Страница 8 из 77
Еду в доме готовила приходящая женщина, но стряпня ее была восхитительна: свежие булочки, которыми пахло утром, были только началом трапезы, а далее следовали супы, мясные рагу, вяленые колбасы, соленья — всё приправленное кислыми или сладкими, густыми или прозрачными соусами, что навевало мысли об изобилии королевского стола, которому повариха, несомненно, подражала. Изысканность подаваемых советнику короля блюд притягивала и соблазняла Джованни, который никогда в жизни такого даже не видел, не то чтобы пробовал.
Ещё больше поразила купальня — размерами лохани: как раз, чтобы советник короля мог с удобством разместиться, не сильно подтягивая ноги к подбородку. Вот только с чистой водой в этом городе была извечная морока: некуда было выливать нечистоты, кроме как на улицы или в реку, куда они тоже попадали, смываемые дождями. Поэтому свежую воду в дом привозили в бочках, на такую роскошь у советника короля тоже были средства.
Как объяснил Жоффруа, из которого невозможно было вытянуть ни одного лишнего слова — господин де Мезьер последние несколько месяцев занят своими бумагами так, что выходит из дома изредка, только по призыву короля-регента, но не пренебрегает ежедневными упражнениями с мечом, вызывая к себе мастера, который им хорошо владеет. Спит господин де Мезьер мало, заканчивая свои труды на благо королевства далеко за полночь и вставая с рассветом.
Джованни понимал, что и за такую жизнь, к которой ему позволили прикоснуться, придётся заплатить, поэтому, прогоняя сон, сидел в ожидании дальнейших указаний от Готье де Мезьера, облачившись в новую камизу и короткие штаны и мысленно готовя себя к «закланию».
Тяжелые шаги де Мезьера на лестнице вернули его из состояния оцепенения. Дверь приоткрылась, и на пороге возник сам хозяин со светильником в руке. Готье стоял на пороге, подмечая, как невольная дрожь пробежала по телу его гостя, как постарался он медленно повернуть голову, изобразив на лице довольную улыбку, как ладонь, лежавшая расслабленно на постели, сжалась в кулак, как дрогнули губы, скрывая быстрый вздох.
— Пошли со мной.
Джованни медленно спустил ноги на пол, разминая затёкшие ступни, обулся, взял приготовленный заранее маленький кувшинчик с маслом, задул свечу и последовал этажом ниже, где располагалась спальня — прямо под выделенной ему комнатой. Готье уже был переодет в длинную и плотную камизу для ночного сна, поэтому, остановившись в коридоре, казался огромной глыбой мрамора, которая ещё и двигалась. Он пропустил трясущегося от волнения Джованни вперед, запирая на засов дверь спальни. Тот сделал несколько глубоких вздохов, дабы унять дрожь, и внимательно огляделся. Если разум его увещевал, что расплата необходима, то тело предательски отказывалось ему верить, не предвкушая никакого удовольствия, а только боль от безжалостной пытки толстой палкой развороченного ануса.
Большая кровать, шире даже той, что была в Тулузе, была расправлена и приготовлена ко сну. Сбоку от нее теплился очаг, поэтому в комнате было даже немного душновато. С другой стороны кровати — маленький стол и мягкое кресло с подушками. Ближе ко входу — стойка с тазом для умывания и котелком с водой.
Джованни сделал несколько шагов вперёд, изучая комнату, поставил принесённый с собой сосуд с маслом на стол, рядом с графином для вина на серебряном подносе и светильником, потом повернулся к де Мезьеру лицом и медленно стянул с себя камизу, делая осторожные шаги навстречу:
— Я готов повиноваться вам, господин советник!
«Смирен, как невинный агнец, даже глаза опускает вниз, чтобы я не заметил, как ему страшно. Оглядел кровать, представил, что сейчас будет распластан по ней и вмят лицом в подушки, пока я не удовлетворю свою похоть. Нет уж! Постой, я еще не наигрался, чтобы первую нашу встречу довершить так скоро. Видно, дела твои настолько плохи, что ради своего палача ты готов расстараться и перетерпеть самые чудовищные пытки. Но ты не понимаешь, что мне не нужна твоя покорность. Меня пленяет твоя страстность. Ярость в глазах, негодование, что в это время переполняет тебя, мне нравится подводить тебя к черте и остужать, наблюдая, как чувства плещутся внутри, не в силах вырваться наружу. И тогда начинает говорить твоё тело… Каким же соблазнительным становишься ты, пребывая в гневе!»
