Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 11

Во время коротких остановок Иван напряженно вслушивался, пытаясь разобрать слова и расшифровать палитру звуков, доносившихся снаружи. Состав часто останавливался, лихорадочно дергаясь… Иногда при резком торможении Ивана бросало на паллеты. От ударов на теле оставались синяки, но боли он не чувствовал – переизбыток адреналина делал свое дело, справляясь с ролью эффективного анестетика. Ближе к вечеру Иваном овладело чувство сильной тревоги. Состав приближался к пограничной станции Чоп… Эшелон со скрежетом остановился. Иван почувствовал, как вагон приподнимается. «Все правильно – меняют тележки для перехода на узкую колею». Когда вагон опустили, наступила удручающая тишина – «Ну же, поехали!». Будучи ортодоксальным атеистом, Иван пытался воздействовать на окружающий мир не молитвой, а силой убеждения. По звукам, доносившимся извне, ощущалось царящее возле состава оживление. Он слышал громкие голоса железнодорожников, обильно сдобренные матерным словцом. Сердце бешено колотилось, когда обходчики несколько раз ударили молотком по крышке «букса». Наконец-то суета прекратилась! Голоса растворились в вечерней дымке закарпатского лета… «С минуты на минуту поезд тронется, а там, глядишь, и проскочили!»

Как гром среди ясного неба раздался собачий лай! «Что за хрень?!» – Иван напряженно вслушивался. Эхом пронеслась триоль гудка проходящего локомотива, наслоившись на чьи-то слова!

– Кузык, Лефаренко, а ну-ка гляньте, шо там такое?!

На какое-то время все стихло, но уже через пятнадцать минут Иван вновь услышал голоса и стук, правая сторона полувагона вибрировала. На всякий случай Иван спрятал монеты между досок – это казалось лучшим решением в данной ситуации. Иван старался не шевелиться в своем тесном укрытии, контролируя даже частоту дыхания…

Он отчетливо слышал мужской смех, собачий лай, звук мотора подъехавшего автомобиля…

– Опа! Дывысь, Лефарь, у нас тут гость!

Два молодых пограничника свесились с борта полувагона, с интересом разглядывая человека, пребывающего в неестественной позе в тесном пространстве между разбросанными паллетами.

Иван удивился, как спокойно он воспринял провал! Возможно, организм утратил весь имеющийся ресурс адренокортикотропного гормона, дающего человеку ощущение тревоги.

На допросе Иван Мухин-старший держался довольно уверенно, вещая очередную легенду: «Напились с мужиками из депо после смены… Дальше не помню! Проснулся, уже когда ваши бойцы меня разбудили…»

Ивану дали два года общего режима и год на поселении…

В одном Ивану везло однозначно – это в том, как он «мотал срок». Заместитель начальника по оперативной работе Лопатко объективно оценил способности зэка Ивана Мухина. Поначалу Иван отремонтировал портативный японский радиоприемник, подаренный Лопатко зэком Клищем; вскоре Иван легко исправил телевизор «Рубин» в кабинете у начальника зоны. Уже через пару-тройку месяцев в распоряжении Ивана была собственная радиомастерская…

Два года пролетели довольно быстро, к тому же Кум, полковник Нестор Владиславович Полижай, посодействовал, чтобы Ивану скостили год поселения…

Вот только возвращаться Ивану Мухину было некуда! Люба подала на развод и переехала к своему сожителю…

Поначалу Иван хладнокровно воспринял метаморфозу личной жизни, но вскоре запил, и запил нешуточно! Сорвался Мухин, узнав, к кому ушла Люба! Им оказался его старый знакомый, к тому времени майор Комитета государственной безопасности – Роженцев!

Пил Иван месяца два, поселившись в частном секторе у двоюродного брата в полуразваленной хибаре, служившей подсобным помещением, где родственник хранил ненужный хлам.

К счастью, Иван «завязал» так же неожиданно, как и начал! Покончив с пьянством, он, как в омут, бросился в другую крайность – с маниакальной одержимостью стал приверженцем здорового образа жизни.

Утро Ивана Мухина-старшего начиналось с активной зарядки и бега, днем он качался гирями, а вечером играл в футбол с «ветеранами района».





Работал Иван в какой-то невнятной организации электриком, вечерами подхалтуривал в кооперативных гаражах ремонтом автомобилей. В целом жизнь налаживалась…

Раз в неделю Иван встречался с сыном Иваном. Мухины гуляли в парке культуры, обязательно стреляя в тире… Однако «штиль» продолжался недолго! Как-то весенним утром Иван сообщил брату, что переезжает в Одессу!

