Страница 9 из 77
Готье чувствовал, что с Джованни что-то происходит, но не мог понять, что именно от него требуется, поэтому здраво рассудил, что не следует спешить, тем более — в таких делах, опыта у него не было совсем. С Гийомом де Шарне всё было по-другому: тот сам себя возбуждал, затем требовал, чтобы Готье брал его силой, а потом долго жаловался на больной зад, заставляя испытывать чувство вины за содеянное. Советник короля с интересом наблюдал, как гибкая фигура Джованни скользит по полутёмной комнате: сначала к столу, где он, немного расставив ноги, смазал свою промежность принесенным маслом, потом обратно к нему, обильно умастив и его член, а после таких приготовлений возвращается к кровати, укладываясь на живот, подминая под него подушку, выставляет свой зад вверх, приглашая:
— Господин советник, — обращается к нему. — Только сверху не наваливайтесь! Садитесь за мной на колени, пропустите одну мою ногу между ваших, так… — он пододвигается ближе, раздвигая ягодицы, почти касается входом скользкой головки члена, — теперь медленно входите, до конца, — внимательно смотрит на него, извернувшись вполоборота. Советник короля замечает, что потрясающие ощущения от горячей и узкой дырки наполняют тело, ударяя в разум, породив желание схватить за бедра и двигаться, ускоряя темп. — Двигайтесь! — побуждает Джованни, пряча стоны в складках простыни.
— Хочу видеть твоё лицо! — требует Готье.
— Еще увидите… терпения, — шепчет Джованни, прерываясь на услаждающие слух стоны. Его плечи напряжены, руки сжимаются в кулаки и расслабляются, будто что-то царапают или раздирают. Он опять выгибает тело, будто пытается подстроиться под направление движений. Так необычно и столько удовольствия!
Джованни полагал, что всё будет намного хуже: де Мезьер не пожелает его слушать, а сделает так, как привык — воткнётся сверху и будет елозить всей своей тяжестью по спине, пока не достигнет возбуждения и не изольётся. Но советник короля внял его просьбам и сделал так, как требовалось: теперь же и сам получал удовольствие, и его любовнику тоже кое-что перепадало. Готье, по-видимому, был настроен на долгую ночь, но мог вскорости устать, тогда сила потребовалась бы уже от Джованни. «Если я хочу не страдать и не испытывать отвращения, то мне следует научить Готье тому, что знаю сам. Изменить его», — так он разумно рассудил еще на закате дня, когда обдумывал последствия связавшего его договора.
Советник короля пожалел, что столь малое время уделял поддержанию крепости собственного тела: вон, Джованни, молодой и горячий, уж верно привык, что его Михаэлис взнуздывает как породистого жеребца и гоняет каждодневно. Лежит себе, постанывает, только задницей подмахивает, насаживаясь сам, когда чувствует, что силы на исходе, а возбуждение еще только подбирается к вершине.
— Господин де Мезьер! — внезапно соскальзывает, выгибаясь вперед и опираясь на прямые руки. Всё-таки, он соблазнительно хорош только своим видом и спереди, и сзади. — Меняемся! — жестом показывает лечь на изголовье кровати, полулёжа, прислонив натруженную спину на подушку. Какое же благо для уставшего тела! Можно выдохнуть и унять сердцебиение, стереть с лица дорожки пота. Джованни и сам раскраснелся, губы призывно раскрыты, глаза шальные, волосы растрепались и выбились из сложного плетения, наклоняется. Он нависает, одаривая поцелуем. Устраивается на бёдрах, вбирая член советника короля в своё растраханное и разомлевшее тело до самых яичек. Вытягивает руки вперёд, опираясь ими о спинку кровати. Двигается как в танце, оставаясь в плечах неподвижным — только животом и тазом. «Видал я уже такое у одной красотки с Востока, что проездом была в Париже вместе с цирком уродов. Так же танцевала, ударяя в бубен и позвякивая поясом с нашитыми монетами. Я тогда не понял, что и к чему». Готье представил Джованни на месте этой девицы, обнаженным, едва прикрытым золоченым поясом и пускающим волну по телу одними лишь мышцами живота. Увидел, задрожал от восторга и излился.
Комментарий к Глава 5. Нежнее тончайшего шелка
[1] средневековому менталитету свойственно воспринимать “тело” как отдельный живой организм, не заостряя внимания на его частях. Тело может действовать отдельно от таких частей, как “разум”, “сердце”, “любовь”, “душа”.
