Бесчувственные

Из всех дел мне оставалось лишь проверить ружье. Переоблачившись в серую майку и черные короткие шорты, я вновь водрузилась в кресло, придвинула зеркало и манерно разложила перед собой на бежевом ворсистом ковре весь свой арсенал: черный арбалет с оптическим прицелом «Stealth»; серебристый, сверкающий кольт «Анаконда» и бесшумный пистолет ПБ; телескопическая дубинка с электрошокером; два титановых кастета с зазубринами и перочинный нож. Катана лежала на отдельной стойке – укладывать ее рядом с другим оружием всегда казалось мне, и таким как я, святотатством. К тому же, она требовала отдельного осмотра.

Через три часа тщательной протирки и осмотра каждого из видов оружия, я все сложила обратно в чехлы. Пистолеты и нож отправились на подготовительный столик. Я уважала весь арсенал. Даже дубинку, которой никто из нас ни разу толком не воспользовался. Сам регламент требовал присутствия всего арсенала во время рабочего дня, но лишние бесполезные килограммы лишь мешали работе, ведь не все оружие использовалось постоянно.

В комнате стоял душный аромат полировочного вещества и пороха. Легким требовался воздух, и я приоткрыла окно, впустив холодный, влажный воздух гулять по квартире. Следующий час был полностью посвящен «священному» оружию.

Холодное лезвие катаны блестело, отражаясь в зеркале и усиливая этот блеск. Тяжелый, точильный камень, издавая свистяще-скрипучий звук, передвигался вдоль острия. Современный мир, конечно, знал множество более упрощенных способов натачивания ручного оружия, но почти весь отряд бойцов предпочитал самостоятельную искусную работу. Это был своего рода успокаивающий ритуал, и действовал он лучше любой йоги: разум очищался от посторонних мыслей, логика становилась по-настоящему холодной; мышцы снимали общее послетренировочное напряжение. Каждая моя клеточка отдыхала под эту прекрасную симфонию звуков.

Наконец, убедившись в идеальности и тонкости проделанной работы, я аккуратно подняла катану к середине своего лица. Она была холодной, как изумрудный лед на поверхности озера Байкал. Ее форму можно было сравнить с плавными изгибами женского тела, вызываемое стойкое желание скорее любоваться, чем тянуть к ней руки. Ее рукоятка изящна в своем кожаном переплетении черных и красных лоскутов, но в то же время на фоне нежности идеально отточенное острие и гордая стойкость металла придавала ей грозность, решительность, опасность.

Среди мирно протекающих мыслей в голове мелькнула чернота, приносящая дискомфорт. Смотря сквозь оружие на свое отражение в зеркале, я вдруг увидела перед собой лицо Коннора, безучастно смотрящего на острие меча. Он не был напуган в прошлый вечер, увидев, как мои движения четко направлены в его сторону. Андроид лишь сделал один шаг назад, заставив свой серый пиджак с надписями и отметками компании «Киберлайф» мягко зашуршать. Впоследствии это шуршание будет еще долго преследовать мои мысли.

– Коннор, – задумчиво протянула я.

Катана, словно бы услышав мой голос, вызывающе отбросила блик от потолочной лампы в глаза.

– Коннор, – вновь повторила я уже решительным голосом.

Почему бы и нет, промелькнула в голове мысль. Экспериментальные психологи поначалу отмечали желание солдата назвать свою верную напарницу волнующим и странным, но позже сошлись во мнении, что таким образом проявляется сформированная в детстве базовая социальная потребность человека в спутнике, пусть даже и боевом. В конце концов, практически каждый из наших дал имя своему оружию. Джефферсон-тысяча-триста-восьмой дал своей катане имя первого наставника. Уоллес-девятьсот-девяносто-первый назвал меч в честь своего нейрохирурга. Кристиан-тысяча-двести-девяносто-пять и вовсе дал своей катане имя в виде прилагательного: «Контуженный» - он даже не объяснил свой выбор. Просто обозначил это и все.

Единственное, что броско кидалось в глаза – отсутствие тяги к наименованию катан у женщин-солдат. Отряд состоял всего из ста тринадцати натренированных голов, и только десять из них имели женский пол. Ни одна женщина – будь то совсем молоденькая восемнадцатилетняя Чарли или сорока шестилетняя Гайд – не давала своей спутнице имя и даже не задумывалась на этот счет. Видимо, я буду первой.

