Страница 50 из 77
— Мне бы помыться, — ответил уязвленный Джованни, — и я засияю как золотая турноза.
— Ты с юга что ли, по говору?..
— Из Нарбонны, — соврал Джованни. — А ты чего, уважаемый, от рыцарей-то хотел?
— Да я не только от рыцарей, я больше от вашей повозки хотел. Нравится она мне, с бубенчиками…
— Не продаётся, — ледяным тоном сказал Раймунд.
— Я понимаю, — селянин вздохнул с грустью и продолжил, — мне жену со свояченицей и дочкой в Тур нужно отвезти на празднование Пасхалий. Сам не могу, нанять некого. Отвезёте?
— А… м-м… — на разные голоса затянули все трое рыцарей.
— Вы про деньги? Не беспокойтесь, я вам провизией оплачу, и лошадь еще одну дам, чтобы вы быстрее доехали.
— Нам еще и помыться не помешает, — Джованни откликнулся первым. — Одежда мне нужна.
— …и на ночлег устроиться, — продолжил Бриан.
— …и пива выпить, — высказал своё пожелание Раймунд.
— Всё будет! Вы согласны? — с надеждой в голосе спросил селянин.
Еще бы они не были согласны! После мытья, надев чистую камизу и уединившись в маленькой комнате с занавеской, где стояла лохань, Джованни решился исследовать себя изнутри. Вчера зад горел огнём, сегодня отдавал тупой болью на каждой кочке. «Что же со мной делали?» — флорентиец отчаянно пытался вспомнить, оглаживая отёчный анус, разрабатывая пальцами, пытаясь впихнуть внутрь целебную мазь. Это хорошо, что он в последние дни почти ничего не ел и не ходил по нужде. Но сегодня вечером хозяин их вдоволь накормил, а в дорогу обещал дать столько пшеницы, что каши они теперь наедятся досыта. «Будто рожать буду…» — оценил своё состояние Джованни.
— Ой! — кто-то сзади пискнул тонким голосом, и что-то со звоном покатилось по полу. Джованни так и замер в полусогнутом состоянии с пальцами в заду, потом резко повернул голову: в дверях стояла хозяйка, непонятно зачем вошедшая, хоть её никто и не звал.
— Ну, что, милая, — флорентиец отмер первым, — не видишь, зад я себе отсидел до кровавых мозолей, вот теперь и лечу.
— Как же это так вышло-то? — спешно кудахтнула женщина, продолжая его откровенно разглядывать.
— Восемь дней в седле, только коней менял, и даже ночью ехал, — начал вдохновенно врать Джованни. — Вот так мы трудимся для нашего святого Папы Римского. Не едим, не пьем, не спим, хотя… — он вынул пальцы из зада и распрямился. — Молиться не забываем. А ты чего пришла? На меня поглядеть?
В дороге, посреди городов и сёл, мировосприятие Джованни менялось: он как будто перерождался в того самого, забытого — Жана из Совьян, который был простолюдином, вёл себя как простолюдин и общался с такими же на равных. Вот и сейчас он смотрел на женщину, словно на соседку, что зашла в гости.
Хозяйка смутилась от его слов, начала шарить глазами по углам:
— Вы бы, господин, прикрылись чем-нибудь, а то — весь грех торчит!
Джованни опустил глаза вниз, себе на живот. Подол камизы был задран, а растревоженный анус, который он столь тщательно изучал, решив, что делает это он себе в удовольствие, «весь грех» и поднял. Джованни одёрнул рубаху, но теперь под ней выпирал бугор.
— Я… э… прикрылся.
— Я тут ковшик принесла… — хозяйка спешно подняла уроненную вещь с пола, но продолжила стоять у двери, опустив глаза. — Хотела посмотреть, кто нас завтра повезёт. Николя сказал, что рыцари. Двоих я уже видела… южане. А ты откуда будешь?
— Тоже с юга. Ты не беспокойся, довезём вас до Тура, обиды не причиним! — уверил Джованни, но хозяйка как-то странно на него посмотрела.
К читателю: 05.11.2017. У меня к “Рассвету над Байонной” осталось написать 2 главы. Дальше я занимаюсь исключительно своими героями — Джованни и Михаэлисом.
Комментарий к Глава 7. Выбор пути
[1] у каждого римского Папы была своя личная печать. Брат Доминик использовал ее, чтобы придать «вес» своей просьбе, изложенной в письме.
========== Глава 8. Шартрский лабиринт ==========
Николя довольно поспешно устроил их на ночлег на сеновале в хлеву для животных. Масляная лампада в руках хозяина была единственным источником света, и когда Николя отпер дверь, то пара любопытных коз чуть не сбила его с ног, выскочив наружу. Одну козу сразу перехватил Раймунд, а вторая умчалась в темноту.