========== Глава 6. Честно выполняя договор ==========
Готье де Мезьер быстро уснул, указав перед этим Джованни обтереть его тело влажной тряпицей, целомудренно облачить в ночную камизу и поцеловать, пожелав спокойных грёз. Примерно через десять вздохов дыхание его стало ровным, а вскоре он погрузился в сон, развалившись посередине кровати, немного подхрапывая.
Джованни тоже умылся, удаляя с тела масло и следы страсти советника короля, потом застыл посередине комнаты в нерешительности: заснуть в этой же спальне или подняться к себе наверх? Он осторожно отодвинул засов на двери и сделал шаг. Пронизывающий холод сразу подступил со всех сторон, забравшись под рубашку, вымораживая изнутри колючими иглами. «Так и заболеть недолго!», — подумал Джованни, прислушиваясь к темноте безмолвного дома. Он вернулся обратно и обнаружил ночной горшок, стоявший под кроватью. Облегчившись, решил больше не испытывать себя на стойкость перед зимней парижской погодой и прилёг на краю постели, забираясь ногами под одеяло, уже нагретое спящим де Мезьером. «Господи, всеблагий и всемилостивый, спаси душу мою… пошли рабу твоему Михаэлису скорейшего возвращения и спаси его от всех бед…». Подобным молитвенным обращением он заканчивал каждый свой день.
Утро же началось так же беспокойно, как и закончился предыдущий день. Сквозь сон Джованни почувствовал поцелуи на своей шее и спине, они были сладостными и приятными. Он вытянулся, нежась от удовольствия, прижимаясь губами к запястью руки, подложенной под щеку, но неожиданно был перевёрнут на спину.
— Когда ты такой сонный и расслабленный, то становишься еще более желанным, Джованни! — ласковый голос де Мезьера прозвучал совсем рядом и был подкреплён кратким поцелуем в губы.
— Дай поспать! — взмолился Джованни.
— Нет! — теперь Готье гладил ладонью его грудь, спускаясь ниже к животу. — Своим сном ты крадёшь моё время, а у меня его осталось меньше на один день. Я уже не так полон сил, чтобы утолять свою страсть слишком часто, поэтому посчитай сам, сколько у меня еще осталось. Это время для меня — как краткое лето, а когда оно закончится, то опять наступит зима… Слышал когда-нибудь о народах, что живут далеко у холодного моря? Лето с его зеленой листвой и яркими цветами радует их не больше тех четырёх седмиц, что отпущены мне. А потом листва желтеет и облетает, трава скрывается под снегом, и настаёт долгое и томительное время ожидания.
— Хочешь сказать… — Джованни слегка приоткрыл веки, мазнув по де Мезьеру затуманенным взором, — трахать меня — для тебя превеликое удовольствие, твоё лето?
Тот усмехнулся:
— Не только, — он осторожно перевалился через тело Джованни и потянулся к столу, прихватывая сосуд с маслом, — не только. Еще мне нравится наблюдать за тобой, твоими чувствами… разведи ноги… как они переполняют тебя, когда ты злишься или… — смазанные пальцы де Мезьера осторожно заскользили внутри его тела, легко раздвигая расслабленные мышцы стенок, — или радуешься…
— А вы говорили, что вам плевать на то, что я чувствую… — ученик палача застонал, снова прикрывая глаза и шаря рукой в поисках свободной подушки, в которую можно было бы впиться зубами и заглушить стоны. Де Мезьер вынул пальцы и поставил сосуд обратно на стол:
— Когда я это говорил, то не имел в виду эти чувства, — он приподнял ягодицы Джованни, пристраивая их под свои колени, упирая руки в разведенные в стороны бедра и примериваясь налитой головкой своего члена ко входу. — Я говорил о желании. Ведь сейчас, — он осторожно начал входить, — ты хочешь спать. И член твой не наполнен страстью. Однако…
Джованни часто задышал, приспосабливаясь к распирающей боли, обхватил свой молчащий член, чтобы разбавить ее наслаждением. Советник короля размеренно поступательно помахивал бедрами, никуда не торопясь, получая удовольствие по капле, с каждым толчком усиливая собственные ощущения, согреваясь изнутри и снаружи, прогоняя возбужденную кровь по телу, следя за равностью вздохов, будто разминался перед боем, улыбался, когда примечал, что стонущий под ним любовник жалит яростными и нетерпеливыми взглядами из-под вздрагивающих ресниц. Уж слишком упорно пытаясь показать, что нет ему дела до того, что сейчас происходит с его телом, что не испытывает он ни малейшего удовольствия, а только расчетливое принуждение. Наконец не выдерживает, молит: