Страница 12 из 77
— Знаешь, — де Мезьер внезапно решил начать разговор, — когда пять лет назад я получил письмо от Гийома, написанное тобой, о ваших приключениях в Тулузе, я сначала решил… что твой палач, который вас спас, но поглумился над трупами ваших врагов — жестокий и больной человек. Потом вспомнил то, что мне рассказывал этот мальчик об исчезновении двух разбойников в Совьяне, сложил это с тем, что Михаэлис из Кордобы спокойно может наказывать и пытать людей настолько изощрённо, что ему позавидовали бы и наши, парижские палачи. И понял, что для него эти деяния — нечто нормальное, обыденное, не причиняющее никаких моральных страданий… — Готье замолк, опять погружаясь в свои мысли, пожал плечами, — не понимаю, как ты с ним живёшь?
Джованни удивлённо воззрился на де Мезьера, пытаясь уловить, к чему тот клонит.
–… он же может спокойно убить человека или животное, разрубить его на куски, и при этом ни один мускул на лице его не дрогнет!
— И что? — с придыханием спросил ученик палача, продолжая сверлить советника короля непонимающим взглядом.
— Красиво? Притягательно? Разжигает страсть? — глаза де Мезьера изучающе сузились.
— Да, — честно, не задумываясь, ответил Джованни.
Готье чуть не подавился вином, закашлявшись. Ученик палача сорвался с места и принялся хлопать его по спине, начав виновато оправдываться:
— Ну правда, господин советник, как же может прийти лекарь к больному и пустить кровь, если рука его будет при этом дрожать? А если стрела застряла или щепка, да что я уж там — топор себе в ногу кто-то воткнул… я что, рассуждать буду, резать мне человека по живому или не резать? А роды принять, если младенец застрял? Прямо туда руки и запускаешь…
— Ты еще и этим занимаешься? — ошарашенно повернулся к нему де Мезьер, не веря словам, которые сейчас услышал.
— Да, — всхлипнул Джованни, да так жалобно, будто боялся, что теперь окончательно разонравился советнику короля. — Лекарь это делает. А я — хороший лекарь!
Готье усмехнулся, приводя свои чувства в порядок, зря затеяв этот длинный разговор, лучше бы сразу обо всём сказал:
— Ладно, сядь обратно. Я понял, что вы с Михаэлисом друг друга стоите. Но вот дружки его или враги — точно такие же беспредельщики. Ты прибыл как раз вовремя, я получил сегодня письма: одно из Тулузы, другое из Агда. И знаешь, я уже верю, что Господь тебя для чего-то хранит!
У Джованни всё захолодело изнутри, он непроизвольно сжал руки в кулаки:
— Что случилось?
— То, что из Агда, — спокойно продолжил де Мезьер, — написал известный тебе Арнальд, цирюльник, отец твоей тайной почитательницы. Да, не смотри на меня так! Он еще с момента моего первого появления в вашем городе вызвался обо всём рассказывать. А знаешь, сколько стоит вот так письмо отослать, если просто гонца нанять, а не ждать того, кто занимается почтой? Не меньше ста турских денье в день на всадника и фураж для лошади [2], вот и посчитай! Так вот, пишет он, что в Агде наступили тяжелые времена: сначала пропал Михаэлис из Кордобы, потом, с началом поста, его ученик Джованни Мональдески, но не успел тот уехать, как дней через пять в своем доме был убит Стефанус Виталис, которого перед смертью жестоко пытали. И этот Стефанус был… — на Джованни было страшно смотреть, он сидел неподвижно, будто замер, только раскрывал рот, как рыба, ловя им воздух. Потом всё-таки сделал вздох и задрожал всем телом, всхлипывая и утирая слёзы:
— Господи, за что? За что? — запричитал он, обратившись к Небесам.
— Так, — Готье привстал и насильно влил в его рот вино из кубка, — соберись, не время сейчас по усопшим страдать! Только что мне про бесчувственность у лекарей говорил. Или ты так по каждому умирающему стонешь? Успокоился?
Горячительное вино быстро заполнило внутренности теплом, заставляя сведенные горем мышцы тела расслабиться. Джованни схватил ладонь де Мезьера и сжал, взглядом ища поддержки в его лице, в его холодных глазах:
— Что это означает для меня?
