Казнить нельзя простить

— Но он почему-то об этом забыл!

— Он не забыл, просто на него воздействовал крестраж и то, что он узнал накануне…

— Это его не оправдывает!

— Я знаю, знаю, и я так считала, — объясняла Гермиона, заламывая руки, пока мать поглаживала её по голове. — Но прошло время, и я осознала… Многое осознала.

— Ты всегда любила его, — вздохнула Марджери. — Нам так казалось.

— Получается, так… Но не это заставило меня кое-что понять. Постойте! — Гермиона прервала вдруг свой монолог и встрепенулась. — Значит, он принёс вам зелье, он врач, и это значит… — озарение пришло мгновенно, и она рассмеялась. — Он жил здесь, чтобы помочь мне, он ненавидит зелья, но всё-таки создал состав, который и восстановил вам память.

— Он сделал это, чтобы ты его простила. Эгоист! — прорычал Генри.

— Ну, конечно же, для этого, — Гермиона закусила губу, ощущая, как волна безмерной благодарности поднялась в ней, сметая всю обиду и боль. — И теперь вы снова со мной.

— Ты так просто простишь его?

— Просто? — рассмеялась Гермиона и решила перевести тему: — Так как он дал вам зелье? Когда? — она посмотрела на часы. Было одиннадцать утра.

— Сегодня, — начала рассказывать Марджери, — он пришёл к нам, как работник газовой службы. Он был в форме, как полагается, и даже предъявил именное удостоверение. Очень находчивый молодой человек.

Генри фыркнул.

— Потом он напросился на чай… Не знаю, что он нам подлил и как, — Гермиона на этих словах покраснела, думая, как часто она и сама так делала, — но мы совсем скоро всё вспомнили.

— Я хотел выпороть тебя! Правда, сначала убить его, а потом уж и взяться за тебя, но тем не менее!

— Да, он нам сразу всё рассказал, как на исповеди. Защищал твой поступок. Извинялся.

Гермиона хихикнула, представляя эту картину.

— Я избил его, кстати, — похвалился Генри, показывая кулак, на костяшках которого алели свежие ссадины. — Если бы Марджери меня не остановила, я бы его и по яй…

— Генри! Папа! — одновременно закричали женщины и рассмеялись.

— На самом деле, я была не против, — весело сказала Марджери, снова обнимая Гермиону, — но я так хотела скорее тебя увидеть.

— И выпороть! — напомнил Генри.

— Значит, он теперь врач? — миролюбиво поинтересовалась Марджери, а потом подошла к мужу и, успокаивая, взяла его за руку да подтолкнула к Гермионе.

— Врач, — тихо ответила она, не веря своему счастью. — Папа, прости меня.

Он обнял её. Большой и надёжный. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой — так спокойно ей стало. В Хогвартсе она почти утратила это чувство, пока не подружилась с Гарри, но и он в итоге отобрал его.

— Мелковат он у тебя, — пробурчал басом отец, потом взял её за плечи и посмотрел в заплаканные глаза. — Сказал, что любит тебя, но ты всё равно не прощай его слишком быстро. Хотя, конечно, я тоже ему благодарен.

Гермиона удивилась, но сейчас ей не хотелось говорить о Гарри, и она снова обняла отца. Ей так много надо было рассказать и спросить. А Гарри… Благодарность к нему была безграничной, и они обязательно поговорят, а потом… Потом всё будет хорошо, теперь она в это верила.

— Надеюсь, мы едем в Англию? Эта жара меня доконает, — подала голос Марджери и начала привычно складывать разбросанные везде книги в аккуратные стопочки. — У тебя всё так же повсюду книги, — по-доброму пожурила она.

— О, да, — подтвердила Гермиона. — Хочу домой! — и счастливо рассмеялась, впервые позабыв страхи и обиду.

========== Глава 6. Живоглот ==========

И совершаем мы ошибки,

Поддавшись снова зову сердца,

Вновь обжигая чувства шибко,

Хотя закрыть должны бы дверцу.

