена униатских священников русскими, перевозка гуцульских детей в Киев и Харьков, чтобы обратить их в православную веру, – таков результат двух последних месяцев, если говорить о религии. В политическом плане надо добавить закрытие гуцульских газет, закрытие университета и школ, увольнение всех галицийских чиновников и их замена ордой русских бюрократов.
Об этой ситуации я имел официальную беседу с Сазоновым. Сложившееся положение наносит ущерб будущему русскому влиянию в этих районах Галиции, в которых Габсбурги сумели стать популярными.
«Я готов признать, – заявил Сазонов, – что политика Бобринского часто оказывается неудачной и что наши чиновники действуют неуклюже. Но не ожидайте от меня, что я выступлю в защиту униатов; я уважаю римских католиков, хотя и сожалею, что они впали в ошибку. Но я ненавижу и презираю униатов, потому что они – ренегаты».
На днях великий князь Николай Николаевич жаловался на задержку с прибытием поставок для армии в Галиции: «Я жду эшелоны с боеприпасами. Они же присылают мне эшелоны со священниками!»
Среда, 2 декабря
Положение русских армий в Польше становится трудным. К северу от Лодзи немцы получили подкрепление с Западного фронта и явно берут верх.
Генерал Ренненкампф освобожден от командования, поскольку из-за его медлительности было сорвано прекрасно развивавшееся наступление, начатое 25 ноября.
Немцы утверждают, что взяли в плен в течение последних двух недель 80 000 нераненых русских.
Духовный настрой России также далек от того, чтобы повыситься. Пессимизм, который я ощущаю вокруг себя, также превалирует, как мне сообщают, в Москве, Киеве и Одессе.
Как можно было ожидать, граф Витте использует создавшееся настроение для того, чтобы ругать войну. В данный момент его позиция заключается в том, чтобы приписывать «расчетливой инерции французской армии» размах и силу наступления, которому сейчас приходится противостоять русским. Со свойственными ему презрительным высокомерием и язвительной гримасой он повторяет повсюду: «Французы совершенно правы, когда они решили более не сражаться, так как русские достаточно глупы для того, чтобы позволить убивать себя вместо французов».
Мне с большим трудом удалось поместить в прессе несколько заметок и статей, где рассказывалось об интенсивности наших усилий, как физических, так и духовных.
Ни одной из газет не хватило честности обнародовать тот факт, что если русским приходится иметь дело с двадцать одним немецким корпусом (не считая австро-венгерских), то французам и англичанам противостоят не менее пятидесяти двух корпусов Германии.
Суббота, 5 декабря
Между Лодзью и Ловичем по-прежнему продолжается упорное сражение, русские уступают.
Великий князь Николай Николаевич довел до моего сведения, что он как никогда полон решимости придерживаться намеченного плана в отношении наступления на Силезию; но его начальник штаба, генерал Янушкевич, возражая ему, указывает на существующие трудности с транспортировкой боеприпасов и войск, а также на накопившуюся усталость солдат. В ходе боевых действий в течение последних пяти недель русские войска потеряли 530 000 личного состава – из них 280 000 в боях против немцев.
Воскресенье, 6 декабря Русские оставили Лодзь, немцы немедленно вошли в город. Эта немалая потеря для наших союзников. В Лодзи не менее 380 000 жителей, то есть ее население равно населению Лилля и Рубе, взятых вместе. Это центр текстильной промышленности, польский Манчестер.
К юго-востоку от Кракова австро-венгерские войска отступают.
Папа римский Бенедикт XV обратился к русскому правительству с предложением, чтобы оно дало согласие на прекращение военных действий во время рождественских празднеств.
Поблагодарив его святейшество за этот милосердный замысел, императорское правительство ответило, что оно не может согласиться на перемирие, во-первых, потому что православное Рождество не совпадает по срокам с католическим Рождеством, и, во-вторых, потому что оно не может доверять любым обязательствам, взятым на себя Германией.
Когда Сазонов сообщил мне об этом ответе папе римскому, я был чрезвычайно разочарован:
– Идея «Божьего перемирия» была блестящей; вы должны были согласиться с ней. Ссылка на наличие двух календарей не выдерживает никакой критики; вы могли бы настаивать на втором перемирии на время ваших рождественских празднеств через тринадцать дней после католического Рождества. Что же касается нарушения условий перемирия со стороны Германии, то в этом случае против нее восстало бы всё здравое общественное сознание во всем мире и оттолкнуло бы от нее всю ту духовную силу, которую представляет Ватикан.
Сазонов поспешил ответить мне порывистым, нетерпеливым тоном:
– Нет и еще раз нет! Это было невозможно… невозможно!
Очевидно было, что весь этот разговор ему неприятен. В его бескомпромиссной позиции я увидел старую вражду, существующую между Восточной и Римской церковью. Кроме того, Синод должен был бы вмешаться со всей своей рутинной нетерпимостью, выступив против шага, предпринятого папой римским. Тем не менее я продолжал развивать свою мысль:
– Ватикан может пойти еще дальше по предложенному пути… Если он время от времени будет высказывать сострадание или осуждение, то война, может быть, станет менее бесчеловечной. Вот вам пример: разве не ужасно, что нельзя помочь раненым, упавшим на колючую проволоку перед траншеями, и их стоны и крики о помощи слышны каждый день?!. А судьба пленных? и бомбардировка неукрепленных городов? Какое поле деятельности для посредничества Ватикана! Мы просто обязаны не обескураживать его в первом же его шаге в этом направлении!
Но я чувствовал, что всё, что я говорю, бесполезно.
Вторник, 8 декабря
Со всех сторон я получаю информацию о том, что русская армия испытывает недостаток в орудийных снарядах и в ружьях. Я направился к генералу Сухомлинову, военному министру, чтобы получить от него достоверную информацию по этому вопросу.
Он оказал мне очень дружеский прием. Мигающий добрый взгляд его глаз из-под сдвинутых бровей – во всей его персоне чувствовалась громадная физическая усталость, но в то же время и скрытность.
Я расспрашивал его, тщательно подбирая вопросы. Он вновь и вновь повторял: «Не беспокойтесь, я готов ко всему», – и представил мне самые обнадеживающие данные.
Затем, проводив меня к длинному столу, заваленному картами, он дал оценку нынешней военной обстановки в Польше. Своим пухлым и дрожащим пальцем он показал мне на карте положение войск и поставленные перед ними цели.
– Вы же видите, – объяснял он мне, – как левый фланг наших армий быстро продвигается к Верхней Силезии, в то время как мы оставили небольшие силы, чтобы сдерживать австро-венгров на юге. План великого князя Николая Николаевича заключается в том, чтобы развивать наступление нашим левым флангом самым активным образом, даже если немецкая атака в направлении Варшавы вынудит наш правый фланг окопаться между Вислой и Вартой. Так что всё идет хорошо, я уверен, что в самом ближайшем времени мы услышим хорошие новости.
Когда я уходил от него, он одарил меня лукавым взглядом, который я никогда не забуду.
Среда, 9 декабря
Неуверенность, царящая относительно военных операций в Польше, слишком оправдавшееся предчувствие огромных потерь, понесенных русской армией, наконец, оставление Лодзи – всё это поддерживает в обществе тяжелое и печальное настроение. Всюду я встречаю людей, находящихся в подавленном состоянии духа. Эта подавленность проявляется не только в салонах и в клубах, но и в учреждениях, в магазинах, на улицах.