Страница 7 из 77
— Полгода ты проведёшь со мной, как моя личная шлюха.
— Неделю, — отрезал Джованни, уже не сдерживая закипающую ярость от подобной наглости. — Этого достаточно, чтобы заглянуть в архивы. Они же все здесь, — он окинул глазами комнату, — нужно всего лишь открыть шкаф, — мужчина скрестил руки на груди, подтверждая решимость отстоять собственные интересы.
— Месяц, — холодно промолвил Готье, вступая в торг, — мне придется рассылать письма разным людям, чтобы быть точным. В полном подчинении.
Это предложение было уже сносным, решил Джованни, но необходимо было обговорить и иные условия, поскольку «полное подчинение», учитывая неуёмную, порой жестокую страсть де Мезьера к разнообразным опытам, могло быть истолковано по-разному:
— Я разговаривал с Гумилиатой и знаю, что вам позволено, а что — нет по отношению к ее шлюхам: нельзя унижать, бить и мучить. Эти же условия должны относиться и ко мне, — ученик палача продолжил хладнокровно диктовать свои правила.
— Значит, — равнодушно пожал плечами де Мезьер, — тебе не настолько важно найти Михаэлиса из Кордобы, что ты не можешь поступиться своими принципами.
— И окончательно растоптать свою гордость? Потерять душу? Извините, господин де Мезьер, что отнял у вас драгоценное время, — Джованни отрешенно поклонился и сделал шаг к двери.
— Ты блефуешь, притворяешься, обманываешь, лжешь… — Готье внезапно вскочил со своего кресла и довольно прытко перегородил путь.
— А вы, господин? — мужчина бесстрашно посмотрел на него снизу вверх. — Вы же желаете обладать моим телом, вам нужны мои умения… неужели вот так просто решите отказаться и выставить за дверь?
Де Мезьер смерил его долгим и оценивающим взглядом, а потом подошел к двери и задвинул внутренний засов:
— Значит, хочешь быть для меня шлюхой?
— Дорогой шлюхой, вы же так меня когда-то назвали, а не той дешевой девкой, которая отсасывает в переулке…
— Вот только дорогая шлюха всегда рада своему покровителю, она принимает его с восторгом, никогда не посмотрит на него как на врага, не капризна, не хмурится, старается ради его удовольствия… Ты сам знаешь эти правила. Ты готов быть таким со мной, Джованни Мональдески? — брови Готье сурово сдвинулись к переносице.
Произнося свою речь, медленно и доходчиво советник короля смущал и затрагивал внутри его души тайные струны, прочно закрепившиеся в прошлом и тянущиеся в настоящее: по сути, и с Михаэлисом никогда не возникало споров, потому что Джованни любил его и подлаживался под его вкусы, привычки, желания. Только вот Михаэлис его еще и любил, а не просто пользовал, оплачивая все жизненные потребности. И если цена за его возвращение и благополучие такова, то Джованни, самоотрекаясь, выплатит её: он поклялся в этом перед Господом, начиная свой путь.
— Да, — уверенно ответил Джованни, — если ваше вмешательство и покровительство приведёт к возвращению Михаэлиса, я буду таким, каким вы желаете меня видеть.
— Тогда, — Готье де Мезьер положил руки ему на плечи, прижимая к себе, — поцелуй меня, чтобы я был уверен в твоей честности.
«Господи, помоги мне!», — взмолился Джованни, притягивая де Мезьера, схватив за ворот, впиваясь в его губы своими, лаская их языком, заставляя раскрыться, вбирая в себя и посасывая его язык, чувствуя, как советник короля, до сего момента пребывающий в напряженном ожидании, расслабляется, отвечая, перехватывая у него желание продвигаться вперед, сам взрастает и укрепляется в своей неуёмной страсти. Подталкивает своим напором двигаться спиной назад, пока Джованни не оказывается подсаженным на ровную крышку стола, но де Мезьер удерживает его за шею, не давая отклоняться, жадно терзает, прикусывая, колет щетиной и трёт нещадно уже припухшие от таких поцелуев губы. Но в какой-то момент останавливается, видно, понимая, что слишком долго проявляет свою страсть, хотя в начале требовал иного.