Нельзя, конечно, нас винить

В недальновидности подчас,

Мы все хотим любить и жить —

Ведь говорят: «Живём лишь раз»

Клепешнёв Анатолий «Ошибки жизни»

Спустя месяц — а именно столько потребовалось Грейнджерам, чтобы вернуть свои настоящие документы и ещё немного попутешествовать как когда-то вместе — они вернулись в свой родной дом в пригороде Лондона. На улице был сентябрь, но, в отличие от австралийской, лондонская жара не была невыносимой. По правде говоря, данную погоду и жарой-то можно было назвать только с очень и очень большой натяжкой.

Гермиона размышляла обо всём, что с ней произошло: о родителях, о Гарри и даже о Роне, пока вручную расставляла книги на полках в своей комнате, напевая любимую песню:

— Sweet desert rose

Each of her veils, a secret promise

This desert flower

No sweet perfume ever tortured me more than this

Здесь она планировала пожить ещё некоторое время.

Расстановка обширной библиотеки Гермионы заняла, по крайней мере, часа два, и она, посмотрев на плоды своей работы, поёжилась от непривычного холода и пошла прикрыть окно.

Папа ворчал, что он замерзает, а мама с Гермионой усмехались, потому что он точно так же ворчал бы где угодно.

— Гермиона! — позвала мама. — К тебе тут гости.

У Гермионы перехватило дыхание. Она знала, что Гарри уже давно вернулся в Англию и на данный момент патентует своё изобретение. Папа остыл, мама и вовсе была не против, и поэтому Гермиона ждала его в любой момент. Сначала она подумала, что больше не нужна ему, но письмо, принесённое Кричером, всё исправило.

Прошу искренне меня простить за то, что воспользовался вами без вашего согласия, и не казнить влюблённого глупца. Я готов понести любое наказание, даже если судья заставит носить значок Г.А.В.Н.Э. на груди и вязать шапки и носки всем домовикам Англии. Я готов даже отсидеть в Азкабане.

Твой Гарри.

P.S. Я бы не отказался от ужина

— Кто это? — спросила она громко, вспоминая находчивую наглость бывшего друга.

— Не Гарри, — ответила мама.

Гермиона посмотрела на себя в зеркало, отмечая, что новое платье — жёлтое в белую полоску — ей очень к лицу, заправила волосы за уши и спустилась на первый этаж.

По дому витал аромат домашней выпечки.

— Рон?

Друг стоял, рассматривая семейные фотографии на стенах гостиной, которые Грейнджеры недавно достали с чердака, и, наверное, удивлялся тому, что те не двигаются.

«На запах еды, что ли, пришёл?!» — усмехнулась про себя Гермиона.

Он был, конечно, хорош. Мантия старшего аврора, золотое кольцо на пальце, такие же часы на руке и привычная усмешка на губах. Всё-таки его было за что любить.

Он посмотрел на неё и удивлённо захлопал глазами. Ещё бы. Последний раз они виделись, когда она была вся грязная после боя, изнасилованная лучшим другом, в джинсах и повидавшей виды безразмерной кофте. Сейчас же перед ним стояла загорелая, привлекательная девушка со счастливой улыбкой, распахнувшая свои объятия.

Он подхватил её и закружил, но тут же отпустил, словно сделал что-то нехорошее. Теперь она ему не принадлежала, да и никогда не принадлежала, если говорить откровенно. Их объятия всегда были неловкими, короткими и очень, очень редкими.

— Я рад тебя видеть.

— Я тоже, Рон. Видела в газете твои фотографии с Дафной, — статья о новом поместье Гринграссов. — Вы хорошо смотритесь. Садись, пожалуйста, — указала она на диван с яркой цветочной обивкой, сама заняв точно такое же кресло напротив.

— Спасибо, — он сел, но не расслабился и понуро опустил плечи. — Я, наверное, должен был поехать за тобой. Я так и не знаю, что произошло между вами с Гарри.

Она посмотрела на его значок аврора и покачала головой.

— И не надо. И твой приезд ничего бы не решил, я же писала тебе.

— И всё равно, я, как всегда, остался в стороне, — вздохнул Рон, но заметно расслабился после её слов. — Тебя очень ждут в Норе.

— О, обязательно, — кивнула Гермиона и снова заправила волосы за уши. — Я пришлю сову, — она вдруг рассмеялась. — Даже не верится, что снова надо пользоваться совиной почтой. Думаю, надо купить себе одну птицу.

— А как в Австралии?

— Ты удивишься, но там уже давно у всех телефоны.

— О, да, — почесал он рыжий затылок. — Мы отстали.