Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 140



Постепенно, с годами, боль утихла, не исчезла совсем, но притаилась до времени, чтобы острой иглой пронзать сердце при мысли о том, как она и дочь живут там без него. Карантир томился без нее, беспокоился о ней, злился на нее, за ее выбор, за то, что разлучила с дочерью, был в отчаянии, что больше никогда не увидит ее и не прикоснется… Халет, как и прочие из атани, после смерти уйдет в небытие, он же останется, проклятый Валар отступник и убийца, связанный страшной Клятвой, отнявшей у него право распоряжаться собой при жизни и обрекшей на бесконечные мучения в чертогах Мандоса после смерти.

Мысль об их дочери тревожила его, хоть он и старался гнать ее от себя. Халет увезла ее, разлучила их, как будто Мирионэль, как он мысленно называл ее, и не было вовсе. Он помнил об обещании Халет о том, что после ее смерти их дочь Халейн приедет к нему в Таргелион, но мысль о неизбежности смерти для Халет вгоняла его в еще большее уныние.

И вот настал день, когда пришло известие об ее кончине. Оно заставило Морьо пережить заново с почти той же силой все то, что он пережил, когда Халет покинула его, увезя с собой дочь. Она опять ускользнула от него и на этот раз ускользнула в небытие. Навеки.

Уход Халет, хоть и вновь глубоко ранил его, даровал ему дочь и примирил Карантира с его обидой. Раны свои Морьо не показывал никому. А теперь, когда Халейн появилась в крепости Таргелиона, он чаще, чем когда-либо, вспоминал ее мать и вновь, благодаря такой похожей на него внешне Мирионэль, находил в себе силы, чтобы сражаться с внутренними демонами и жить, дыша полной грудью, смело глядя вперед, в неизвестное будущее.

====== Семейный совет ======

Комментарий к Семейный совет Atarinya (кв.) – Отец мой

Время шло. Прошло около семи лет, с тех пор как Халейн–Мирионэль поселилась в замке Лорда Таргелиона. За это время она успела полностью перенять мировоззрение, традиции и уклад жизни нолдор Первого Дома. Она вполне освоилась со всеми правилами и церемониалами, научилась вести хозяйство в замке и понемногу начала теснить с давно и заслуженно занимаемого места нолдиэ, управлявшую хозяйственной частью еще в Форменосе и перебравшуюся в Таргелион, чтобы быть подальше от ужасов войны, так или иначе напоминавших о себе в Химринге у Маэдроса.

Для Карантира поначалу было непривычно выступать в роли старшего для Мирионэль. Он ведь был не просто старшим, он был ее отцом — это пугало. Морьо чувствовал привязанность к дочери, но ему было трудно вжиться в роль отца, почувствовать себя таковым. Он помнил своего отца, как тот учил его и братьев названиям созвездий на огромной террасе своей спальни, как сам мастерил для них деревянные игрушки, как приводил в мастерскую, когда они уже были постарше, показывал, как обтачивать камни на станке. Они были всегда рядом — он, Турко и Курво, трое почти ровесников, сорванцов, беспокойных, шумных, любящих подраться друг с другом из-за любой чепухи, лишь бы был повод помахать кулаками, да повалять друг друга по земле — больше в шутку, чем с настоящей злобой. Только отец да Нельо могли совладать с ними, заставить какое-то время сидеть смирно. Мать не любила вмешиваться в их детские ссоры, разве что могла прийти и, оглядев их запыхавшихся и в разорванной одежде укоряющим взглядом, забрать с собой Турко или его, Карнистиро — Курво всегда ходил хвостом за отцом…

Все эти воспоминания сейчас были не только болезненны, но и бесполезны — Мирионэль была взрослой ниссэ, похожей на выросший в диком поле редкий цветок, свежий и невинный. А он, Карнистир, был в роли отца, как для него и братьев был Феанаро, для этого юного, нежного цветка. Теперь уж он слышал в свой адрес из ее уст «Атаринья*…», произносимое ее негромким, но мелодичным голосом, в котором сквозила искренняя привязанность. Слышать это слово по отношению к себе казалось столь странным, что каждый раз Карантир невольно напрягался, стараясь не показывать виду и чувствуя, что он все больше нуждается в ней теперь, в ее присутствии в крепости, не меньше, чем она в нем. Это и злило, и радовало одновременно. Ему постоянно было необходимо осознание того, что Мирионэль у него есть. У него есть дочь! Его и больше ничья!

