Страница 39 из 57
Ингвара с лже-Альваро усадили рядом, напротив дивана для Бейсила и его ближайших советников. Этарам сказали встать позади, за ажурной спинкой, плавной волной расходящейся от центра к концам, украшенным подлокотниками.
========== Глава 26. Огненный танец ==========
Когда Бейсил вошел в зал и расположился на своём месте, зал огласился приветственными возгласами. Арнаутцы все как один опустились на пол, низко склонившись коснулись лбами напольных плит, отдавая дань божественному статусу своего правителя. Затем заиграла музыка, сразу из двух углов, где рядом с боковыми дверями, ведущими в зал, на коврах расселись музыканты с маленькими барабанами, лютнями и флейтами. Слуги, в основном молодые юноши в тонких туниках, принялись сновать между присутствующими раздавая кубки с вином.
После того, как Бейсил взял на себя труд лично приветствовать дорогих гостей и разразился пространной речью о длительных отношениях между Арнаутой и Байонной, припомнил отца Альваро, старого герцога, с которым состоял в переписке за время всего своего царствования, как и с Аринальдо, его соправителем и младшим мужем. Затем посетовал, что отношения прервались на долгое время, пока старшим мужем был Рикан де Альма, а с Альваро де Энсина, переписка как-то не складывалась.
Но больше хвалебных слов досталось Ингвару: тут Бейсил припомнил всё — как первый раз увидел долговязого черноволосого юношу за плечом принца Лаокоонии, запинающегося от волнения при произнесении приветственной речи, краснеющего от испуга, что невольно может нарушить принятый этикет. По словам Бейсила, годы, проведённые Эдвином в Арнауте, прошли в тесном общении с правителем и его детьми, в личном обучении и нежнейшей заботе друг о друге, подобно любви отца и сына.
— И вот, — сказал Бейсил, заканчивая речь, — эти юноши добились своего — оба стали королями. И я искренне рад, что Ингвар не забыл за суетой дней своего названного отца и не побоялся пересечь бурное море, чтобы упасть в тёплые и раскрытые навстречу объятия Арнауты.
После окончания торжественной части, гости уже вкусившие медовое хмельное вино, расслабились, требуя наполнять кубки до краёв, и зал наполнился гулом голосов, будто все присутствующие получили негласное разрешение начать обсуждать меж собой дела и сплетни. Бейсил, в свойственной ему манере прикрывать рот сжатой в кулак рукой, чтобы невозможно было прочесть слова по губам, поговоривший о чём-то с подсевшим управляющим дворцом, сделал жест рукой и из открывшихся дверей в зал, точно разноцветные бабочки, выпорхнули танцовщицы.
Плавно изгибаясь и потряхивая бедрами в достаточно откровенном танце, девушки приковали к себе взгляды присутствующих. Ингвар, будто решив оглядеть зал, бросил взгляд через правое плечо, за которым стоял этар Арио. Тот явно скучал, делал непроницаемое лицо, но подмигнул и указал взглядом на прекрасных танцовщиц — мол, развлекайся, старший муж, всё это для тебя.
Ингвар, действительно отвлёкся, поскольку одних девушек сменяли другие, музыка становилась громче и ритмичнее. Гости переставали считать выпитые кубки с вином. Бейсил теперь о чём-то рассуждал, обратившись к своему первому советнику. Масла в разгорающийся огонь подлили две светлокожие девушки, одинаковые с лица, которые изгибаясь и расставляя ноги оттрахали друг друга толстым желтым плодом, напоминающим по форме мужской детородный орган. До байоннцев донеслось сделанное громко одним из гостей предложение купить эту парочку. Стоявший у противоположных дверей, куда уходили танцовщицы, заканчивая танец, управляющий женским гаремом только кивнул гостю и опять вернулся к своему разговору с Гареттом. Ингвар знал, что эти празднества — еще и своеобразная площадка для торговли дворцовыми рабами, поэтому ничуть не удивился подсмотренной сценке.