— Вон она, ловите! — хозяйка дома, закутанная в тёплый платок, тоже вышла их провожать к ночлегу и теперь стояла на лестнице у заднего входа в дом. Животное заблеяло в ответ. Николя выругался:
— Да будь эта… неладна! Гата, тащи хлеб! — Его жена — Агата — быстро убежала назад в кухню. Из низкого сарайчика, стоящего чуть поодаль заорал дурным голосом козёл, призывая самку к себе, и начал биться копытами в закрытую дверь. Раймунд с трудом втолкнул второе животное в хлев и захлопнул дверь:
— Дай нам лампу, мы зайдём! А тебе потом поможем козу затащить, когда поймаешь…
Николя нехотя отдал ему свет, а сам закричал Агате, чтобы принесла вторую лампаду.
В помещении было душно, жарко и до рези в глазах воняло животными. Джованни попятился назад, отпихнув от себя курицу, бросившуюся под ноги:
— Давайте в возке поспим! У хозяина не хлев, а Ноев ковчег!
— Зато тепло, — Бриан резво забрался по лестнице на полати, устроенные под крышей, где хранилось сено, и открыл там деревянную ставню окна. — Не бойтесь, свежий воздух у нас будет.
В ответ ему промычала корова. Раймунд с Джованни переглянулись.
— Ладно, — протянул Раймунд, — не будем обижать хозяина, в возке будет совсем тесно. — Он передал лампу Джованни, а сам полез вслед за Брианом, помогая тому расстилать широкую, чистую, но со следами темных пятен, простыню, на которую расщедрился Николя.
— То есть я один тут, как девица благородных кровей, нос ворочу? — недовольно пробормотал Джованни, прислушиваясь к звукам извне. Его охватил беспричинный страх, хоть и уговаривал он себя, что предыдущий ночлег рядом с лесом, полным голодными волками, был намного опаснее.
Дверь снаружи открылась и Николя пинками загнал внутрь ещё сопротивляющуюся козу:
— Эти молодые про… ляди всё никак утерпеть не могут! — в сердцах ругался хозяин. — Как молодая листва появится, так я вас сразу к нему пущу. Вы там удобно расположились? Дай-ка мне… — он забрал лампаду из рук Джованни и поднял ее вверх на вытянутой руке, подсвечивая Раймунду и Бриану.
— Спасибо тебе, Николя! — откликнулся за всех Бриан. — Жан, давай к нам!
Джованни недоверчиво взглянул на хозяина, но подчинился призыву, прижался к боку Раймунда, которого с другой стороны уже согревал Бриан.
— Доброй вам ночи! — пожелал Николя и вышел, оставив их в кромешной тьме. С внешней стороны громыхнул запор.
«Эй, хозяин, куда лампаду унёс?» — Джованни захотелось крикнуть ему вслед, но только крепче сжал предплечье Раймунда.
— Жан, ты чего? — удивился тот.
— А зачем он светильник унёс? — недоверчиво ответил флорентиец.
— Жан, в своих подозрениях ты ведёшь себя как тот мальчик, что людоеду его же дочек подсунул!
— Не понимаю, о чём ты?
И парни рассказали ему страшную историю про то, как один мальчик… «Росточка он был не большого, но хитрый, бестия!». «И жрать им всем стало нечего, поэтому дровосек сказал жене, что всех детей отведёт в лес, чтобы избавиться от лишних ртов».
— Зачем? — в волнении прошептал Джованни. — Их же там съедят дикие звери! Разве он не мог продать детей в услужение?
— Тьфу на тебя, Мональдески! — презрительно откликнулся Раймунд. — У нас, особенно в северных землях, если одной семье жрать нечего, значит — голод по всей округе. Даже ежей начинают есть и хлеб из сухой травы пекут.
Сказка на ночь была страшной, Джованни долго не мог уснуть, прислушиваясь к звукам, доносящимся из темноты: мерно посапывали его спутники, перестукивали копытами лошади, вздыхали коровы, ворочались козы, иногда поквохтывали куры. А за стенами царила тишина, нарушаемая редким воем волков и ответным им заливистым переругиванием собак.
Грёзы были под стать рассказанной истории: Джованни казалось, что внизу под полатями кто-то ходит, огромный и жуткий, и дышит надрывно. И лестница скрипит под ним, прогибаясь от тяжести. И ещё шаг, и острые зубы его вопьются в тело Джованни и начнут рвать на куски, насыщая людоеда. И кровь будет хлестать из ран во все стороны. А жертва, завороженная колдовством, даже не сможет пошевелиться и будет безмолвно вопить от боли.