Страница 31 из 77
О спазмах, о венах, о сердце, о гигиене и санитарии, о ядах и противоядиях, о свойствах растений — имеющему острый ум и знающему чужие языки открывался океан невычерпанных знаний. А теперь то, что он позволил себе перевернуть первый лист каждого сочинения: Introductio in librum Ioachim de semine Scripturarum, Tractatus de tempore adventus Antichristi, писем, трактатов и даже работ по медицине, в которых Арнальд переосмыслял Галена, Аверроэса, арабских лекарей, формируя собственное учение, — послужило причиной обвинить Мигеля в «восхищении» ересью.
В Тулузе они остановились только на краткий ночлег, направившись дальше по дороге на север, в Монтобан, затем в Лимож, Пуатье и в Тур. Весь их путь занял почти три седмицы. Мигель Нуньес не мог понять, что до сих пор поддерживает в нём жизнь и желание двигаться. Каждый день, проведенный в седле, выматывал настолько, что даже крепкий ночной сон полностью не наполнял его силами. Боль во всём теле продолжала быть его вечной спутницей, хоть и кашель, еще недавно разрывавший грудь напополам, удалось вылечить: приступы стали редкими, но интенсивными настолько, что доводили до рвоты.
Человек, который предстал перед глазами Химено Мартинеса де Луна под сводами архиепископского дворца в Туре, показался бесплотным призраком и еще раз убедил в мысли, что решение отдать Нуньеса советнику короля Готье де Мезьеру и избежать скандала было правильным. Еще в коридоре он услышал мучительный кашель, который сотряс Нуньеса, а когда тот вошел в комнату, где ожидал его архиепископ, поддерживаемый за руки стражниками, то Химено Мартинес понял, что до судебного процесса в Таррагоне Нуньес, худой и изможденный до костей, просто бы не дожил. «А сеньор Понче еще хотел со мной торговаться!»
— Данной мне властью я снимаю с тебя, Мигель Фернандес Нуньес из Кордобы, обвинение в адорации ереси Арнальдо из Виллановы. Ты свободен, — архиепископ уже повернулся было спиной, как услышал позади себя довольно четкий хрипловатый голос, в котором, на удивление, зазвенело крепкое железо:
— Мне нужно свидетельство с вашей подписью, святой отец.
— Ты его получишь у нотария. Оно готово, — Химено Мартинес опять повернулся. — И да… я обещал доставить тебя живым и здоровым в Париж. Не хочу нарушать договор: сколько тебе нужно дней на отдых и выздоровление?
— Двух дней будет достаточно, чтобы я снова смог сесть в седло, — Мигель стоял, пошатываясь, но всё еще пытался храбриться. Конечно, весть, что с него снимают все обвинения, прозвучала словно благодатный гром среди ясного неба. «Париж? Почему туда? Неужели Джованни удалось добраться до короля Франции и какими-то неведомыми посулами повлиять на инквизицию, которая слушалась только решений понтифика?» Звучало дико, нереально, невозможно, невероятно.
Три дня он проспал глубоким сном на гостевой кровати во дворце архиепископа, прерываясь только на еду и на отправление естественных нужд. Ранним утром четвертого дня его разбудил знакомый светлоусый стражник, что оказался доверенным лицом архиепископа Таррагоны, и сказал, что у них осталось слишком мало времени, нужно двигаться в путь:
— Нам дали всего восемь седмиц, чтобы доставить тебя в Париж!
— Кто дал? — допытывался Мигель.
— Не знаю… — просто ответил его стражник. — У меня есть только название улицы и описание дома, куда тебя привести, и запечатанное письмо.
Дорога в Париж отняла еще пять дней. Мигель был уверен, что первым, кто его встретит за дверью загадочного дома, будет Джованни. Сердце, исполненное томлением, пело внутри, заглушая все прочие голоса. Перед внутренним взором постоянно восставал образ любимого, в ушах звенел его ясный голос: «Михаэлис!». «Я думал, что потерял тебя, моё сокровище, моя роза… — отвечал он. — Но Господь благоволит нам, грешным!».