Готье опять сел на свой стул, но не отдернул руку, а положил на стол, позволяя ученику палача продолжать за неё держаться:
— Многое. Сегодня утром мы говорили о том, что слишком мало людей знают о вашей с Михаэлисом глубокой привязанности друг к другу. Ты же своими неуёмными поисками навёл кого-то на правильные мысли, но исчез раньше, чем тебя посетили эти гости. Значит, Михаэлис жив, от него что-то хотят, думают получить это через тебя.
— А при чём здесь Стефанус? Его — за что?
— Чтобы ты поплакал и испугался, — Готье говорил об этом, как о вещах обыденных. — Не думаю, что Стефанус стал бы отпираться или что-то скрывать. У него же жена, дети… Он рассказал о вас с Михаэлисом всё, что мог знать…
— Но зачем пытать? — всхлипнул Джованни и прикусил губу.
— Ну, он же не знал, куда ты уехал! Ты никому не сказал. Единственное предположение было — Тулуза, раз там тоже решили тебя поискать.
— Тоже кого-то убили? — упавшим голосом спросил ученик палача. — Гумилиату?
— Ну уж нет! — усмехнулся Готье. — Эта маленькая шлюха любой член вывернет так, что никто ее и пальцем тронуть не посмеет! Письмо написала именно она, по старой дружбе. Новости две: во-первых, крутились вокруг доминиканского монастыря, брат Беренгарий был сильно избит, но выжил, а во-вторых, зашли и к Гумилиате. Но она сказала, что ты приходил как клиент, поскольку у нее особый мальчик на эти услуги имеется.
— Ничего себе мальчик, — хмыкнул Джованни и чуть повеселел, — за то, чтобы она про ваши правила рассказала, меня между собой и своим любовником разложила и трахала до полного удовлетворения!
— По крайней мере, мадам знает себе цену… Поэтому сразу и уведомила, и теперь у меня есть подробное описание тех, кто к ней приходил. Ты прав, нужно искать в прошлом Михаэлиса из Кордобы, а точнее — Мигеля Фернандеса Нуньеса из Кордобы, бывшего подданного королевства Кастилия, потому что приходили к ней рыцари, по говору — кастильцы, а по манерам — те, что всю жизнь сражались с маврами [3], то есть — грабили, убивали, насиловали. Таких там полно, только молиться не забывают по нескольку раз в день, а в остальном — у них нет сдерживающих их оков.
— Но Михаэлис, — Джованни нахмурил брови, — Ми…гель? У него родной язык — мавританский, он говорил, что родители христиане, но они жили среди мавров. Как он может быть с этими рыцарями?
— Я не знаю, какие он тебе там куртуазности пел про своё прошлое, но он из знатной семьи, а значит — рыцарь. Как он оказался палачом в Агде? Интересно! Но мы обсудим эти дела завтра.
Комментарий к Глава 7. Как игра в шахматы
[1] Господи, помоги мне. Господи, поспеши мне на помощь. Господи, мои уста открыты. И уста мои будут провозглашать тебе похвалу. Господи, мои уста открыты. И уста мои будут провозглашать тебе похвалу. Господи, мои уста открыты. И уста мои будут провозглашать тебе похвалу. Помилуй, нас, Господи! Христос помилуй! Помилуй, нас, Господи! Господи, сущий на небесах, да святится Имя Твое, да прибудет воля Твоя на земле и на небе. Хлеб наш насущный дай нам днесь, и прости нам долги наши, как и мы прощаем их должникам нашим. Не приведи нас во искушение, но избавь от лукавого. Аминь.
[2] в интернете можно встретить разные тексты о стоимости продуктов и услуг, но я опираюсь на документы. В отчёте Рено де Сен Бев, нормандского рыцаря, путешествующего из своего замка в Лион в составе 8 конных человек, средняя дневная трата на еду, постой и фураж равнялась 60 солидам парижским. Соответственно, на одного всадника приходилось в день 7,5 солидов парижских. Из расчета, что 1 парижский солид = 1,25 турских солидов = 15 турских денье, то один рыцарь тратил 112,5 турских денье в день, из которых треть уходила на еду.
[3] буду их все же называть «маврами», поскольку на латыни и на испанском «Moros»
========== Глава 8. Умеешь ли ты прощать? ==========
От автора: извините, но я влетаю в какое-то «порно», поскольку герои честно выполняют свой договор. И рука не поднимается написать: «а поутру они проснулись…», как будто ничего и не было.