Страница 50 из 57
На четвёртый день на лодку с бредившими от жажды людьми наткнулся корабль арнаутского купца. И, пока спасённые жители Мгандо-у-Лу восстанавливали силы, успокоенные сладкими обещаниями, переданными через переводчика, вернуть их на родину, торговец направил свой корабль в сторону одного из невольничьих рынков и сразу же продал свой товар, просто перегрузив на соседний корабль недалеко от берега. Яснила и самую красивую девочку оставил себе, намереваясь отвезти в Арнауту и продать дороже.
Пленники не сопротивлялись: девочка вообще не поняла, что произошло, а Яснил, испытав горечь предательства, утратил способность говорить с духами.
— Открой глаза! Ну, же! Открой! — голос настойчиво требовал, пробиваясь сквозь вязкое горячее марево, в котором слились явь и сон. Душа Танцующего с духами спала, не отзываясь на лишения, которым подвергалось тело. Не очнулась она и тогда, когда после долгих странствий по морю, рулевой прокричал, что видит свет Арнауты, а капитан на радостях угостил всех своих людей меккалем.
Яснил послушался, открыл глаза и был тут же куплен у работорговца каким-то богатым арнаутцем, сидящим в носилках. Новый хозяин оказался из знатной семьи Арнауты. Из всего языка, на котором говорили местные жители, юный раб знал только «на колени», «задница» и «сосать». И ещё слово «раб», поскольку только так к нему обращались, не спрашивая об имени.
Новый хозяин показался странным: не бил, не злился, когда Яснил его не понимал, дал красивую одежду, позвал лекаря, поселил в отдельной комнате своего дома, приглашал за стол. Танцующий с духами не понимал, что происходит, и почему Танкред Офра, как все остальные рабы к нему уважительно обращались, ведет себя именно таким образом. На следующее утро Яснила уже ожидал учитель языка и грамоты, а спустя месяц напряженных трудов, слова «ты — моё вдохновение» стали понятными.
Танкред Офра оказался одним из величайших государственных деятелей, работал над составлением кодекса законов Арнауты, рассуждал об общественном благосостоянии и справедливом управлении, был поэтом и естествоиспытателем, состоял в переписке с другими такими же, как он учёными мужами, но в других землях. Но… находился в оппозиции к божественному почитанию Бейсила Арнаутского, считая правителя отменным лжецом, а его советников безмозглыми ослами.
В доме Танкреда часто были гости, которые пили вино или травяной напиток, спорили, делились суждениями, читали стихи и опять спорили о красоте слов. Яснил, скрываясь за тяжелыми занавесями и никогда не выходя к ним, считал себя необученным птенцом, вступившим в мир, где окружающие могучие птицы умели летать и были подобны духам стихий.
Время шло и одних учителей сменяли другие: Яснил уже бегло читал, понимая сложные тексты, играл на лютне, упражнял своё тело танцами иного свойства, что дают власть над каждой мышцей тела, заставляя ее сокращаться в такт музыки. И всё чаще ловил на себе пристальный и призывный взгляд своего хозяина, не зная, как ответить на него взаимностью.
Однажды в дом пришел незнакомый мужчина, обряженный в цветные одежды, со множеством колец на пальцах, гладкой кожей на щеках и практически безволосым телом. Поначалу его откровенные вопросы заставили щеки Яснила вспыхнуть и заалеть от стыда, но новый учитель объяснил, что искусство любви приносит удовольствие, а то, что юноша испытал в прошлом называется насилием и не идёт ни в какое сравнение с теми ощущениями, что получают люди при истинном соитии.
— И если ты хочешь выразить кому-то свою благодарность, — сладкие слова незнакомца падали медовыми каплями на благодатную почву, — то этому нужно сначала обучиться. А пока ты едва способен поставить закорючку в первой букве, но не написать любовный трактат.
Любовь оказалась еще сложнее, чем чистописание или вычисления, ведь накрепко запертые чувства, податливость тела и способность ощущать не так легко было вернуть вновь. Яснил уже испытывал желание быть ближе к своему хозяину не только в словах, но и в прикосновениях и ласках, поэтому через некоторое время позволил своему учителю завести умелые пальцы внутрь себя и выгнулся дугой от пронзающего всё тело удовольствия. Затем учителя сменил сам хозяин, терпеливо и нежно обучил всему, подлаживая под себя и собственные предпочтения.
