Страница 47 из 51
Сегодня я зашел к одному антиквару на Литейном. После нескольких минут разговора он спросил меня с расстроенным видом:
– Ах, ваше превосходительство, когда же кончится эта война? Правда ли, что мы потеряли под Лодзью миллион убитыми и ранеными?
– Миллион?! Кто вам сказал это? Ваши потери значительны, но уверяю, что они далеко не достигают такой цифры… У вас есть родственники в армии?
– Слава Богу, нет. Но эта война слишком долго тянется и слишком ужасна. И потом, мы никогда не разобьем немцев. Тогда отчего бы не покончить с этим сразу?
Я успокаиваю его как могу; я указываю ему, что если мы будем стойко держаться, то, конечно, победим. Он слушает меня скептически и печально. Когда я смолкаю, он говорит:
– Вы, французы, быть может, и будете победителями. Мы, русские, – нет. Партия проиграна… Тогда зачем же истреблять столько людей? Не лучше ли кончить теперь же?
Увы! Сколько русских должны сейчас чувствовать так же! Странная психология этого народа, способного на самые благородные жертвы, но взамен так быстро поддающегося унынию и отчаянию, заранее принимающего всё самое худшее.
Вернувшись в посольство, я застаю там старого барона Г., игравшего политическую роль лет десять назад, но с тех пор посвятившего себя безделью и светской болтовне. Он говорит со мной о военных событиях.
– Дела идут очень плохо… Не может быть больше иллюзий… Великий князь Николай Николаевич бездарен. Сражение под Лодзью – какое безумие, какое несчастье!.. Наши потери – более миллиона человек… Мы никогда не сможем взять верх над немцами… Надо думать о мире.
Я возражаю, что три союзные державы обязаны продолжать войну до полной победы над Германией, потому что дело идет не более и не менее как об их независимости и их национальной целости; я прибавляю, что унизительный мир неизбежно вызвал бы в России революцию – и какую революцию! В заключение я говорю, что имею, впрочем, полную уверенность в верности императора общему делу.
Г. отвечает тихо, как если бы кто-нибудь мог нас услышать:
– О, император… император…
Он останавливается. Я настаиваю:
– Что вы хотите сказать?
Он продолжает с большим стеснением, так как вступает на опасную почву:
– Теперь император взбешен из-за Германии, но скоро поймет, что ведет Россию к гибели… Его заставят это понять… Я отсюда слышу, как этот негодяй Распутин ему говорит: «Ну что, долго ты еще будешь проливать кровь своего народа? Разве не видишь, что Господь оставляет тебя?..» В тот день, господин посол, мир будет близок.
Я прерываю тогда разговор сухим тоном:
– Это глупая болтовня… Император клялся на Евангелии и перед иконой Казанской Божьей Матери, что он не подпишет мира, пока останется хоть один вражеский солдат на русской земле. Вы никогда не заставите меня поверить, что он может не сдержать подобной клятвы. Не забывайте, что в тот день, когда он давал эту клятву, он захотел, чтобы я был около него, дабы стать свидетелем и порукой того, в чем он клялся перед Богом. После этого он будет непоколебим. Он скорее пойдет на смерть, чем изменит своему слову…
Четверг, 10 декабря
Сербы нанесли поражение австро-венграм около Валиево. Враг оставил в руках победителей 20 000 пленных и пятьдесят орудий.
Вчера французское правительство вернулось в Париж.
Суббота, 12 декабря
Генерал де Лагиш пишет мне из Ставки Верховного главнокомандования: «В районе Кракова события складываются благоприятным образом. На севере на линии Ильно – Лович – Петроков сохраняется статус-кво, и я думаю, что эти достигнутые позиции как раз и имелись в виду. Очевидно, что там военные действия будут иметь менее активный характер, чем в Силезии».
Понедельник, 14 декабря
Неужели наступление русских в сторону Силезии уже остановлено? Вчера они потерпели жестокое поражение к югу от Вислы, около Лиманово, которое высвободило от осады Краков и, судя по всему, скажется на всем фронте в Южной Польше. Об этом поражении нет ни слова.
В настоящее время император находится с визитом на Кавказском фронте, где военные операции развиваются успешно.
Вторник, 15 декабря
В Западной Германии русские отступают по всему фронту к Висле. Это отступление означает конец наступления на Силезию.
Князь фон Бюлов назначен послом в Риме. Между Германией и Италией готова начаться большая игра.
Среда, 16 декабря
Серия успехов, которых немцы добились в Мазурском крае и в Польше в течение последних четырех месяцев, была достигнута за счет «железнодорожной стратегии», а именно – за счет быстрого и незаметного передвижения массы войск с одной части фронта на другую для нанесения неожиданного удара. Густая железнодорожная сеть, находящаяся параллельно и позади границ Пруссии, Позена и Силезии, позволила осуществить эти многочисленные маневры войск вдоль линии фронта в течение нескольких дней, в то время как русскому Генеральному штабу требуется несколько недель для проведения самых незначительных дислокаций его войск вдоль линии сражения.
Четверг, 17 декабря
Великий князь Николай «с горем» извещает меня о том, что он вынужден приостановить свои операции: он мотивирует это решение чрезмерными потерями, которые понесли его войска, и тем еще более значительным фактом, что артиллерия израсходовала все свои запасы снарядов.
Я жалуюсь Сазонову на положение, которое мне таким образом открылось; я изъясняюсь в довольно резком тоне.
– Генерал Сухомлинов, – говорю я, – двадцать раз заявлял мне, что приняты меры к тому, чтобы русская артиллерия всегда была обильно снабжена снарядами… Я настойчиво указывал ему на громадный расход, который стал нормальным оброком сражений. Он уверял меня, что он сделал всё возможное, чтобы удовлетворить всем требованиям, всем случайностям. Я даже получил от него письменное свидетельство об этом… Я прошу вас доложить от меня об этом императору.
– Я не премину передать его величеству то, что вы мне сказали.
Мы ограничиваемся этим. Чувства, которые внушает Сазонову характер Сухомлинова, гарантируют мне, что он извлечет всю возможную пользу из моей жалобы.
Пятница, 18 декабря
Вчера я узнал, что русская артиллерия нуждается в снарядах; сегодня утром я узнаю, что пехота нуждается в ружьях.
Я отправляюсь тотчас же к генералу Беляеву, начальнику Главного управления Генерального штаба, и прошу у него точных сведений. Очень трудолюбивый, олицетворение чести и совести, он заявляет мне:
– Наши потери в людях были колоссальны. Если бы мы должны были только пополнять наличный состав, мы бы быстро его заместили, так у нас в запасе есть более 800 000 человек. Но нам не хватает ружей, чтобы вооружить и обучить этих людей… Наши первоначальные запасы составляли 5 600 000 ружей – по крайней мере, мы так думали. Великий князь Николай Николаевич тоже так думал; да и я тоже. Нас преступно обманули: наши склады почти пусты. Прошу простить меня за то, что я не пускаюсь в дальнейшие объяснения этой очень болезненной проблемы. Наши кладовые почти пусты. С целью устранить этот недостаток, мы купили в Японии и в Америке миллион ружей и надеемся достичь того, что будем на наших заводах производить их по сто тысяч в месяц. Может быть, Франция и Англия также смогут уступить нам несколько сот тысяч…
Что же касается артиллерийских снарядов, наше положение не менее тяжелое. Расход превзошел все наши расчеты, все наши предположения. В начале войны мы имели в наших арсеналах 5 200 000 трехдюймовых шрапнелей. Все наши запасы истощены. Армии нуждались бы в 45 000 снарядах в день. А наше ежедневное производство достигает самое большое 13 000; мы рассчитываем, что оно к 15 февраля достигнет 20 000. До этого дня положение наших армий будет не только трудным, но и опасным. В марте начнут при бывать заказы, которые мы сделали за границей; я полагаю, что, таким образом, мы будем иметь 27 000 снарядов в день к 15 апреля и что с 15 мая мы будем их иметь по 40 000… Вот, господин посол, всё, что я могу вам сказать. Я ничего не скрыл от вас.