Париж встретил их ясным небом, но холодным ветром, заставившим горожан запереться в теплых домах. Михаэлис уже один раз бывал в этом городе много лет назад, сопровождая своего учителя Арнальда в его поездке, когда обвинения в ереси прозвучали впервые с кафедры богословия парижского Университета. С тех пор город манил его в тёплое время года, но отталкивал в холодное. Он любил наблюдать за снегом, лежащим на вершинах высоких гор, а не ощущать его серой смрадной массой под своими ногами.
Они остановили коней у мрачного здания с наглухо заложенными окнами первого этажа, что было бы крайне непрактичным для парижан: этаж всегда можно было сдать под лавку. Дом походил на тюрьму всё больше, когда Михаэлис, задрав голову вверх, увидел решетки на окнах второго и третьего этажей. Что-то не складывалось, стражник архиепископа долго общался с привратником, убеждая открыть ворота, тот же отвечал, что пока указаний не дадут, он никому открывать не будет. Наконец створка отворилась, и Михаэлис, уложив ремень сумы на плечо, обернувшись и махнув на прощание своему стражу, уверенно вошел во двор и замер…
Перед ним стоял Готье де Мезьер, высверливая его своим ледяным взглядом.
— А где Джованни? — Михаэлису с трудом удалось справиться с захлестнувшей его волной непонимания и гнева из-за разбитых ожиданий.
— Должен вернуться через три дня. Может быть, — де Мезьер пожал плечами, и его губы сложились в самодовольной усмешке, говорящей о многом: «Если спать со мной захочет!».
«Джованни, любовь моя, как ты мог?»
***
От автора: следующая глава будет писаться медленно, поскольку Флоренция — город многогранный, и хочется рассмотреть его со всех сторон.
Комментарий к Глава 7. Возвращение лекаря
[1] известный врач, называемый мастером
[2] цитируется по Н. Эймериху. В оригинале описывается 15 ошибок. Но рукопись, с которой у меня есть скан - старинная, поэтому тяжело разбирать все ошибки построчно и в подробностях.
========== Глава 8. Семья ==========
От автора: по сюжету мой герой добирается до Флоренции. Какой же была жизнь в этом городе в 1317 г.? По причине скудости доступных мне источников в своём описании я буду опираться на перевод книги Пьера Антонетти «Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте», хотя после ее прочтения не могу принять на веру всё, что в ней написано: некоторые факты и выводы не совпадают с моими знаниями. Таким образом, буду следовать больше за ощущениями моего героя, добавляя интересные примеры для понимания повседневной жизни в средневековом итальянском городе.
***
Рано утром спустившийся в нутро корабля капитан объявил, что они приближаются к Пизе. Те, кто не страдал морской болезнью, поспешили подняться наверх и глотнуть свежего воздуха, жадно рассматривая приближающийся берег. Джованни, крепко ухватив обеими руками мокрый, просоленный морем борт, тоже молился о скорейшем окончании путешествия. Корабль медленно переваливался через волны, моряки, усевшиеся за вёсла, уверенно вели его к берегу, где уже показались хорошо различимые для глаз носы разнообразных лодок и дома с черепичными крышами, облепившие берега широкого входа в портовую гавань.
Сердце затрепетало, заныло в груди, вызывая нетерпеливую дрожь: он вернулся домой, пусть и не добрался еще до родного города, но вокруг его будут люди, с которыми он будет разговаривать на родном языке! Спустившись на пристань, Джованни на мгновение прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям: мир вокруг был тёплым, ласковым, приглашающим. Даже серые тучи разошлись над морем, явив лучи пока холодного предвесеннего солнца. Почесав бок, куда был укушен блохой, флорентиец поспешил переместиться ближе к центру города и найти подходящую купальню, совмещенную с цирюльней.
Отдав всю свою одежду прачкам, которые ее отстирают и прогладят горячими утюгами, Джованни залез в бочку с горячей водой, окунулся несколько раз с головой, нанёс на волосы дурно пахнущий мыльный раствор, который должен был уничтожить следы насекомых, обработал воспалённые расчёсы на теле мазями, что всегда хранил при себе, отправившись в путь. Среди них была даже маленькая бутылка с дистиллятом брата Беренгария, чудодейственный раствор которого не раз выручал в его практике в Агде и входил в состав некоторых целебных снадобий.