— Теперь о моих правилах, — голос Готье звучал спокойно и буднично, хотя он сам еле переводил дыхание. — Ты мне подчиняешься и никуда не срываешься без моего согласия. Я предпринимаю некоторые шаги для поиска твоего палача, делюсь с тобой тем, что удалось узнать. Я не могу пренебрегать интересами королевства, поэтому большую часть своего времени буду им уделять, но и тебя обманывать не собираюсь, удерживая подле себя сверх меры. Гийом дал тебе денег? У тебя остались свои?
— Немного… — Джованни исследовал кончиком языка пострадавшие губы.
— Побереги их. В конце концов, это уже моя прихоть. Я сейчас дам указание секретарю, он отведёт тебя к портному. Тебе нужна другая одежда, не как у простолюдина. Старую чтобы больше не надевал. В цирюльню будешь ходить постоянно. Купальня есть в доме. Тебе выделят комнату. И ещё… — Готье ухватил его за подбородок, — как это у вас называется… приготовить себя? Я в этих делах не силён и если покалечу или порву что-нибудь, то сам будешь виноват.
— Еще указания будут, господин де Мезьер? — Джованни сдерживался, но его пробивал нервный смех: «готовят пирог» или «девицу для брачной ночи», а его-то зачем так охаживать, если собрался просто трахать как шлюху? Дорогая одежда в постели не нужна!
Советник окинул его подозрительным взглядом, будто читая мысли:
— Всё, что я сейчас говорю, исключительно ради моего удовольствия. Запомни! Удовлетворять ты должен меня, и мне плевать, встал у тебя член или не встал, хочешь ты излиться или нет — пока у меня есть силы и желание, ты делаешь свою работу. А сейчас, раз уж ты меня раздразнил, то поработай ртом и доверши начатое.
Он отстранился, давая Джованни больше пространства, чтобы опуститься на колени и поднять полу верхней туники, добираясь до завязок на гульфике.
В том, что требовал сейчас от него советник короля, не было ничего необычного, что не входило бы в обязанности обычной шлюхи. Он не заставлял силой вбирать плоть в свою глотку и сам не вбивался с остервенением, чтобы быстрее излиться, но государственные дела как бы остановились или исчезли вовсе, пока Готье де Мезьер смаковал получаемое удовольствие, слегка постанывая от восторга, будто до конца не веря, что сегодня ему в безграничное пользование досталось то сокровище, которым он так и не успел насладиться пять лет назад.
— Вот, вытри лицо, — де Мезьер протянул чистое полотенце. Затем пошел к двери, отпер засов и вышел в коридор, призывая своего секретаря. И он не заметил, каким потемневшим от ненависти взглядом проводил Джованни его спину, вставая с колен.
========== Глава 5. Нежнее тончайшего шелка ==========
Пламя свечи то слегка подрагивало, то опять восставало длинной тонкой каплей, суживающимся концом превращаясь в едва различимые волны тепла, устремлённые ввысь. Воск плавился внутри чашеобразной каверны вокруг фитиля, и когда переполнял ее, то быстрыми каплями стекал по твёрдому стволу и застывал на потемневшем от времени серебряном подсвечнике. Советник короля был очень богатым и щедрым человеком, раз позволил выделить для удобства гостя настоящую свечу.
Джованни сидел на кровати, обняв согнутые ноги, и ждал, когда его позовут, скрашивая долгие часы наблюдением за тем, как горит эта свеча, раздумывал, какую жертву ему пришлось принести.
Комната, которую ему выделили для проживания, была большой и располагалась на последнем этаже, поэтому и потолок в ней шел косой линией от самой высокой точки под крышей, заканчиваясь на расстоянии двух локтей от противоположной стены. Там стояла простая лежанка, предназначенная для одного человека, с двумя мягкими подушками, чистыми простынями и большим теплым одеялом, в которое можно было завернуться несколько раз. Единственное окно почти примыкало к стене и выходило на реку. Под ним стоял стол для письма, а между ним и лежанкой умещался сундук для одежды, который сегодня наполнился пятью тонкими отбеленными камизами, пятью туниками от светло-серого до густого синего цвета с вышивками, двумя шерстяными туниками без рукавов, двумя плащами с фибулами, тремя поясами, шоссами, брэ… Остальное осталось у портного и было обещано к завтрашнему или послезавтрашнему дню. А ноги теперь приятно утопали в тонкой коже башмаков, искусно подогнанных сапожником под размер ноги заказчика. Жоффруа, доверенный слуга де Мезьера, не скупился, следуя указанию своего хозяина. Джованни краснел и бледнел, силясь вспомнить, когда ещё его ремесло шлюхи столь щедро оплачивалось.