Страница 34 из 77
— Луциано Амманати здесь живёт? — вежливо поинтересовался Джованни, оглядев парня с ног до головы, отмечая про себя, что тот вполне сгодился бы для работника борделя.
— А ты кто? Он тебе должник?
— Нет. Я его друг детства, — Джованни многозначительно повёл глазами вверх.
— Проходи тогда, — внутри было темно. Парень тщательно запер засовы на двери и, чуть прикоснувшись к плечу, поманил пройти наверх по лестнице.
Луциано он сразу узнал со спины, но тот был слишком занят… стоял перед кроватью и тщательно и увлеченно двигался внутри какого-то своего любовника. Джованни были только видны расставленные ноги с небольшого размера ступнями и слышны стоны, полные страсти. Ему вдруг стало весело, он подошел к Луциано сзади, прижавшись телом к его обнаженной спине, скользнув ладонями по груди, прихватил пальцами соски.
— Угадай кто? — шепнул на ухо, лизнул языком по шее и прижался к ней губами, зарываясь носом в распущенные волосы.
— Дай подумать! — Луциано ни на миг не прекратил вбиваться своим членом в нутро молодого юноши, лежащего перед ним. — Эй, Дино, перестань стонать, лучше посмотри, что за хрен меня там сзади обнимает.
— Крас-сивый… глаза… голубые… — простонал Дино, приоткрыв свои глаза и мазнув взглядом.
— Ты бы такому отсосал бесплатно?
— Да…а…
— Вот черт, кого же к нам принесло? — Луциано повернул наконец голову, встретившись взглядом с Джованни. Вздрогнул, удивившись своему открытию. Вышел из любовника, распрямился. Потом быстро охватил рукой Джованни за затылок и поцеловал, потом еще раз, еще, смакуя вкус забытых губ. Судя по возне, что устроил Дино, Луциано излился, и его любовник поспешил ухватить ртом его слабеющий член.
— Джованни… — Луциано мягко выпустил его из захвата. — Радость моя, неужели ты излечил свою память? Мне так было обидно, что ты не захотел меня узнать!
— Я действительно был болен! — ответил Джованни, отстраняясь. Он сел на постель рядом с трудящимся изо всех сил Дино. — Может быть, ты отпустишь мальчика? Дальше мы с тобой только наедине сможем поговорить.
Они провалялись на постели с Луциано почти до начала вечерни, попивая вино, рассказывая друг другу смешные истории, упоминая былых знакомцев. Еду им приносил хмурый парень, что встретил утром на пороге.
— Это Гвидо, мой второй работник, — объяснил Луциано. Все заработанные за эти годы деньги ушли на благо семьи: братья получили возможность учиться ремёслам, всех четырех сестёр удалось выдать замуж, присовокупив хорошее приданное. Все полагали, что Луциано Амманати — хозяин красильни и давно завязал с прошлым, а юноши, которых иногда замечают в его обществе, это те, кому он оказывает покровительство, памятуя о своём голодном и сиротском прошлом. Но на самом деле не изменилось ничего: те денежные мешки, что имели пристрастие к хорошеньким мальчикам, ничуть не поменяли своих вкусов, немного лишь сменился их состав — старая родовитая знать уходила в прошлое, а новые приезжие деловые выскочки из более низких слоёв всё больше набирали политический вес. Ну, и набивали сундуки золотыми флоринами! И Луциано теперь управлялся с пристрастиями этих синьоров, которым требовались образованные и обученные шлюхи.
— А не как мы! Два полуголодных ребёнка, — в сердцах подытожил Луциано. — Кстати, Вано Моцци о тебе спрашивал.
— Когда? — удивился Джованни.
— Вчера, — расслаблено отозвался Луциано, — этому старому пауку сразу доложили, что ты во Флоренции, он и мне весточку послал, чтобы я тебе передал приглашение. Так что — твоё неожиданное появление для меня не было столь неожиданным.
— Но я же уже не шлюха! — возмущенно простонал Джованни. — Считаешь, что нужно пойти?
— Конечно. Он тут многим правит. Но ты не бойся: он болен и стар. И стручок у него не встаёт. Перестал он быть моим клиентом… — Луциано тяжело вздохнул, прерываясь на тяжелые раздумья.