Готье опустил светильник на пол и притянул к себе Джованни, вминая пальцы в ягодицы, еще прикрытые тонкой тканью штанов, упираясь своим набухающим членом ему в живот.
— Нежнее, господин советник, — укоризненно шепнул ученик палача, прижатый лицом к груди де Мезьера, по росту достигая макушкой уровня его ключиц, — представьте, что под вашими руками тончайший шелк, а не грубая власяница…
— Хорошо… Джованни… — Однако казалось, что советника больше интересует, насколько у Джованни разработан зад, куда он уже влез пальцами, приспустив штаны на бедра, чем какие-либо иные ласки. «Зачем снимать свою камизу, если можно всего лишь задрать подол?» — рассудил ученик палача, иногда не сдерживая всхлипы, когда пальцы позади уж сильно усердствовали.
Готье де Мезьер внезапно остановился, выпуская из своих зажимающих объятий:
— У меня такое ощущение, что я сейчас кусок льда начну трахать! Ты можешь себя возбудить?
Джованни с изумлением задрал голову вверх, встретившись с ним взглядом:
— А вы можете перестать оглаживать мои бока и положить руки мне на грудь… да, нет у меня сисек, но это не значит, что я ничего не чувствую! И моим рукам нужно больше свободы. И вообще — вам помочь… снять камизу?
Де Мезьер кивнул, наблюдая за тем, как Джованни, опустившись вниз, проводит руками по его бедрам, задирая тяжелую ткань вверх, как невольно встречается своим лицом с его вызывающе торчащим членом и уклоняется, сглатывая и поджимая губы, потом цепляется взглядом, освобождая голову из ворота, сжимается со страхом, понимая, что его раскрыли, но опять напускает на себя приветливый вид, прячась лицом в поросшей волосами груди, вылизывает сосок, еще больше возбуждая. Руками при этом ласкает член Готье, упирая себе в живот, наконец не выдерживает:
— Вы слишком противоречивы в своих пристрастиях: то говорите, что нет дела до того, испытываю ли я вожделение, то «возбуди себя». Что же мне делать? Следить за вашим удовольствием или за своим?
Советник короля опять грубо стиснул его за ягодицы, заставив отпустить руки вниз, водя своим зажатым между двух животов членом:
— Молчи… бревно!
— Это я — бревно? — взвился от возмущения Джованни и, ухватившись за его предплечья, попытался вывернуться. Но Готье, не выпуская, только развернул к себе спиной, удерживая поперек груди и целуя в открытую для ласк шею:
— А что? Сисек нет, попы нет, стройный — да, дупло узкое, да и сучок вон тоже имеется! — он прихватил свободной рукой его яички и сжал, заставив замереть на месте. — Да и застываешь, как дерево!
— Готье, пусти! — возмущенно выкрикнул Джованни, хватая его за руку.
— Я же не больно? Чего переполошился? А ты сразу — Готье… Руки на сучок свой положи…
— Простите…
— Вот так, — де Мезьер с удовлетворением наблюдал, как начинает расслабляться и таять от удовольствия тело Джованни в его объятиях, — где тебя еще приласкать? — советник начал поглаживать чувствительную грудь своего любовника, задевая пальцами и поигрывая с соском. Член де Мезьера уже нетерпеливо вдавливался в щель между ягодиц, потирая разработанное кольцо ануса.
Тело, привычно откликаясь на ласки напряжением в паху, участившимся сердцебиением, разгорающейся теплотой в мышцах, мелкими щекочущими волнами, пробегавшими по спине, выгнулось в пояснице, расправив грудь, сводя лопатки вместе [1]. Джованни рвано задышал, почувствовав, как разум его туманится, а значит, еще чуть-чуть — и он сам потянет за собой де Мезьера на кровать, лишь бы получить свою долю наслаждения. Он призывно застонал и глянул через плечо, показывая, что достиг достаточной степени возбуждения:
— Вы… — тут он поймал себя на мысли, что всё, что было естественно в их отношениях с Михаэлисом, может лежать за гранью осознания Готье де Мезьера. — Отпустите меня. Мы продолжим, но нужно… подготовиться.