Страница 6 из 10
– Добрый день. А Фрося…
– Моя кошка. Извините, что так получилось. Понимаете, я в институте учусь, и сейчас летняя практика, вот и уехал поэтому. А Фросю отдать некому. Но она у меня самостоятельная! Оставляю ей еду и воду в мисках – ешь, пей сколько хочешь.
– И на целый месяц её оставляете?
– Да нет, видите, приехал. Ещё соседка раз в два дня заглядывает. Я звоню, узнаю. Спасибо. Ещё раз извините.
– Ничего, мы с Кисой, вернее, с Фросей, нашли общий язык.
Время летело быстро, и за три дня до приезда позвонила Рита.
– Леночка, наконец-то дозвонилась! Что-то случилось со связью. Мне позвонил Антон и всё рассказал. Извини,
дорогая, что не предупредила о Фросе, очень торопилась.
– А мы подружились. Фрося такая понятливая мурлыка!
– Ты обрадовала меня! А я всё никак не могу выбрать тебе сувенир. Одеждой ты не интересуешься. Из еды что-то? Какой-то деликатес? Здесь в магазинчиках для туристов продают красивые статуэтки – разные гномы, балерины, солдатики, собачки, кошечки. Вот что! Куплю тебе статуэтку кошки. Привезти?
– Привези. Рыжую, с зелёными глазами.
По комнате тёплым розовым светом разливалось закатное солнце.
Елена Павловна сидела в кресле и гладила по мягкой шёрстке Кису, та урчала от удовольствия. По телевизору передвигались странные персонажи, ставшие без звука бессмысленными. Незаметно наплывали сумерки, на ночном небе зажигались звёзды,
и отсчитывали секунды старинные часы.
Акварель
У меня с мамой был уговор – она должна звонить мне каждый день утром и вечером.
Эта её небольшая, но важная для меня обязанность появилась давно, потому что маме было семьдесят девять лет.
Я жила сравнительно недалеко от неё – полчаса на трамвае, а от двери до двери около часа. Сколько раз предлагала ей съехаться – обменять наши две однокомнатные квартиры на хорошую двухкомнатную, тем более что восемь лет назад умер папа, и мама, овдовев, жила одна также, как и я после развода. Но пока на все мои доводы о том, что вместе лучше, ответ у неё был один: «Не хочу никому мешать».
Как-то утром мама не позвонила. Я набирала её номер несколько раз, а в ответ – длинные гудки. Позвонила Зое, соседке, которая жила рядом, и тоже длинные гудки.
Что случилось?
Когда выбежала из дома, решила не ждать трамвая, а взять такси. Через пятнадцать минут я стояла у маминой квартиры. Она открыла дверь.
– Танюша?! Не ждала тебя сегодня. Ты такая взъерошенная. Что случилось?
– Мама, ну как же так?! Мы ведь…
– Да, да, мы с тобой договорились, но… – она стала поправлять волосы, и тут я заметила, что её руки перепачканы краской. Заметив мой взгляд, она произнесла: – Пойдём!
Войдя в комнату, я увидела, что стоявший посреди комнаты стол был раздвинут, и на нём, раскинувшись на просторе, лежали вырванные из альбома для рисования листы с разноцветными мазками, видимо, пробами цвета. Тут же стоял стакан с водой и кисточкой, раскрытая коробка с акварельными красками и рядом мобильный телефон.
– Ну вот, теперь понятно, почему невозможно было дозвониться – заряд кончился, – я передала телефон маме.
– А Зоя? Ты могла позвонить Зое.
– Не получилось. Может, она тоже увлеклась рисованием?
– Да что ты! – рассмеялась мама, а потом серьёзно посмотрела на меня. – Понимаешь, вчера разбиралась в книжном шкафу и обнаружила новый альбом для рисования, кисточки и краски. Наверное, для внуков когда-то покупала и забыла. А утром встала рано и вот… – она вдруг оживилась. – Оказывается, рисовать так интересно! Посмотри!
Лист бумаги на первой картине на одну треть был неравномерно покрыт зелёной краской, на две трети голубой с белым, и чуть сбоку от центра росло дерево, напоминающее берёзу. Получилось небо, поле и одинокое дерево.