С Танкредом было интересно не только в постели, но и в обыденной жизни. Иногда он заставлял прочесть трактат и вызывал на спор о понимании жизни и обустройстве идеального государства, спрашивал, какими качествами должен обладать правитель, рассказывал о законах и делопроизводстве. Они часами просиживали за круглым вращающимся столом, инкрустированным перламутровыми раковинами, и играли в сложную го-о-ро разноцветными плоскими камушками.
Хозяин не был женат и рабыни в его доме только вели хозяйство. Он никогда не говорил о прошлых любовниках. Теперь Яснил встречал Танкреда, развлекал, следил за ведением дома, вместо жены — в столице или в поместье, что лежало в трёх днях пути. Офра был намного его старше, почти на тридцать лет, и с годами становился рассеянней, требовал большей заботы, хотя и не утратил пылкость взора и остроты пера, продолжал вступать в жаркие диспуты с другими учёными мужами.
Яснил был заперт в доме, ни с кем не общался, кроме прислуги. Хозяин редко разрешал выезжать в город, обряжал как женщину, скрывая лицо за тканями и занавесями носилок, усиливал охрану, но оказался щедр на подарки. Только близкий круг друзей знал и видел того, кто руководит всей жизнью Танкреда Офра.
Способность общаться с духами, о которой Танцующий с духами за проведённые в Арнауте годы начал подзабывать, вернулась вновь, не давая скучать в одиночестве. В первый раз это случилось ночью в постели, как раз, когда Яснил, взобрался на бёдра своего хозяина и в веселии от выпитого вина решил станцевать на нём. Внезапно обнаружил, что сжимает коленями синего быка, в рогах которого запутались яркие звёзды. От неожиданности чуть не соскочил, если бы его не удержали руки Танкреда. Успокоился и, словно паук, коснулся мерцающей нити души, сплетая ее со своей в тонкое кружево.
С той поры окружающий мир заблистал своими красками, и Яснилу уже не казался тесным дом или сад с высокой стеной. Духи стихий тоже жили в Арнауте. И о переменах в жизни сообщили заранее, но как можно было прочитать в сумраке ночи эти огненные знаки?
Танцующий с духами забыл их значение за тринадцать лет, проведённых в странствиях. Увидел из окна Танкреда, махнувшего ему на прощание рукой: на синем челе быка расцветал огненно-красный цветок, и слова застряли в горле Яснила, удушающей верёвкой, накинутой на шею. Через час, лежащее в носилках тело хозяина, принесли в дом. Свидетели говорили, что от жары ему стало плохо: Танкред вышел из таверны, намереваясь вернуться домой, но внезапно осел на землю посреди улицы, выронив из рук книги.
Никто не видел танец Яснила той ночью, когда он проводил душу синего быка в последний путь. Утром его, лежащего рядом с телом на полу, разбудила рабыня, сообщив, что приехал брат Танкреда с женой и уже по-хозяйски распоряжается имуществом, хотя тело еще не сожжено и прах не погребён.
На похоронную процессию Яснила не допустили, он провёл день с остальными рабами, которым приказали собраться вместе, носа не высовывать и готовиться к тому, что уже завтра они все окажутся на невольничьем рынке. Рабы сидели и тихо плакали, скорбя о добром хозяине. Яснилу было всё равно: он закаменел, затворив ворота своей души, а духи молчали.
На следующий день в воротах появился нотарий с завещанием Танкреда Офра. Усопший хозяин дал вольную Яснилу и назвал его своим наследником, прекрасно понимая, что этим шагом бросает вызов всему арнаутскому обществу. Поэтому в следующих строках предупреждал, что если его воля будет оспорена, то Яснил может быть передан новому хозяину только со всем культурным наследием Танкреда: богатой библиотекой, трактатами, сборниками стихов и личными вещами. Жена брата Офра голосила громче всех, кидаясь на землю и проклиная «этого хищного волка, развратную подстилку и предателя Арнауты».