Страница 15 из 57
Ингвар крайне невежливо посоветовал королю нанести визит его давно почившей матери и прочим предкам до седьмого колена.
— А ты, что скажешь, мой советник? — Ингвар мстительно решил приплести к своим неудачам и равнодушного этара, который не остановил его тогда, а спокойно записал злые слова как приказ и увёз во дворец, не промолвив ни слова. — Почему о ранении моего младшего мужа я узнаю только сейчас?
— Я говорил, но вы, наверно, меня не услышали. Даже ваш гость знает… — этар кивнул в сторону Эдвина, теперь мрачно переваривающего пожелание герцога Байонны припомнить родословную.
— Езжай давай, выручай свою красавицу из заточения! Иначе ты сейчас здесь всё разнесёшь, — с кривой усмешкой ответил Эдвин, призывая к действию.
В их прошлой жизни было только два случая, когда они серьёзно ссорились из-за баб. Не из-за внимания королевских дочек или принцесс местного пошиба, а именно — опытных прелестниц, не растерявших невинность во взоре, но изучивших каждую трещину в потолках портовых борделей. Ингвар их привлекал не только телосложением, но и щедростью сердца на ласковые слова и объятия. Каждая из них мечтала когда-нибудь вырваться из душного плена круговерти клиентов и осесть в достатке с любящим мужем. А Ингвар, действительно, влюблялся и строил планы. Эдвин вел себя с подружками Ингвара честно и никогда не пытался соблазнить, но вся любовь к Ингвару заканчивалась, когда они узнавали, что в Эдвине течёт королевская кровь.
Объектом поклонения и чарующих улыбок становился Эдвин, а Ингвару давался от ворот поворот без возможности вновь завоевать сердце красавицы, каких дорогих подарков он бы не присылал. Это обстоятельство злило, давало повод напиться до зелёных чертей и полезть в драку, доказывая всем, что мужской силой он не обделён, и, если что — сумеет постоять за свою честь. Страдали при этом другие клиенты вероломных красавиц, которых Ингвар колотил без разбора.
На Ингвара ходили жаловаться Эдвину, тот вёл задушевные беседы, выгораживая друга, но, наученный опытом, прекрасно понимал, что пока Ингвар не выдохнется и не расплескает свою боль, он не остановится.
«И что я Альваро скажу? Прости, дорогой муж, не сдержался. Был зол. Пьян. Напуган. Больше не повторится. Не этими ли словами, давно набившими оскомину, пользовался Рикан де Альма, пытаясь оправдать насилие?».
Дорога до дворца заняла больше времени, чем ожидалось. Солнце уже село за горизонт, сумерки сгущались, и дорогу приходилось подсвечивать лампой, закреплённой на длинном шесте, чтобы не сбиться с пути, и не угодить в кусты или овраги. Ворота сразу же открыли, впуская Ингвара и его этара во внутренний двор. Старший муж только раздавал короткие приказы: привести кузнеца, чтобы снять цепи, позвать лекаря, подготовить купальню и спальню. Где во дворце расположена темница и что она из себя представляет, Ингвару было прекрасно известно, а ключ от кованной железом двери всегда находился на поясе управляющего.
Ручные кандалы крепились к стене, так, что пленник, сидящий на полу, не мог опустить руки вниз, тем более — лечь, или отойти от стены дальше, чем позволяла короткая цепь. Обрекая младшего мужа на подобное наказание, Ингвар предполагал, что сможет вернуться во дворец достаточно скоро, но ему помешала лихорадка, затуманившая сознание после воспалившейся раны, а потом он слишком убеждённо уверовал в то, что нападение на охоте было подготовлено младшим мужем.
Граф де Энсина сидел на полу, привалившись спиной к стене, на толстой прослойке соломы. Рядом с ним, обнимая и согревая спал этар, прижавшись к его плечу. Глаза Альваро были закрыты, он никак не отреагировал на шум за дверью, на скрежет ключа в замке, на яркий свет лампад, заливший тесное пространство дворцовой тюрьмы. Только на активное тормошение Ингвара прошептал «Наконец-то!», протянул освобожденные руки обнимая за шею. Тело младшего мужа казалось едва теплым и почти невесомым. Ингвар на своих руках донёс Альваро до купальни.
