Страница 1 из 11

Ангелы в белом

Кричевский Гарик

Гарик Кричевский

Ангелы в белом

«Вообще-то я не люблю шансон, но ваши песни мне нравятся!» – слышу я от людей, представляющих себя эстетами, но по какой-то причине стремящихся вызвать мое расположение. А еще бывает такое: подходит пузатый мужик лет пятидесяти и вещает, улыбаясь: «Большое спасибо – я вырос на ваших песнях!» Или, скажем, симпатичная девчонка со смартфоном: «Можно селфи? Вы так нравитесь моей МАМЕ!»

«Не удивляйся! – размышляю я. – Время безжалостно! Привыкай, пиши мемуары!»

Скажу прямо: мемуары – это не ко мне, другое дело – истории! В моем понимании (а писатель я непрофессиональный, как, собственно, и музыкант) «история» – это литературно пересказанное (в идеале непосредственным очевидцем) реальное событие. Мне часто советовали издать сборник историй, из тех, что я рассказываю за бутылкой вкусненького в кругу близких друзей. Довольно долго я «тормозил», и объясню почему: во-первых, одно дело – рассказать, другое – написать. Вживую присутствует особое настроение, определенный драйв; ты манипулируешь энергией, импровизируешь, добавляешь элементы актерского мастерства – часто выходит довольно симпатично, особенно если компания хорошая!

На экране ноутбука все выглядит по-другому!

Рассказы становятся не такими яркими, порой даже нудными – пропадает динамика!

Говорят, Сократ верил в преимущества речи над написанным текстом! Отсутствие визуального ряда трудно компенсировать даже изящно написанным текстом – и все же я решился!

В мои планы входит создание трилогии под общим названием: «Скрипач в законе». Первую книгу «Ангелы в белом» осмелюсь предложить вам, мои потенциальные читатели.

Для начала я вдохновился коллекцией личных историй, датированных двумя годами, а именно с момента окончания школы и до поступления в медицинский институт. Я не случайно выбрал этот период моей юности с 1980 по 1982 год, когда после окончания средней школы оказался на должности санитара в психиатрической больнице, а позднее – на пятой станции «Скорой помощи», параллельно играя на бас-гитаре в вокально-инструментальном ансамбле пивзавода «Колос»! Согласитесь – полный сюр!

Итак, если вы готовы к погружению в период позднего застоя – поехали!

События и персонажи – реальны! Имена героев изменены. Выражаясь языком голливудских сценаристов, «любое совпадение является случайностью»!

Годы, минуты, мгновения, стремительно пролетевшие после окончания школы и до поступления в мединститут, формируют цепь парадоксальных, но довольно впечатляющих событий. На голову музыканта-любителя и потенциального абитуриента с задатками профессионального распи…яя свалилась целая гора «прелестей» начала жизненного пути. В повествовании я обойду стороной амурные страсти во избежание последствий ментального мазохизма.

В то время поступить в мединститут задача была непростая. Хорошего аттестата и знаний недостаточно! Необходимы деньги, безупречная биография, «правильная» пятая графа! В этом контексте мои позиции казались проигрышными во всех отношениях! Наша среднестатистическая семья не принадлежала к элитному кругу советской номенклатуры, чьи мажорные отпрыски легко поступали в престижные вузы. Мои демократично-либеральные родители – обычные врачи. Среди друзей нашей семьи преобладали медики, актеры, инженеры. Партийных и гэбэшных боссов не было и в помине – ну какой мединститут! Пока родственники искали возможности для моего поступления, как тогда выражались, блат, выяснилось, что, ко всему прочему, очень желательно иметь рабочий стаж. На семейном совете приняли решение отправить меня в санитары. Кто-то из маминых знакомых предложил блатное место в образцово-показательном третьем отделении Львовской областной психиатрической больницы.

К моему удивлению, это считалось невероятно круто! Социальное неравенство культивировалось в психиатрических больницах. Третье отделение предназначалось для высшей касты советских людей. В отличие от других, обычных отделений, третье выглядело как санаторий номенклатурной элиты. В отделение попадали обладатели солидной должности или блата.

Санитары в психбольницах получали немного больше своих коллег в обычных стационарах, а рабочий день был значительно короче. И все же я приуныл! Учитывая, что мои скромные представления о психиатрии в основном основывались на песне Высоцкого «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное – невероятное», идея казалась полным абсурдом, но, как оказалось, были и свои неоспоримые преимущества! Рабочий день начинался в девять утра, и уже к двум часам дня я был свободен. Такой график позволял готовиться к вступительным экзаменам, а вечерами репетировать с группой на пивзаводе «Колос».

Когда я впервые зашел в кабинет заведующего третьим отделением Львовской областной психиатрической больницы, доктор Кущь убил муху сувенирной гетманской булавой! Удостоверившись, что муха повержена, заведующий откинулся на спинку кресла, положил булаву на заваленный разной всячиной письменный стол и хрюкнул… Почему-то я не удивился! Мне сразу бросились в глаза коричневые сандалии, надетые на полупрозрачные нейлоновые носки.

