Страница 26 из 77
— Торги? — глаза Фины лихорадочно заблестели, там уже переливались на свету золотые солиды, выстраиваясь в высокие столбики, составлявшие ливр. — А сколько клиентов ты сейчас способен принять за ночь? Трех?
— Не знаю, моя радость. Тот, кто у меня был в Париже, выдерживал не больше часа, а сил у меня еще было полно. А с тем человеком, с которым я жил в Агде, я времени не считал, но сил он мне совсем не оставлял.
— Член городского совета или нотарий? — полюбопытствовал Антуан, решивший вставить что-то и от себя.
— Друг мой, — мягко откликнулся Джованни, сверкнув глазами в его сторону, — палач. Я не хотел вас с Луциано тогда пугать, да и стеснялся сильно: вы мне показались хорошими людьми, хоть я вас и не вспомнил.
— Ну, мы с Луцием поняли, что ты кому-то там задом подмахиваешь, — Антуан был ошарашен таким признанием, — но не предполагали, что палачу. Думали, может, церковнику какому-нибудь, тебя же вроде с тамплиерами загребли. А когда господин де Мезьер в Марсель приехал, расспрашивать начал…
— Да, да, — заговорила мадам, — такой шумный, огромный, слуга короля, и девочками моими не побрезговал, заплатил хорошо.
— Я теперь с ним в Париже живу, — обыденным голосом сообщил Джованни.
— Да? — в один голос переспросили Антуан и Фина, потом переглянулись. И Фина продолжила, всё еще не оставляя попыток подсчитать: — Этот за двух пойдёт.
— Э… Джованни, постой! — Антуан думал совсем об ином. — Так что же твой покровитель тебе мало платит? Зачем решил торговать собой? Или поссорились?
— Нет, — Джованни покачал головой и взглянул ему в глаза, пытаясь найти понимание, — он слишком хороший и чувствительный, и очень боится, что, когда закончится наш договор — я просто уйду, помахав ему рукой. Поэтому обставил всё так, чтобы я как бы сам принял решение его покинуть и не выполнить условия. Так ему легче принять мой уход. А я не хочу. Я должен вернуться. Это по-честному. Поэтому и деньги нужны на обратный путь.
— До Парижа-то немного надо…
— Помолчи, Антуан… — Фина продолжала прикидывать варианты.
— Я сначала во Флоренцию, — продолжил Джованни. — Хочу семью свою повидать. Узнать, как они там живут. С Луциано встретиться. Поэтому, Фина, давай договоримся…
— Я с тобой! — воскликнул Антуан и с устрашающим видом сдвинул брови на переносице, обиженно скрестив руки на груди. Фина показала ему кулак:
— Дома сиди, мальчик сказал, ему нужно с семьей пообщаться, а не по кабакам в загул удариться. Пятьдесят на пятьдесят.
— Фина, милая моя, — Джованни притиснул ее к себе еще плотнее, — только не простудись, на улице прохладно. Я же не столуюсь у тебя и постель не занимаю, зачем ты так со мной? Не жадничай!
— Тридцать и не больше! Только потому, что моё женское сердце тебя любит. Втайне.
— Фина… — Джованни потёрся носом о ее шею, а потом провёл языком по изгибам уха. Еще сильнее вжал в свой горячий живот, слегка отрывая от земли, оставляя опираться на носки туфель. Нежно поцеловал в губы, метнул вожделеющий взгляд из-под ресниц, задерживая его на темных, уже почти черных зрачках мадам, в которых плескалось только золото потемневших граней монет, от которых хотелось откусить еще немного. — Я же лучший, лучше всех! Хочешь, мы займёмся с тобой любовью прямо сейчас, сердце моё? Вот только боюсь, что ты потом кефареда из дома выгонишь, а он мой друг. Восемнадцать.
— Двадцать, — упавшим голосом прошептала мадам, которая в глубине души тоже была не чужда мужской ласки. Где-то очень глубоко, но достижимо.
— Договорились. Ты навсегда останешься моей самой любимой женщиной! — он опять поцеловал ее, ослабляя руки и опуская на землю.
— А мне что перепадёт? — Антуан продолжал изображать обиженного жизнью любовника, которому вот-вот дадут отставку.
Джованни повернулся к нему и смерил удивлённым взглядом:
— Антуан, ну ты совсем обнаглел! Задница — моя, клиенты и кровать — Фины, ты здесь каким боком примазываешься? Вот соберусь с тобой в Компостеллу, тогда и за дорогу платить буду.
Фину еще потряхивало от его крепких объятий.
«Смотрины» Джованни решили проводить на постели. Причем Фина уверяла, что его тело будет хорошо смотреться на красном: «Красный — благородный цвет!».