Затем перед гостями предстали двое полуобнаженных юношей — светловолосый с толстой перетянутой лентой косой и бледной кожей, будто не знавшей солнечного цвета, и другой — темноволосый, с разбросанными по плечам прядями густых волос и оливковой кожей. Они изобразили нечто вроде страсти, происходившей меж ними: любовные муки при расставании и счастливое соединение, закончившееся тесным сплетением тел в объятиях и поцелуях. И если бы у кого-то из них еще при этом наблюдалось хоть малейшее возбуждение, то танец можно было закончить соитием, а не попытками имитации поступательных движений.
Но истинная драгоценность явила себя позднее. Музыка смолкла и на середине зала застыл, обхватив себя за плечи, юноша с опущенной вниз головой. Его кожа была темной, коричневой под цвет спелого ореха, узкое лицо с высокими скулами, разрисовано узорами чёрной и золотой краски, вьющимися по щекам. Цвет глаз невозможно было разобрать под тенью длинных ресниц.
На висках и симметрично с обеих сторон головы волосы были выбриты, а посередине уложены в длинную косу, свёрнутую пучком на затылке, сплетенную из косичек поменьше — тёмных и светлых, почти выбеленных. В это нагромождение были также вплетены длинные косички разных оттенков, свисающие почти до пояса. В мочках ушей блестели серьги, словно капельки хрустальной воды.
Золотые браслеты украшали предплечья. В них были вставлены тонкие платки огненно-красного цвета, как и в кольца на руках и браслеты на щиколотках. Торс был обнажен, цепочка с крупными звеньями подчеркивала тонкую талию и соединялась с кольцом в пупке, украшенном большим красным камнем.
На бёдрах, обнажая взгляду ложбинку между ягодиц, висела юбка из полупрозрачной ткани красного цвета, струящаяся несколькими слоями до самого пола. Поверх неё был низкий пояс с нашитыми монетами, позвякивающими при малейшем движении.
Танцовщик стоял неподвижно, а разговоры в зале смолкли и внимание всех обратилось в центр зала. Установившейся тишине, будто глухим эхом послышался стук барабана, подобно каплям дождя, стучащим по певучему тонкому листу железа. К нему присоединился глухой отзвук тех же капель, но по дереву. Юноша взмахнул руками в воздухе, превращаясь телом в бегущую волну, а потом стал языками пламени, разгорающимися и затухающими, мерцающими и изгибающимися на ветру. По его бедрам в такт музыке проходила дрожь, или выписываемые ими изгибы поднимались вверх по животу, переходили через грудь в руки и движения ладоней вращали тело в танце. Танцовщик с лёгкостью усаживался на пол, расставляя ноги в стороны, растекаясь по серым плитам ярким пятном, а потом без помощи рук вставал, являя совершенную гибкость своего тела.
Внезапно Ингвар почувствовал жар за своим правым плечом. Тонкие прутья треснули под ухом, и герцог Байонны удивлённо повернул голову, обозрев сжатые до побеления в костяшках пальцы младшего мужа на спинке дивана. Альваро неотрывно смотрел на танец, и не замечал ничего, распространяя вокруг себя горячую волну желания, направленную сейчас в центр зала. Ингвар поглядел на других гостей, казалось от восхищения они уже закапали слюной весь пол.
«И Альваро туда же!» — недовольно пронеслось в голове Ингвара. И тут танцовщик, обернувшись к ним лицом, будто почувствовав происходящее напряжение, взмахнул ресницами и с интересом посмотрел вдаль поверх головы старшего мужа, не прерывая движений бедрами вперёд. Глаза у юноши были серо-голубые и яркие на фоне темной кожи. В них будто отражалось пламя светильников. Взмах ресниц и ворота сердца исчезли, но этот взгляд пробежал волнующей волной вдоль позвоночника герцога Байонны и разлился теплом внизу живота. Ингвар невольно сглотнул, прекрасно понимая, что сейчас творится с Альваро, падким на всё красивое, сильное, мускулистое, страстное и имеющее член.
Музыка смолкла, танцовщик опустился на пол, завершая действие застывшей фигурой. Повернул голову в сторону места правителя, но Бейсила там не оказалось — он, видимо, пошел отлить за несколько тактов до окончания танца. Ингвар заметил, как закаменели плечи наложника и только яростное шипение Гаррета с обещанием всевозможных кар вывело его из оцепенения, и юноша поспешил скрыться, давая место следующей группе девушек.