– Как, говоришь, твоя фамилия… хрю? – спросил Кущь.

– Кричевский! – ответил я на пониженной громкости.

– Кричевский… мда… хрю… – заведующий задумался. – А ты не родственник Абрама Кричевского, режиссера… хрю?

– Думаю, нет! По крайней мере, мне ничего неизвестно о таком родстве.

Заведующий громко чихнул, два раза хрюкнул и угрожающе приподнял булаву над столом.

– Подарок студентов курса повышения квалификации! – сообщил доктор Кущь. – Как говорил мой дед: «Если подарок нельзя выпить – подарок – х…ня!»

Я напрягся, но оценил пассаж. Заведующему явно повезло с дедом, но повезло ли мне с шефом? Кущь подошел к громоздкому серванту, заставленному книгами и фигурками советского фарфора. В углу нижней полки покоился череп с крупным отверстием на лобной кости. Перехватив мой взгляд, заведующий пояснил:

– Достался по наследству от предшественника – подарок Антона Кемпинского, знаешь такого… хрю?

– Нет! – честно признался я.

– Знаменитый польский психиатр… гений, можно сказать… хрю! – Заведующий открыл небольшую дверцу бара и извлек початую бутылку коньяка «Ужгород».

– Тебе не предлагаю… или как?

– Спасибо, мне с утра не зайдет, – честно признался я.

– Правильно делаешь… хрю – успеешь еще! – Заведующий налил коньяк в глиняную кружку «Трускавец 1975», блаженно сделал большой глоток и хрюкнул.

– А так можешь? – Неожиданно заведующий вскочил, расставил руки и принялся приседать на одной ноге. Учитывая возраст, вес и наличие брюшка, получалось у него довольно неплохо, но уместность происходящего вызывала сомнения.

Я несколько раз присел на одной ноге, демонстрируя лояльность к странной прихоти шефа.

– А так? – Заведующий двенадцать раз отжался от пола. В свою очередь, я отжался раз тридцать…

– Спину держи ровнее… хрю, и не прогибай грудную клетку! – поправил меня заведующий. Запыхавшись, доктор Кущь плюхнулся в кресло у письменного стола.

– Я так тебе скажу, Кричевский… хрю: если хочешь у нас работать – ничему не удивляйся и будь бдителен!

Сложно было не удивляться, если сам заведующий внушал некоторые опасения!

Выйдя из кабинета, я мысленно поздравил себя с началом взрослой жизни! Начало показалось мне довольно экзотичным… хрю!

В образцово-показательном третьем отделении лечились «особо важные персоны»: всякого рода начальники, партийная номенклатура и торгаши (алкоголики, проходившие курс антинаркологической терапии). Попадались и обычные психбольные с самой широкой палитрой диагнозов. В мои основные обязанности входила фиксация пациентов во время инсулинотерапии. Эту методику любили применять советские психиатры: больного привязывали к койке (как у нас говорят: «фиксировали»), после чего вводили лошадиную дозу инсулина, искусственно вызывая гипогликемическую кому. Представьте: у вас завис компьютер и вы его перезагружаете. Приблизительно то же происходит с мозгом человека, когда он переживает гипогликемический шок. Больной впадает в беспамятство, сильно потеет, бредит… На пике процедуры пациенты часто становились агрессивными. Некоторые здоровяки легко разрывали простыни, которыми мы фиксировали конечности. В особо сложных случаях, когда мы не справлялись, приходилось прибегать к дополнительной помощи, привлекая врачей и сестринский персонал. Когда процедура достигала апогея, больному вводили инъекцию глюкозы, состояние пациента постепенно приходило в норму. Довольно быстро я втянулся в процесс и вскоре стал своим в блатном третьем отделении. Окончательно освоившись, я разделил пациентов на три группы: шизофреники, алкоголики и абсолютно здоровые, по той или иной причине находящиеся на лечении. Колоритные персонажи наблюдались во всех группах. Скажем, среди алкоголиков выделялась троица с забавным прозвищем КГБ – Коля, Гриша и Борис: мужики среднего возраста с лицами профессиональных адептов Бахуса, они вальяжно разгуливали по отделению в тренировочных костюмах, цепляя взглядом персонал, в надежде на понимание их насущной проблемы. Мужикам хотелось выпить! А пить им было категорически нельзя! Троицу подшили французским препаратом эспирал. Врачи сознательно вешали лапшу на уши алкоголикам: мол, после эспирала в случае попадания в организм даже незначительной дозы алкоголя человек может умереть! На самом деле это была полная чушь! В худшем случае пациент мог ощутить легкое недомогание и позывы к рвоте. Несколько раз КГБ пытались уговорить меня, чтобы я пронес в отделение бутылочку.