– Ну что, Коннор, – я сделала взмах лезвием в воздухе, и комната наполнилась свистяще-режущим звуком, – пора расставить все точки над «И».

Катана была бережно уложена в саю и убрана на подготовительный стол. Мне никак не хотелось вновь вставать с кресла, испытывая дискомфорт перед предстоящим делом. Наконец, отмахнув назойливую мысль, как муху, я встала и спустилась в светлый крохотный подвал.

Стоявшие около стены два стола были полностью забиты тремя мониторами и одной дистанционной клавиатурой. Она, скорее, требовалась администратору во время проверки, но так как на сопровождение каждого солдата не напасёшься людей, техники создали отдельный пульт управления на самом приборе диагностики. В центре подвала стоял деревянный, прорезиненный стул, на подлокотниках и верхней части высокой спинки торчали множественные пластиковые, прозрачные датчики. Я бросила взгляд на верхний датчик и почувствовала острый дискомфорт в шее – защемило нерв.

Аппаратура работала круглосуточно, стоило лишь вписать свой пароль. Администраторы не заморачивались: паролем каждого солдата был его личный серийный номер. Моим был тринадцать ноль девять.

Процессор подал сигнал, и я водрузилась на стул, рефлекторно ощущая предстоящую боль.

– Подготовка к диагностике, – произнес грубый, механический голос.

Датчики на подлокотниках загорелись красным. Из пластиковой прозрачной поверхности вылезли десятки мелких, тонких и коротких иголок, тут же впившихся в запястья. Чего скрывать, это и вправду было больно. Через секунду такие же иголки впились в мою шею под затылочной частью. Мне никогда не нравилась эта процедура, по-моему, лучше раз пять получить рваное ранение в бедро или живот, чем раз за разом ощущать эту неприятную боль.

– Внимание, – вновь заговорил механический голос, – проведение диагностики. Пожалуйста, оставайтесь на месте до окончания.

Уже семь лет прохожу эту процедуру, но все никак не могу разгадать вопрос: кто и зачем решит вырваться со стула с иголками в шее?! Какой идиот решил это записать?

Коннор не ощущал холода или жары, но стоять под накрапывающим дождем ему хотелось меньше всего. Он стоял уже двадцать минут перед домом мисс Гойл, то и дело нажимая на дверной замок и вызывая девушку по имени. Все безрезультатно. Его вновь посетило чувство повторения этого момента, но теперь это чувство было связано с Хэнком. Прошлой ночью детективу пришлось откачивать лейтенанта от алкогольной комы, привести его в порядок перед походом в ночной клуб на место преступления. Анну они брать не стали: то было решение Хэнка.

«Пусть девчонка переведет дух», буркнул Андерсон, когда Коннор предложил заехать за солдатом.

– Мисс Гойл! – вновь прикрикнул андроид. Дождь набирал обороты, и хоть стоя под крыльцом намокнуть было нельзя, голос андроида все же затухал под этим шумом, – Анна, ответьте!

Он точно осознавал, что девушка в доме – окно было приоткрыто, в гостиной горел свет. Пару раз оглянувшись и не найдя другого варианта действий, Коннор решил попытать удачу. Он положил руку на холодную дверную ручку белой двери и повернул. Дверь послушно отошла внутрь.

По гостиной гулял сквозняк. Бежевые, легкие занавески развевались по комнате, отражаясь в выставленном зеркале посреди ковра. Коннор вошел в дом, прошел в гостиную и по-хозяйски закрыл окно. Гул сквозняка тут же исчез.

Это была светлая, но маленькая комната. Бежевый ворсистый диван, такое же кресло и ковер, высокое напольное зеркало в темной раме. Здесь было как минимум четыре настенных полок, но все они пустовали. Коричневый комод стоял чуть поодаль от дивана и был наставлен различным оружием. Катана лежала на специальной стойке.

Андроид вдруг ощутил, как «зачесались» руки. Убрав био-кожу с кистей, Коннор настороженно огляделся и достал меч из саи. Рукоятка словно пожала ладонь, приятно поприветствовав незнакомца. Блеск ее ювелирно заточенного края, казалось, стал еще ярче. Андроид сделал несколько взмахов, отметив математически точно подсчитанный баланс между лезвием и рукояткой, не позволяющий оружию излишне отягощать руку.