– Зачем? – откровенно удивился брат.

– Хочу ближе к морю! – уклончиво отвечал Иван.

– Смотри, Вань, там без глупостей! Не шути с Комитетом – эти люди шуток не понимают!

Иван снял комнату в Черноморке, у буфетчицы Ольги Андреевны Сурок. Целыми днями он бродил по пляжу, временами устремляя задумчивый взгляд к линии горизонта…

Корабли, стоявшие на рейде, вызывали у Ивана бурю неуемных фантазий!

Вскоре Иван обзавелся знакомыми из местных. В основном это были умеренно пьющие мужики пенсионного возраста, с которыми Иван «забивал козла» и играл в шашки. Как-то к компании присоединился портовый инженер Миша Шульман. Мужики называли Мишу Шулей. Приятным летним вечером Иван с Шулей пили ерш (пиво с водкой). Иван разоткровенничался…

– Все, что ты делал, – это херня! – категорично констатировал Шуля. – Видал на рейде сухогрузы, там в основном «фирмачи»… Вот, скажем, уже третий день греки болтаются! Подплыл… на борт попросился… Они не сдадут, знают, что такое коммунистический рай!

Ранним утром Иван спустился на дикий пляж с огромной камерой от колеса «Камаза». Надев камеру, как спасательный круг, он решительно поплыл в сторону сухогруза, предположительно греческого… Через сорок минут Иван выбился из сил, а сухогруз все еще находился на приличном расстоянии. Сильным подводным течением Ивана относило в сторону, но беглец, превозмогая собственные возможности, греб навстречу долгожданной свободе! Время от времени над Иваном пролетали крупные чайки, неприятно выкрикивая «га мнга га». Когда Иван решил немного передохнуть и вылез из камеры, чтобы прилечь на спину, совсем близко выскочила огромная рыба, возможно, дельфин; у Ивана не было возможности углубляться в детали, он лишь успел разглядеть часть спины животного, напоминавшую влажную резину. Ивану приходилось изо всех сил грести в сторону судна, преодолевая нешуточное сопротивление! Неожиданно небольшая волна подхватила беглеца и довольно резко швырнула в сторону огромного сухогруза! Когда Ивана отнесло на несколько метров от ржавой кормы, ему удалось прочитать название: «Агата» – «Пирей». Слава богу – греки! Получилось! Иван ликовал! Нахватавшись соленой воды с примесью соляры и мазута, Иван изо всех сил колотил в корпус сухогруза. Казалось, вот-вот моряки заметят человека за бортом и поднимут на судно. Ничего такого не случилось! Сухогруз, как корабль-призрак, зловеще молчал, лишь изредка подрагивая… Иногда до Ивана доносились приглушенные звуки машинного отделения.

– Helр me! Помогите! – кричал Иван, но ветер уносил слова, превращая их в неразборчивый гогот. Иван решил поменять тактику. Из последних сил он отплыл от сухогруза, так, чтобы его могли увидеть.

– Helр me! Helр me! – Иван поднимал руки и истошно кричал, но угрюмый корабль равнодушно безмолвствовал…

Вскоре Иван сорвал голос, но, к сожалению или счастью, долго раздумывать над дальнейшей перспективой ему не пришлось. Катер пограничного патруля подобрал Ивана, когда он, наглотавшись соленой морской воды с мазутом, окончательно выбился из сил. Свой очередной провал Иван впервые воспринял как спасение…

На этот раз Мухина не судили… Беглеца признали невменяемым и с диагнозом «параноидный психоз» поместили в психиатрическую больницу. Через какое-то время (не без участия бывшей жены) Ивана перевели в третье отделение Львовской областной психиатрической больницы.

– …В медицинский собрался? – Иван Николаевич дружелюбно улыбался. – А мой Ванька поступил в техникум легкой промышленности… Молодец! Будет технологом, такая профессия и на Западе котируется!

В начале девяностых я встретил Ивана Мухина-младшего. Ваня работал поваром в ведомственной столовой, кажется, при МВД. Однокашник признался, что на «рассвете перестройки» его отец женился на пожилой еврейке и эмигрировал в Израиль. В Израиле Иван Мухин-старший поселился в ортодоксальном квартале Иерусалима, принял гиюр, взял фамилию жены и со свойственным ему фанатизмом погрузился в иудаизм. С той поры Ивана Николаевича Мухина (бывшего зэка Ноги) зовут Шломо Вайнберг.