— Будто у тебя есть еще варианты! — фыркнул Джованни, примеряясь к единственной огромной кровати в борделе Донатти с тяжелым златотканым балдахином, где принимали особо важных и денежных клиентов. — И забери свою цветастую подушку, — он подбросил подушку вверх, поймал, а потом перекинул в руки Фины, — она мне снится в страшных ночных кошмарах, будто ничего не изменилось…
— Узор как узор, — пожала плечами мадам, — сама вышивала. Ну-ка, ну-ка… покажись во всей красе… — она с нескрываемым восхищением оглядела его голый торс и зашла сзади, обняла, целуя между лопаток, — всё-таки ты мой самый любимый работник, жаль, что тебя не было последние десять лет.
— Если бы был, — Джованни захватил ее мягкие ладони и переместил их себе на грудь, поглаживая, — ты бы меня заездила так, что к своим тридцати я был бы никому не нужным стариком с широкой дыркой на месте ануса.
— Да, — согласилась Фина, — я отдала тебя тогда в хорошие руки. Правда, со спины ты выглядишь, будто все эти годы провел рабом на галерах у сарацин: шрамы видны. Но мышцы — совершенны, и волосы…
— А еще я — гибкий, можно в узел скручивать!
— Ну, это фиглярство! — недовольно потянула мадам. — Клиенты обычно больше двух поз не знают: сзади и спереди.
— А если сверху сесть? — не унимался Джованни, чувствуя, что в нем открываются какие-то новые грани, в которых он ориентируется как рыба в воде: «Я мог бы свой бордель открыть» — пришла внезапно мысль, которую захотелось обдумать в тишине и спокойствии:
— Давай обратно свою подушку, я на ней покажу.
Все действия с подушкой мадам очень понравились, они решили сделать это частью представления.
========== Глава 5. Диковинный зверь ==========
То, что казалось безрассудной бравадой, грозило перерасти в паническое бегство, еще не начавшись: девушки, работающие на Фину, с такой тщательностью мыли, скребли, умащивали и растягивали его тело, с таким усердием, что Джованни показалось, что его готовят к закланию. «Мне очень нужны деньги!» — крутилось в голове подобно богохульной молитве.
— Антуан, сжалься надо мной! — взмолился он, наблюдая, как кефаред, не менее возбужденный предстоящим действом, в очередной раз прикладывается к кувшину с вином.
— Нет! — он деланно нахмурил брови. — Фина строго приказала, чтобы соком виноградной лозы от тебя не пахло! Сейчас зима, не так-то просто найти богатых заезжих купцов для торгов. Не любят южане ездить к нам в холода. Приехал бы летом: у нас отбою от клиентов нет, шлюхи спать не успевают. А сейчас придется брать то, что есть. Да и времени у нас на оповещение мало.
Торги означали то, что первые три клиента, что дадут больше денег, будут обслуживаться в борделе Донатти, по часу и по очередности того, насколько большую сумму заплатят за право быть первым, вторым и третьим. Конечно, каждому из них Джованни достанется в лучшем виде после ванны и очищения, но преимущество иметь полную сил шлюху получал самый денежный.
Обнаженного Джованни усадили на кровать, верхом на ту самую цветастую подушку, на которой он демонстрировал свои таланты перед узким кругом лиц, красиво распределили волосы по плечам, заплетя в тонкие косы пряди на висках, закрепили их на макушке, чтобы не закрывали лицо. Сверху его целиком покрыли полупрозрачным куском ткани, который планировалось одним движением содрать, показав товар лицом, когда все соберутся. Под тканью было душно, а из-за нервной дрожи, что пробивалась сквозь волевые усилия и самоуговоры о деньгах, с трудом удавалось поддерживать член в эрегированном состоянии.
Наконец в комнате стало заметно светлее: Антуан зажег множество свечей, окружавших кровать. Комната наполнилась чужим дыханием и приглушенными голосами. Ткань медленно сползла вниз, оставляя Джованни в окружении яркого света, направленного на него. Специальные плотные зеркальные ширмы были расставлены таким образом, чтобы свет отражался, а гости, заполнившие комнату, оставались невидимыми. Он поднял голову, смотря перед собой, провел кончиками пальцев по бедрам, бокам, животу, груди, напрягая мышцы. Спрятал ладони за шею, приподнимая запястьями волосы, поднял локти вверх, повернул голову вбок. Потом задвигался тазом на подушке, поигрывая бедрами и мышцами живота, чем когда-то сразил наповал де Мезьера. Соскочил с подушки, легко и грациозно переворачиваясь на живот, поднялся на вытянутых руках, запрокинув голову назад, нашел точку опоры в коленях, показал переливы подтянутых мышц своего зада и как он может ими управлять, вызывая волны, колебания и дрожь, потом кинул вожделеющий взгляд, обернувшись назад, прямо в темноту. Спокойно опустился животом на подушку, пошире раздвигая ноги и ягодицы, предлагая себя опробовать. На этом представление заканчивалось, и все желающие могли начать делать свои ставки. Джованни лежал, краснея от стыда, и считал удары собственного сердца, частящего, ударяющего в виски.