В то же время, он бессознательно избегал сильной привязанности, стараясь не проводить в обществе Мирионэль много времени. Но чем больше он сопротивлялся отцовским чувствам, тем больше они овладевали его феа. Переворот в сознании Морьо происходил хоть и медленно, но верно. Каждый раз, вглядываясь в ее лицо, он удивлялся этому существу, заново переживая осознание ее принадлежности к нему, к ним, к семье его отца.

Мирионэль была похожа на него как две капли воды, только черты ее были много мягче его собственных, да густые длинные волосы были на несколько оттенков светлее и казались темно-русыми. Карантир смутно помнил, что видел и не единожды в Тирионе похожую на Мирионэль деву. Возможно, ему довелось увидеть ее во дворце деда Финвэ, но точно припомнить имя той вэн не получалось.



В течении всех этих семи лет, за которые Мирионэль успела тихо отпраздновать совершеннолетие, Карантир ни словом не обмолвился с братьями о ее существовании. Он никогда не отличался особенной открытостью в общении с ними, а в том, что касалось частной жизни, тем более. За это время братья ни разу не приезжали к нему, а он, нередко навещая их, строил планы новых крепостей и укреплений для защиты от Моринготто и его тварей, обсуждал союзы и переговоры с представителями Второго и Третьего Домов, охотился, присутствовал на увеселительных музицированиях и пирах.

Наконец, пришло время и было решено собраться всем на окончательный совет в Таргелионе, на который были приглашены помимо принцев Первого Дома, послы синдар из Дориата и представители гномов. Второй Дом, во главе с Нолдараном Нолофинвэ, с которым были согласны и принцы Третьего, настойчиво предлагал объединить силы в борьбе с Моринготто и старший феаноринг, казалось, склонялся к тому, чтобы принять предложение союзников. Он хотел заручиться поддержкой остальных братьев и, по возможности, рассчитывать в скорой неизбежной войне на силы армии гномов и пособничество синдарских упрямцев.

В конце лета в замок прибыли с визитом глава Первого Дома, Владыка Химринга, Маэдрос Высокий, и его младший брат Маглор, прозванный Певцом. Несколькими днями позже должны были подоспеть и остальные сыновья Пламенного Духа. Примерно в тоже время ожидалось и прибытие послов Дориата и наугрим Белегоста.

Синдар прислали гонца с просьбой отложить переговоры. Такой поворот событий не мог обрадовать Маэдроса и братьев.

Таргелион занимал срединное положение между землями, которыми правили братья феаноринги, и как нельзя лучше подходил для созыва советов так же из-за развитой культуры его обитателей. Помимо арены для активной торговли и непрерывного обмена знаниями и навыками с наугрим Белегоста и Ногрода, город служил еще и перевалочным пунктом для путешественников и торговых караванов, пересекающих земли Восточного Белерианда. Достаток жителей и богатство Владыки позволяли размещать и содержать в порядке внутри городских стен даже довольно внушительные группировки войск, не говоря об отрядах свиты каждого из собравшихся на совет князей и владык.

Меря широкими шагами покои младшего брата, Нельо долго и обстоятельно говорил Морьо о дяде Нолофинвэ и кузене Финьо, об их планах нападения на Ангамандо, о переговорах с Турукано и Финдарато, и другими родичами.

— Мы должны все взвесить, подготовить и присоединиться к воинству Нолмэ! — окончил он свою речь.

Кано, стоявший у стены с книжными полками, и, похоже, слышавший и прежде все приведенные только что старшим братом доводы, был занят чтением корешков книг. В повисшей паузе он вдруг обернулся к сидевшему в кресле у камина Карантиру и неожиданно спросил:

— Морьо, скажи, кто та молодая нисс, что я видел подле тебя вчера за праздничным столом?

По случаю приезда братьев накануне был устроен праздничный ужин.