– Может, солнышко добавить? – спросила я.
– Ты думаешь? Я посмотрю, – задумчиво ответила мама.
Потом мы пошли на кухню. Она быстренько напекла блинов, открыла банку сгущёнки, и мы, не торопясь, пили чай. Провожая меня, мама, смущаясь, попросила:
– Купи мне, дочка, новой краски, я эту еле размочила, так она засохла.
Трамвай был пустой и ехал, как мне казалось, очень медленно. За окном мелькали знакомые улицы, дома, шли прохожие. Я думала о маме. Моя мама старела, и многое из того, что легко и непринуждённо она делала когда-то, сейчас становилось трудным или невозможным. Иногда она становилась капризной или обидчивой, или вдруг начинала что-то неожиданное, как, например, сегодня – рисование.
Вспомнила, как в детстве, когда мама приходила с работы, я бежала к ней и заглядывала в сумку: «Что ты принесла?» А теперь она, открывая дверь, задавала мне тот же вопрос: «Что вкусненького ты принесла?»
Мама потихоньку превращалась в ребёнка, мы как будто поменялись местами, и теперь пришла моя очередь ухаживать за ней, уступать и окружать любовью.
В ближайшие дни в художественном салоне, посоветовавшись с продавцом, я купила акварельные краски, кисточки и бумагу и, когда отдавала всё это маме, на её лице просияла, как радуга, такая радость, такая… как у девочки, которой подарили долгожданную куклу. Чуть позже я догадалась купить учебник по рисованию акварельными красками для начинающих. И снова радость озарила лицо мамы.
Прошло полгода. Мама с увлечением продолжала рисовать. К моему удивлению, её картины были хороши. Так считала не только я и вся наша семья, но и многие знакомые. Но дело не в этом. Чудо было в том, что мама изменилась – она стала энергичнее, живее, бодрее, её не покидало хорошее настроение, она смеялась, спорила, мечтала, рассказывала о своих планах. К этому времени мама, самостоятельно изучив учебник по рисованию, овладела разными техниками акварельной живописи. Её знания и умения были, конечно, несовершенны, но то, чему она научилась и что поняла, радовало её безмерно, а вместе с ней радовались и мы. И если первые её картины были похожи на рисунки пятилетнего ребёнка, то последние казались заманчивыми и привлекательными. Мама научилась особой технике абстрактной акварели, когда быстро рисуют по мокрому полотну – бумаге или ткани. Мама рисовала по влажной бумаге. В каждый момент этого увлекательного рисования требовалась точность и продуманность действий, потому что полотно быстро высыхало, отчего линии и мазки делались излишне чёткими. При правильной технике рисунок получался воздушный, лёгкий и слегка размытый, словно облачный, туманный, но именно в этой неопределённости, дымке была нежность, недосказанность, сказка.
– Танюша, посмотри, какой закат на реке у меня получился! – радовалась мама, показывая новый рисунок. – Летний вечер, над водой стелется туман, окутывая травы на берегу. Для оживления не хватает стайки птиц. Как ты считаешь?
– Я в восторге, – улыбалась я, глядя на счастливую маму.
– Дочка, а почему бы и тебе не попробовать рисовать? – как-то спросила она.
Я знала, что когда-нибудь она задаст этот вопрос, поэтому ответила, не задумываясь.
– Пока я не готова. Я работаю, и у меня просто нет времени.
Однажды мама не позвонила. Вначале я подумала, что может быть она, как полгода назад, увлеклась рисованием, но смутная тревога не покидала меня, и я позвонила Зое. Её телефон был занят, а через минуту позвонила она сама.
– Таня, приезжай, маме плохо. Что-то с сердцем. Я вызвала скорую.
Я успела. Маму, бледную, осунувшуюся, с посиневшими губами, на носилках вынесли из дома, положили на каталку в скорой, я села рядом. Инфаркт миокарда. Десять дней реанимации, долечивание в общей палате.
Через положенное время мама была дома, я ушла с работы и переехала к ней. Она как будто поправилась – понемногу что-то делала по дому, выходила на улицу посидеть на лавочке и поговорить с соседями, а через неделю после больницы взяла в руки кисть, но рисовала теперь недолго и не каждый день.