Пока слуги раздевали и мыли младшего мужа, неподвижно распростёртого на каменной скамье, Ингвар стоял рядом, не вмешиваясь, и только с надеждой пытался поймать хоть какой-то отклик на отрешенном лице Альваро. Когда же раной на боку занялся лекарь, встал на колени рядом, подложил своё предплечье под голову графа, вкладывая нежность поцеловал в лоб. Волосы Альваро теперь пахли душистым мылом с нотами жасмина. Ингвар прижался губами к виску и ощутил солоноватый вкус скатившейся капли, потом еще и ещё… Почувствовал на своей щеке трепетное дрожание ресниц, Альваро распахнул глаза, а потом вновь смежил веки. Ингвар языком собрал горячую влагу слёз, его ладонь заскользила по часто вздымающейся теперь груди, лаская и успокаивая рваные вздохи:
— Теперь всё будет хорошо, обещаю… Я с тобой. Клянусь именем Коатля!
Альваро замер на миг, постигая разгоряченным сознанием его слова, и задохнулся в горечи своих рыданий. Лицо его исказилось, брови сомкнулись, явив глубокие складки на лбу, искусанные губы дрожали и шевелились, ловя воздух.
— Пожалуйста, милорд, не двигайтесь! — умоляюще воскликнул лекарь.
«Ну всё! Прощение потом просить буду!» — решил Ингвар и накрыл рот Альваро жадным и горячим поцелуем. С женщинами это срабатывало всегда, и даже один раз с Эдвином, когда он получил весть от своего отца-короля, что придётся остаться в заложниках в Арнауте еще лет на пять. Эдвин тогда очень удивился, на поцелуй ответил, а когда окончательно успокоился, решил, что в жизни нужно искать радость и предложил закрепить полученный опыт в ближайшем борделе, сняв одну шлюху на двоих.
Альваро сначала попытался оттолкнуть, потом укусить, ударил несколько раз ослабевшим кулаком по спине, потом смирился и расслабился, стал отвечать. Ингвар намеренно его возбуждал, оглаживая по груди, потирая пальцами чувствительные соски, прогоняя по телу кровь, постепенно спуская руку вниз по животу. Охваченные священной радостью слуги начали быстро покидать купальню, шепча благодарственные молитвы богам за то, что между их правителями установился мир. В купальне остались только этары и лекарь, но Ингвару было наплевать. Младший муж плавился в его руках, охваченный наслаждением, что стараниями ладони старшего мужа, укрепляло его священный меч Коатля, направленный вверх.
Ингвар прервал поцелуи и сдвинулся, выполняя теперь обязанности жреца, и с улыбкой поглядывал на Альваро, который выгибался телом ему навстречу, полностью потерявшись в своих чувствах. Глаза младшего мужа были широко распахнуты, затуманенный взор бродил по сводам зала, губы шептали что-то неразборчивое на коэйне, и потрясенный этим зрелищем Ингвар впервые начал понимать суть безропотной жертвенности младшего мужа: тот был сейчас не здесь. Альваро странствовал где-то далеко в чертогах богов и собирал там дары благоденствия для своего народа, а по возвращению, совершенно искренне и с пламенной верой в сердце, воплощал в жизнь полученные магические силы.
Пустым и безжизненным, грубым и бесплодным, уже казалось Ингвару само соитие, когда он брал младшего мужа здесь же в купальне или еще раньше, приносившее удовольствие лишь ему одному, на краткое время, только ради того, чтобы тяжесть в собственных яйцах можно было куда-то выплеснуть.
Ингвар тоже был возбуждён не меньше, но сейчас следил непрерывно за тем как его младший муж мечется, стонет, поджимает пальцы, напрягает мышцы тела, купаясь в волнах удовольствия, побуждаемый его поцелуями и движениями рук, и чувствовал свою силу — управлять этим безвременным потоком. Альваро удивлённо приоткрыл глаза, когда старший муж не дал ему кончить в первый раз, пережав основание члена:
— Дай! — вырвалось требование на коэйне.
Ингвар только головой покачал. И мучил бы еще долго, если бы не услышал лихорадочный шепот и не разобрал на том же коэйне: «милый, дорогой, любимый, ну, пожалуйста…!». Альваро толкнулся ему в руку и излился.
Младший муж был весь мокрый от пота, еле переводил дыхание, иногда вздрагивал, смотрел на Ингвара счастливыми глазами и тянулся губами за поцелуем. Он был таким милым и ласковым по завершению своего общения с богами, что Ингвар невольно поймал себя на мысли, что готов сейчас поменять наливные груди всех красавиц на по-детски радостную улыбку младшего мужа, только бы длилась она вечность.