***
Вано Моцци был первым, кто сорвал цветок невинности Джованни, кто помог преодолеть страх и заложил основы для чувственности. Хотя… что мог тогда чувствовать тринадцатилетний мальчишка, насаженный на крепкий член, кроме боли? Но этот человек первым готовил для себя искусного любовника, оказав покровительство, щедро осыпая подарками, чтобы смутить юную душу.
Вступив под изящные расписанные своды его палаццо, Джованни невольно ощутил слабый сквознячок, пробежавший по спине, такой знакомый, появлявшийся каждый раз, как наступал день седмицы, отведенный для Моцци.
Сам хозяин сидел, принимая посетителей, в широком резном кресле, обложенном мягкими подушками. Ноги его покоились на низком мягком табурете, но были полностью прикрыты длинными струящимися шелковыми тканями расшитой туники, составлявшей его домашний наряд. Рядом вертелись слуги: они подносили кушанья и питьё, записывали то, что диктовал глава дома Моцци, зачитывали ему письма, докладывали о хозяйственных делах; и в этой круговерти Джованни показалось, что о нем забыли, хотя привратник, услышав имя, сразу же пропустил. Но тут он услышал, как хозяину доложили, что прибыл Джованни Мональдески, и не мог поверить ушам, как же тяжело привратнику пробиться к хозяину, не потревожив сложившийся порядок ведения дел. Вано, казалось, сразу же воспрял, повернул голову ко входу и впился взглядом в своего гостя, смущая его откровенностью и своим вниманием.
— Все вон! — тихо произнёс Вано, будто управляя бесшумными тенями, которые сразу же выскользнули из комнаты, прикрыв за собой тяжелые двери. — Джованни, мальчик мой! — тот поклонился и поцеловал протянутую руку. — Как я рад тебя видеть! — Вано погладил его по щеке, принуждая присесть на отдельный табурет перед ним. — Ты повзрослел, но краснеешь всё так же, как и в юности. Как же я себя укорял, что не остановил тебя в твоих страстях! Но не будем ворошить прошлое. Я вот, видишь, совсем превратился в старика и больше ничего не могу, как прежде… один мой вид пугает, — он осторожно приподнял край своей туники, являя взгляду Джованни узловатые ноги, перетянутые намокшими бинтами, скрывающими язвы. — Твой брат сказал всем соседям, что ты лекарь…
— Да, можно я посмотрю? — Джованни поймал утвердительный кивок и поискал глазами треножник с тазом для умывания. Он омыл руки теплой водой, потом сел на пол перед Моцци и начал осторожно разматывать бинты. После откровенно произнёс:
— Меня убьет ваш лекарь — за то, что вмешиваюсь, но он плохо следит за ранами.
— Сможешь вылечить? Я именно тебе смогу довериться, а не этому учёному приблуде! — Вано понизил голос.
— Вылечить не смогу, — честно ответил Джованни, прямо взглянув в водянистые глаза старика, — но смогу облегчить состояние. Сможете ходить. Самостоятельно. Без палки. Мне нужно сходить домой за своими снадобьями, а вы пока прикажите подготовить теплой воды и таз для мытья ног.
Теперь Джованни стал частым гостем, посещая палаццо Моцци утром и вечером. Пока он ухаживал за ногами хозяина, они нашли друг в друге интересных собеседников. Вано каждый раз ждал его визита, получал наслаждение, пребывая в благодушном состоянии. И как обмолвился его сын, оставшись раз наедине с Джованни, он сотворил чудо, превратив нервного желчного старика в доброго отца семьи. Днём, накануне своего отъезда, ученик палача получил запечатанный пакет от синьора Моцци. В нем лежало вексельное обязательство оплатить все расходы на учебу и экзамены на факультете медицины в любом из университетов в италийских землях на выбор.
***
Но Флоренция так легко не отпускала. В ночь разразилась буря — с громом и молниями. Дождь шел стеной так, что невозможно было выглянуть наружу. А жена Райнерия, Кьяра, решилась опять родить. Такое событие, как роды, женщины всегда решали промеж собой, не вмешивая мужчин, скрывая и не посвящая. Поэтому Джованни сначала не понял, почему отец его, тихо разбудив, заметался по комнате с горящей свечой, не в силах высказать ни слова, жестами умоляя не будить спящего рядом Пьетро.
Он выскочил в холодный коридор в одной камизе, сразу поёживаясь и обхватывая себя за плечи. Райнерий-старший старался унять мелкую дрожь, но то, что поведала ему Фиданзола — страшило: